10 сентября 2010 года (пятница)
Нахожусь в больнице, начал курс лечения, глотаю таблетки. Что за таблетки, и кто выписал мне их, я не знаю, все заочно. Но в камере есть врач, вот он и объяснил, что одна таблетка от кислотности, втораяот камней и легкий антибиотик.
В камере со мной еще находится зам. префекта одного из районов Москвы, взяли на взятке. Причем только на одних показаниях его подчиненного, с которым заключили соглашение. Ст. 401 УПК опера и следователи полностью используют так, как им надо. Идут на соглашения с пойманными преступниками и вынуждают их давать показания на кого они хотят, чтобы дело весомей выглядело, хорошие показатели будут. Разве для этого закон принимали?
Второй в камереврач: забрал долг у знакомой под видом грабителя, т. к. она долг длительное время не отдавала. Влепили ему разбой, хотя, по делу получается чистое самоуправство. Но документов я не видел, так что не знаю, кто прав, а кто виноват.
Ну, а третий уже осужден. Молчит, видно за дело, раз не жалуется. Получил 7 лет и готовится на этап.
Вот такие дела.
13 сентября 2010 года (понедельник)
Из «хаты» двое уехали. Борис поехал на «зону», он 7 лет получил за вымогательство. Был участковым инспектором, капитан милиции. Олег, врач, уехал к себе в «шестерку». У него изолятор образцовый: недавно отремонтировали, есть телевизор, холодильник. Обед подают, как в кафе, приносят каждому на подносе, упакованным, слабо верится, но надо дать человеку возможность соврать, иначе совсем скучно будет. Остались мы вдвоем с зам. префекта, но он тоже собирается, уже месяц здесь.
Адвокат не приходит, ленится. Непонятно, зачем он мне здесь вообще нужен, чтобы деньги только брать? Что делается на «воле», я не знаю. Надо все-таки попросить поменять и взять молодого, чтобы регулярно ходил.
14 сентября 2010 года (вторник)
Адвокат появился, не запылился. Пришел совершенно пустой, ничего не сделал, взял справку, что он участвовать в суде не может, а у меня попросил расписку, что я к нему претензий не имею. Совести совсем у мужика нет. Посмотрел я на него, написал расписку, пусть катится, если работать человек не хочет, толку не будет. Надо с ним решать. Завтра суд на продление, но результат и так уже ясен, один формализм.
16 сентября 2010 года (четверг)
Подъем. Зарядка. Завтрак. В больнице питание значительно лучше, может повар другой? Но готовят явно лучше, и появилась картошка, настоящая, которую есть можно. Кроме того, здесь дают масло и молоко, а через деньяйцо. Считай, что в санатории на месяц, только следственный, особый. Так что с питанием стало нормально. А вот с лечением этого не скажешь. Врач один раз осмотрел, выписал таблетки, и все лечение. Никаких обходов врачей в больнице нет. Если тебе нужен врач, пиши заявление, может, я подчеркиваю, может он и примет. Но в суд они представили интересную справку: «находится в больнице и на здоровье не жалуется». Специально для журнала «Крокодил» (был такой сатирический журнал в советское время, а сейчас, не знаю). Больница, фактически, от тюрьмы ничем не отличается: те же камеры, та же охрана. Вчера, например, делали «шмон», искали запрещенные предметы. Искали полчаса, ничего не нашли и удивлялись, мол не может быть такого: один полковник, второй подполковник и нет телефона, быть такого не может. У них тут бзик на телефоны, только их и ищут. Хотя сами их и приносят. Из посторонних ведь никто не принесет.
Общаться с коллегами по несчастью здесь удается значительно больше. Смотрю на них и удивляюсь, как можно таких сажать, я не мальчик, но есть и старше меня, еле ходят с палочкой, а одного, вообще, на каталке возят. Какую опасность они представляют для общества? Я сам решал вопросы с арестом, но до такого маразма не доходил.
Позавчера ездил на продление ареста. Повезли меня в общем спецзаке, ребята посматривают на меня, и один из них, не выдержал, спрашивает: «Отец, а тебя за что?» Я объяснил, но самому было стыдно. Как можно мне, полковнику, попасть в такую ситуацию? Но, как говорится: «Пути Господни неисповедимы». Кто мог знать, что следственная группа Генеральной прокуратуры, способна на такую фальсификацию уголовного дела? Больше всего меня поражает их чувство своей безнаказанности, они не боятся ни Бога, ни черта. За душой ничего нет, одно стремлениеэто карьера. Многое у меня прояснилось в эту поездку. Следователи даже не скрывают от обвиняемых, что год работы в такой группе, и они уходят на повышение, имеют внеочередные звезды и будущее им обеспечено. А то, что завтра они сами могут оказаться на нарах за такую фальсификацию, даже не думают, видно хорошая поддержка обеспечена.
Суд состоялся. Славный, знаменитый, Бассманный. Судья с участием меня выслушала и безучастно продлила содержание под стражей, несмотря ни на возраст, ни на состояние здоровья. Наплевать на всех и на все, главноеэто свое спокойствие. Оперативную группу ведет некий Захаров из МВД, который ездит перед каждым заседанием к судьям и решает с ними вопросы. Вот и весь закон.
На суд приезжал из Питера адвокат. Привез фото внука, назвали Андреем, как я просил, в честь моего отца. Очень жаль, что вместо того, чтобы заниматься внуками, приходится воевать со следствием, не тот возраст, и не те уже мысли.
В камере пока с Владимиром вдвоем, он собирается переезжать, лечится уже больше месяца, лимит исчерпан. Мне же надо писать кассации. Пока.
21 сентября 2010 года (вторник)
Зарядку делаю каждый день, несмотря на все условия, хотя уже и не пишу, вошел в колею. Прошла неделя, но особых изменений нет. В камеру въехал Геннадий, обвиняется в покушении на убийство. Судя по всему, у него с «крышей» не все в порядке. При этом, он не бывший сотрудник каких-либо органов. Тут видно никто и не проверяет, как сказал, так и будет, а, может, подослали.
Лечение проходит одними таблетками, и, как они действуют, никто не интересуется. Назначили гастроскопию, посмотрим, как желудок.
25 сентября 2010 года (Суббота)
Прошла еще одна неделя в больнице. Вообще-то это одно название, что больница: те же камеры и тот же режим. По утрам врач обход не делает, и никто о самочувствии не спрашивает, глотай таблетки, и все лечение. Единственное достижениекормежка, она лучше, все-таки дают молоко, масло и яйца. А лечениеэто на совести врачей, они явно клятву Гиппократа забыли. Мой сокамерник уже трижды писал заявление, чтобы вызвали врача, болят почки, но бесполезно, он намечен на выписку, поэтому ноль внимания. Вмешиваются только тогда, когда стучат в двери и кричат: «Спасите!», и то не сразу.
Московский адвокат так и не приходит, надо срочно менять, бездельник. Вообще не знаю, что происходит.
29 сентября 2010 года (Среда)
Произошло несколько событий, которые необходимо отметить. Первоеэто провели гастроскопию, врач оказался порядочный, хоть рассказал, что язва зарубцована, но имеется гастрит, и его надо лечить. Это уже хорошо. Главное, что с язвой все в порядке. Тюрьмаэто не место для лечения. Тут вначале тюрьма, а уже потомбольница.
Второе, вчера подселили к нам четвертого, Диму, осужден на 5,5 лет по мошенничеству, хотя брали его на взятке, но денег не нашли и осудили на одних показаниях. Суд теперь считает возможным, если нет прямых доказательств, осуждать на косвенных. Опять же, предлагали ему соглашение, чтобы дал показания на руководство, Дима не согласился, и по делу пустили его одного, но уже за мошенничество.
И третье событие, приходила по его жалобе комиссия из Комитета по гражданским правам, с журналистами. Я воспользовался этим и вручил им две свои статьи: «Нужен ли единый следственный комитет, если нужен, то какой» и вторую статью «Арест и соглашение со следствием», а также черновик своей жалобы на имя Президента. Посмотрим, что из этого получится. Да, еще приходил московский адвокат Карпухин, пустой мужик, ничего не делал и делать не хочет, высказывает только свою моральную поддержку. На кой хрен мне нужна его поддержка, если реально ничего не делает. Менять надо.
30 сентября 2010 года (четверг)
Приезжал из Питера адвокат Сергей. Ознакомился с документами. Передал ему, чтобы отказались от услуг Карпухина, совсем пустой мужик, взял деньги и неизвестно за что. Пусть это будет у него на совести, коллега ведь. Нужен молодой, но чтобы регулярно ходил. Разработали дальнейший план действий. Будем бороться, раз судьба такое мне преподнесла, другого ничего не остается. Никак не могу успокоится насчет наглости следствия и уверенности их в своей безнаказанности за фальсификацию дела.