Кто со мною говорит? недовольно спросила Быстрова.
Начальник ОУР Миронов.
Алексей Павлович, положено, прежде чем спрашивать, представляться, тем более когда заоните женщине. Я вас не узнала по голосу. Богато и долго жить будете. Сейчас узнаю.
Я перезвоню вам через часа полтора-два. Ладно?
Звоните, если невтерпеж.
В кабинет, который был отведен для рабдты, дежурный по приемнику ввел крепко сложенную молодую женщину с темными глазами.
Документов, удостоверяющих личность, нет, доложил дежурный. Назвалась Мельниковой Ириной Ивановной из Курска.
Арева предложила Мельниковой сесть и приступила к допросу. Задавая вопросы, неотрывно следила за женщиной. Но беспокойства в той было не больше, чем в жабе на солнце.
В кабинет вошел Миронов. У него в руках было дело, которое он взял у дежурного. Из рапорта постового следовало, что 21 октября в 22 часа 45 минут у ресторана «Балтика» на площади Мира задержана молодая женщина без документов, в сильной степени опьянения. В акте задержания перечислены вещи и ценности, в том числе 900 рублей, кроссовки 36-го размера и брошь с бриллиантом.
Майор шагнул к Аревой, протянул дело, раскрытое на стандартном бланке.
Антонина Яковлевна, взгляните сюда, сказал он. В графе «Какая мед. помощь оказана» записано: «Перевязан порезанный средний палец правой руки».
Понятно, Алексей Павлович, сказала Арева. Прошу вас узнать, где находятся ценности и вещи. Они нам понадобятся.
Миронов ушел, чтобы отдать распоряжение, и тут же вернулся.
Расскажите, Мельникова, как вы убили и ограбили Никифорову? спросила Арева в упор.
Женщина уставилась на следователя. Лицо ее покрывалось зеленоватой бледностью.
Так вы всё знаете? прошептала она. Никулин, значит, перехитрил. Предал, падла. Заложил? Да?
Здесь вопросы задаю я, объяснила Арева. Отвечайте по существу.
Дура я. Никакая я не Мельникова. ЯГнездова, проживаю на Майорова, пятьдесят шесть. Остальное все правильно. Она помолчала. Дайте закурить. Я все расскажу. Как на духу.
Хорошо, мы это учтем.
Записывайте. Поколебавшись еще какое-то время, Гнездова быстро заговорилаЯ убила Никифорову. Но я не хотела. Даже в мыслях не было. Так получилось. Она сама на меня напала
Гнездова заплакала.
Мучаюсь, всхлипывая, продолжала она. Не могу уснуть. Всё кошмары какие-то
Меньше эмоций, Гнездова, предупредила Арева. Рассказывайте по существу. Конкретно.
Можно и конкретно. Вам, думаю, многое прояснится, если я скажу, что мы с Никулиным из компании Шоки, с некоторым вызовом сказала Гнездова. Глаза ее пересохли, забегали. Шокин, как вам небось известно, парится. Все ему, скопидому, было мало. Ну и влип. Жадность, она всегда подводит. Сашку Федорова жалко. Он еще совсем ребенок. А Шока этотгиена.
Что-то вы все намекаете, вставил Миронов. Ближе к делу.
Гнездова раскурила сигарету и тут же затушила ее в пепельнице.
Пишите, решительно начала она. Нас было четверо. Проникали в пустые квартиры. Потом Шока
Альберт Шокин, по кличке Шока, был известен как карточный шулер. Играл в основном в бане, где к услугам клиента все тридцать три удовольствия. Брал с кона по три, а то и по пять тысяч.
Однажды его крепко прижали, но он сумел откупиться. Бросил карты и переключился на наперстки. Хитрое занятието ли фокус, то ли афера. Скорее всего, и то и другое.
В то время начинали сколачиваться группки и группы по вымогательству денег. Рэкетэтот непременный атрибут организованной преступностидавал дружные всходы. Шокин, естественно, шел в ногу с жизнью: возглавил свое ядро, куда вошли Гнездова и Никулин. Выработали кодекс, дали клятву друг друга не выдавать.
Понимаете, блатных всегда волнуют денежные мешки, откровенничала Гнездова. А их в городе хоть пруд пруди. Подпольные бизнесмены, «цеховики», торгаши
«Стреляная пташка», отметил про себя Миронов и спросил:
И как же вы их развязывали?
