Жорж Сименон«Кабачок ньюфаундлендцев»
Глава 1Пожиратель стекла
«Это лучший паренек во всей нашей округе, а его мама, у которой, кроме него, никого нет, наверное, умрет с горя, если его посадят. Все здесь у нас, в том числе и я, уверены, что он невиновен. Я говорил о нем с моряками, и они думают, что его осудят, потому что судейские никогда ничего не смыслили в морских делах.
Сделай все возможное, как для самого себя Я узнал из газет, что ты стал важной персоной в уголовной полиции и»
Это было утром, в июне. Г-жа Мегрэ в своей квартире на бульваре Ришар-Ленуар, где все окна были раскрыты настежь, заканчивала набивать вещами большие дорожные корзины, а Мегрэ, в рубашке без воротничка, вполголоса читал письма.
Это от кого?
От Жориссана. Мы с ним вместе ходили в школу. Он стал учителем в Кемпере. Скажи-ка, ты очень настаиваешь, чтобы мы провели нашу неделю отпуска в Эльзасе?
Вопрос был для нее неожиданным: вот уже двадцать лет они неизменно проводили отпуск у родных, в деревне на востоке Франции
А может быть, лучше поедем к морю? И он вполголоса перечитал отрывки из письма:«тебе легче, чем мне, получить точные сведения. Короче говоря, Пьер Ле Кленш, молодой человек двадцати лет, мой бывший ученик, три месяца назад сел на борт Океанатраулера из Фекана, который ходит ловить треску у Ньюфаундленда. Позавчера судно возвратилось в порт. Через несколько часов в гавани нашли тело капитана, и все признаки указывают на преступление. И вот Пьер Ле Кленш арестован» Мы можем отдохнуть в Фекане не хуже, чем где-либо еще, без энтузиазма сказал Мегрэ.
Последовало сопротивление.
Что я там буду делать?
В Эльзасе г-жа Мегрэ жила у родных, помогала им заготавливать на зиму варенье и сливовую настойку. Мысль, что ей придется жить в гостинице на берегу моря, в обществе парижан, пугала ее.
Спор кончился тем, что она решила взять с собой шитье и вязанье.
Только не настаивай, чтобы я принимала ванны! Договоримся об этом сейчас.
К пяти часам они прибыли в гостиницу «Взморье». Г-жа Мегрэ сразу же переставила все в комнате по своему вкусу. Потом они пошли обедать.
А сейчас Мегрэ один, без жены, входил в дверь портового кафе «Кабачок ньюфаундлендцев». Сквозь стеклянную дверь был виден траулер «Океан», пришвартованный к набережной, где стояла вереница вагонеток. К снастям были подвешены ацетиленовые лампы, в их резком свете суетились люди, разгружавшие треску; они передавали рыбу из рук в руки и после взвешивания сваливали в вагонетки.
Их было десять, мужчин и женщин, грязных, оборванных, пропитанных солью. А возле весов чистенький молодой человек в сдвинутом на ухо канотье, с блокнотом в руке записывал вес.
Возле судна стоял тошнотворный запах, который, проникая в бистро, из-за жары становился еще более нестерпимым.
Мегрэ устроился на свободной банкетке в углу. Шум и оживление в кафе были в разгаре. Тут находились только моряки. Одни стояли, другие сидели, поставив рюмки перед собой на мраморные доски столиков.
Что вам подать?
Кружку пива.
Рядом с официанткой появился хозяин.
А знаете, у меня есть специальная комната для туристов. Здесь так шумятИ тут же добавил:Впрочем, людей можно понять: после трех месяцев в море
Это экипаж «Океана»?
В основном. Другие суда еще не вернулись. Да вы не обращайте внимания. Здесь есть парни, которые вот уже три дня пьяны в стельку Значит, остаетесь здесь? Бьюсь об заклад: вы художник. Они нет-нет да приезжают сюда на этюды. Вот посмотрите. Один даже написал мой портретвон над стойкой.
Но Мегрэ не обращал внимания на его болтовню, и хозяин, обескураженный, отошел в конце концов от столика.
Бронзовую монетку в два су! У кого есть бронзовая монетка в два су? кричал какой-то моряк; судя по росту и телосложению, ему было на взгляд лет шестнадцать, но лицо его выглядело старымчерты неправильные, щеки покрыты минимум трехдневной щетиной. Глаза его блестелион был пьян.
Ему дали монетку. Он согнул ее вдвое, сжав пальцами, потом всунул в рот и раздробил зубами.
Ну, кто попробует?
Матрос чувствовал себя в центре внимания и готов был на что угодно, лишь бы удержать этот интерес к его персоне.
Когда монетку взял толстый механик, матрос вмешался:
Погоди! Вот что еще можно сделать. Малыш Луи схватил пустой стакан, впился в него зубами и стал жевать стекло с выражением истинного гурмана. Эй, вы! Вы тоже сумеете, если захотите Налей-ка мне еще, Леон!
Паясничая, он глядел по сторонам. И вдруг увидел Мегрэ. На мгновение растерялся, нахмурил брови. Потом двинулся вперед, но оказался настолько пьян, что ему пришлось ухватиться за столик.
Это ради меня он сюда явился? нагло спросил матрос.
Потише, Малыш Луи!
И все из-за фокуса с бумажником? Скажите на милость! А вы еще не хотели верить, когда я сейчас рассказывал, что со мной произошло на улице Лапп. Ну так вот, высокопоставленный шпик явился сюда ради моей персоны Разрешите выпить еще рюмку?
Теперь все смотрели на Мегрэ.
Садись сюда, Малыш Луи! Не валяй дурака.
А тот паясничал:
Поставишь мне стаканчик? Нет? Быть не может! Позвольте-ка, приятели! Господин комиссар платит за меня?.. Подлей-ка еще своей сивухи, Леон!
Ты был на борту «Океана»?
Малыш Луи сразу помрачнел. Казалось, он моментально протрезвел. Отступил назад, сел на табуретку.
Ну и что?
Ничего. Твое здоровье. И давно ты уже пьян?
Четвертый день гуляем. С тех пор как пришвартовались. Я отдал свои деньги Леону. Девятьсот с чем-то франков. Пока все не просажу Ну-ка, Леон, сколько там у меня еще осталось, старый жулик?
Франков пятьдесят До утра не дотянешь. Ну, разве это не ужасно, господин комиссар? Назавтра у него не останется ломаного гроша, и он вынужден будет наняться трюмным матросом на любое судно. И так каждый раз! Заметьте, я вовсе не толкаю его на разгул. Напротив!
Заткнись.
Все притихли. Разговаривали теперь вполголоса, время от времени поглядывая на комиссара.
Они все с «Океана»?
Все, кроме толстяка в фуражкеон лоцман, да еще рыжегокорабельного плотника.
Расскажи, что произошло.
Мне нечего рассказывать.
Послушай, Малыш Луи! Не забывай про случай с бумажником, когда ты жрал стекло не площади Бастилии.
На эти воспоминания у меня уйдет не больше трех месяцев, а я как раз нуждаюсь в отдыхе. Если не возражаете, можем сейчас же и отправиться.
Ты стоял у машин?
Естественно! Как всегда. Я был помощником кочегара.
Часто видел капитана?
Может быть, раза два.
А радиста?
Не знаю.
Леон, налей-ка нам.
Будь я даже мертвецки пьян, все равно не скажу того, что мог бы сказать. Но коль на то пошло, можете угостить ребят. После такого сволочного рейса!..
Какой-то матрос лет двадцати подошел к ним и со злостью потянул Малыша Луи за рукав. Оба заговорили по-бретонски.
Что он говорит?
Что мне пора идти спать.
Это твой друг?
Малыш Луи пожал плечами, а когда его товарищ начал было отнимать у него стопку, вызывающе залпом осушил ее.
У бретонца были густые брови и курчавая шевелюра.
Садись с нами, сказал Мегрэ.
Но матрос, ничего не ответив, отошел и, усевшись за другой столик, устремил на них тяжелый взгляд.
Атмосфера стала напряженной, все смолкли. Слышно было, как в соседнем зале, более светлом и чистом, стучат костяшками домино туристы.
Много трески взяли? спросил Мегрэ, который добивался своего с неотступностью сверлильного станка.
Одну дрянь! Наполовину сгнила по дороге.
Почему?
Недосолили. А может быть, наоборот, переложили соли. Дрянь, что и говорить. Для нового рейса на следующей неделе не наберется и трети команды.
«Океан» снова уходит?
Черт побери, иначе зачем машины? Парусники совершают один-единственный рейс с февраля по сентябрь. Ну а траулеры могут за это время дважды сходить на лов.
Снова уйдешь в море?
Малыш Луи сплюнул на пол, пожал плечами.
Я с таким же удовольствием отправился бы в тюрьму Френ. Уж очень тут мерзко!
Из-за капитана?