В ход шло все, выкладывала Гнездова. Шантаж, вымогательство, угрозы, насилие. Звоним, допустим, и ставим свои условия: завтра, мол, приготовь кругленькую сумму. Выбираем, конечно, таких, кто к вам не побежит, кто дрожит за свой мешок и за себя.
И Никифорову шантажировали? спросила Арева.
Нет.
Как же вы на нее вышли?
Никулин у нее работал. Учеником мясника.
Когда вы об этом узнали?
Гнездова опять скисла, того гляди и прослезится.
После того как Шокина накрыли, я решила завязать, вылезти из этого дерьма, помолчав, сказала она. Но Никулин поставил вопрос ребром, а я боялась его потерять. Он человек надежный, по нынешним временам клад. Продолжали промышлять. Спаялись на удачах. И вот однажды он сказал, что его бывшая директриса один-два раза в неделю обменивала в кассе мелкие купюры на сотенные. Поди, немало накопила, заметил он. И еще признался, что как-то ходил к Никифоровой. Сказал, что на нее есть заявление, но дело можно уладить, если она даст ему пару тысяч. Никифорова отвалила ему только пятьсот. Тогда Виктор сказал, что он силой возьмет у нее деньги. Никифорова не испугалась: «Я тебе покажу силу, шкура! В магазине мясом торговать не захотел, удрал. А теперь шаромыжничаешь. На еще триста рублей и выметайся, пока цел». Прошло больше двух месяцев с того визита к Никифоровой, а Виктора так никто и не побеспокоил. Значит, промолчала ворюга, не заявила, побоялась собственного разоблачения. Я предложила Виктору очистить ее квартиру. Несколько раз днем мы приходили к дому, где она жила. Но там у парадной до вечера сидели две старушки. Виктор говорил, что они видели его и разговаривали с ним еще в то первое посещение Никифоровой.
Вечером, когда старухи уходили домой, возвращалась Никифорова. Тогда я сказала Виктору: «Давай зайдем вечером и потрясем старуху как следует». Виктор трусил, сопротивлялся, говорил, что она его знает, сразу же поднимет шум. Я решила действовать без него. Никулин о ней знал все. И то, что она вдова, живет одна, а на девятом этаже ее женатый сын, и что ее дочь, заведующая столовой, находится где-то за Мурманском. К Никифоровой заходит ее подруга, тоже старушка.
Вечером двадцать первого октября я поднялась на пятый этаж. Виктор остался на улице. Позвонила в квартиру и объявила, что приехала с Севера, привезла привет от дочери. Никифорова впустила меня. Она смотрела телевизор. Я решила начать с первого варианта, разработанного вместе с Виктором, сыграть на чувствах матери: «Ничем хорошим вас, Галина Васильевна, обрадовать не могу, сказала я. Ваша дочь попала в беду. У нее большая растрата, выручайте. Чтобы покрыть недостачу, надо три тысячи рублей. Иначе дочь посадят. Она меня послала за деньгами. Я у нее заместительницей в столовой».
А Никифорова в ответ: «Ты, милочка, не за ту себя выдаешь. Дочь только что мне звонила, сказала, что у нее все в порядке. Так что вываливай отсюда».
Звонила дочь на самом деле или нет, не знаю. Но только мне пришлось перестраиваться на ходу: «Кем бы я ни была, а три тысячи рублей давай. Я знаю твои проделки и обо всем напишу в милицию». Старуха оказалась не из пугливых и сразу же кинулась к телефону. Я оттолкнула ее от аппарата. Она метнулась на кухню. Я за нею. Там она выхватила из стола кухонный нож, длинный, как сабля, и бросилась на меня. Я схватила бутылку. У нас с нею началось настоящее сражение. Старуха ножом машет, наступает на меня с криками, того гляди проткнет насквозь. Она совсем остервенела. Я сначала ударила ее ногой в бедро. Но она еще злее на меня бросилась. Тогда я ударила ее бутылкой по голове. Бутылкавдребезги. Старуха рухнула «а пол в кухне, но потом стала подниматься. Тут мне попалась под руку чугунная сковородка
И вы ударили?
А что мне оставалось делать? Все это ужасно. Я не хотела. Даже в мыслях не было убивать Когда поняла, что старуха мертвая, решила обшарить квартиру и взять все ценности. Прошла в комнату. На журнальном столике взяла из сумочки тысячу рублей. На серванте нашла еще сотню рублей. Увидела брошку с прозрачными камушками, тоже взяла.
А что вам помешало взять другие ценности?
Гнездова опустила голову и долго сидела молча. Потом сказала: