А вы все дела и бросили, разбираться стали. Теперь уже Илья усмехнулся стоящему перед ним майору. Я так понимаю, заявления никакого нет, и в журнал регистрации вы пацана не вносили. Все верно?
Верно, угрюмо кивнул дежурный.
Тогда чего мы теряем время? Илья постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. Ведите мальчишку, я здесь подожду.
А ведь я мог и не звонить, разочарованно вздохнул майор. Сам знаешь, для нас дядяэто не шибко родственник. Ежели все по закону делать, родители нужны. Ну или доверенность.
Держи свою доверенность, Илья расстегнул молнию на папке, вечером ознакомишься.
Еще ведь ребята с патруля подъедут, привычным движением руки полицейский спрятал плоскую коньячную флягу куда-то за отворот кителя, а их трое. И у меня помощник.
Сколько вас, подумав, Илья извлек из папки и передал майору вторую пол-литровую флягу, на страже порядка.
А ты думал, благодушное настроение вновь вернулось к дежурному, город может спать спокойно. Жди здесь, сейчас пацана приведу.
Сделав несколько шагов по коридору, майор исчез за дверью одного из кабинетов, а Илья так и остался стоять, прислонившись к стене и сжимая значительно потерявшую в весе кожаную папку. Меньше чем через минуту дверь вновь распахнулась. Первым в коридор вышел Пашка. Илья успел заметить брошенный в его сторону виноватый взгляд, а затем лицо мальчишки приняло абсолютно невозмутимый вид.
Забирай, Лунин, своего племянничка, провозгласил вышедший следом из кабинета майор, и объясни ему дома как следует, что бить людейэто не вариант, а если уж бьешь, то убегать надо как следует, чтоб не поймали.
Больше не поймают, буркнул Пашка, останавливаясь примерно в метре от Лунина.
Я вижу, деятельное раскаяние нас так и переполняет, оторвавшись наконец от стены, Илья сделал шаг навстречу мальчишке и положил руку ему на плечо, поехали, по дороге пообщаемся.
Кивнув напоследок дежурному, Лунин распахнул железную дверь, ведущую в тамбур для посетителей. Пашка тут же прошмыгнул вперед и, не задерживаясь в тесном, и без того заполненном людьми помещении, выскочил на улицу. Илья поспешил вслед за ним, опасаясь, что новоявленный «родственник» может исчезнуть так же внезапно, как и появился. Пробираясь к выходу, Лунин, к своему удивлению, успел заметить, что пытавшейся подать заявление женщины у стекла с надписью «Дежурная часть» уже нет. Оглядевшись по сторонам и не увидев знакомого лица, Илья вышел на улицу. Пашка никуда не думал убегать, он стоял в нескольких метрах от крыльца, сунув руки в карманы и сильно ссутулившись, как маленький старичок, на плечи которого с каждой минутой все сильнее давит тяжесть прожитой жизни. Удивительно было, как этот щуплый мальчишка смог одолеть в драке сразу двоих, да еще так, что остальные посчитали лучшим вариантом не вмешиваться и остаться сторонними зрителями.
Ты женщину здесь не видел?
Никого я не видел. Пашка исподлобья взглянул на Лунина и неожиданно жалобно попросил: Давай уедем скорее!
Уедем, кивнул Илья, нажимая кнопку на пульте сигнализации, садись в машину, я сейчас подойду.
На стоящую у крыльца переполненную урну взгляд Лунина упал совершенно случайно, вовсе не из-за избытка способностей к дедуктивному методу мышления, да и мышлению как таковому. Скомканный лист бумаги, еще не присыпанный окурками сигарет и шелухой съеденных семечек, лежал на самом верху, словно кем-то неудачно слепленный и уже начавший расползаться снежок, который еще немного, и совсем потеряет свою первоначальную форму. Наклонившись к урне, Илья достал листок и аккуратно развернул его. Так и есть. Оно. Заявление. Написанная неровным, дрожащим почерком просьба о помощи, которая так и не дошла до адресата, потому что адресат ушел вместе с ним, Луниным, в надежде получить вознаграждение за свой телефонный звонок. И пусть его не было на месте всего несколько минут, и пусть в это время в дежурной части все время находился его помощник, короткой, произнесенной равнодушно-презрительным тоном фразы: «Обождите, за пять минут ничего с вами не случится» хватило, чтобы эта уже перенесенная на бумагу, но так и не прочитанная просьба оказалась выброшенной в грязную, переполненную урну, а сама неудавшаяся заявительница растворилась в безостановочной суете городских улиц.
Я сейчас!
Помахав рукой Пашке, наблюдавшему за ним с переднего пассажирского сиденья «хайлендера», Лунин вновь потянул на себя входную дверь ОП-3. Подождав несколько минут, он смог наконец пробраться к переговорному устройству и обратить на себя внимание дежурного.
Опять ты? удивился майор. У тебя что, новые родственники объявились?
Примерно, кивнул Илья, просовывая в выдвижной ящик смятое заявление. Зарегистрируй.
Это что у нас? Дежурный несколько мгновений изучал попавший ему в руки лист бумаги, затем решительно вернул его обратно в ящик.
Ты что, Лунин, с луны свалился? Как я тебе его зарегистрирую? Где заявитель? Нет заявителя! А нет заявителя, нет и заявления.
Ты же ее сам видел, возмутился Илья, и бланк по форме заполнен. Тебе чего еще надо? Упираешься, словно сам его отрабатывать будешь.
Сам не сам, это дело десятое, в голосе дежурного вдруг зазвучала несвойственная ему до этого твердость, парням тоже этой ерундой заниматься некогда. Ты что, думаешь, я ее не знаю? Она за последние полгода уже третий раз приходит и всегда, представляешь, в мою смену попадает.
И что? Вы за полгода ничего сделать не могли?
И то, Лунин! Нечего там делать! Два раза к ней выезжали. Нормальный у нее муж, адекватный, прошлый раз, помню, так он вообще трезвый оказался. Понимаешь ты это, трезвый!
А трезвый он, значит, ее не мог избивать? Ногтем мизинца Илья провел по пуленепробиваемому стеклу, словно проверяя его на прочность.
Господи, какие вы в следкоме все, выматерившись про себя, майор с трудом подобрал подходящее слово, нудные. Ты синяки у нее на лице видел? Нет? Так и никто их не видел. Нет их! И на теле нет, мы ее прошлый раз на медосмотр отправляли. Выдумала все! Истеричка она. Мужик у нее весной работу потерял, вот она ему нервы и мотает. И нам заодно.
Можно же так бить, что и следов не останется.
А ты, я смотрю, знаток, раздраженно фыркнул майор, ты племяша тогда своего поучи, чтоб от него следов не оставалось. А то он еще кому портрет попортит и поедет в специнтернат. Представляешь, что будет, если начальство твое узнает? Все, Лунин, не мешай, имей совесть. Посмотри, ты мне очередь какую собрал, а я ведь только кофе попить собирался.
«Совесть», пробормотал Илья, забирая из ящика заявление незнакомой ему женщины. «Совесть», вновь пробубнил он себе под нос, выходя на крыльцо и пряча смятый лист бумаги в карман. «Совестьтовар дефицитный, на всех не хватает», подумал Лунин, устраиваясь на водительском сиденье «хайлендера».
Что, поедем перекусим? повернулся он к уже заскучавшему Пашке.
Давно пора, одобрил идею мальчуган, а то я с самого утра не емши.
Последние несколько месяцев Илья старался избегать больших скоплений людей. Сам себя он уверял, что делает это вовсе не по причине того, что боится заразиться непонятной болезнью, лекарство от которой так пока и не смогли изобрести, а потому, что не хочет расстраивать и пугать маму, которая наверняка будет чрезмерно переживать, если с ним что-либо случится. На самом деле его образ жизни почти не изменился. Большую часть дня он проводил в своем ставшем за долгие годы таким привычным кабинете на третьем этаже здания следственного комитета, а по вечерам совершал долгие полутора-, а то и двухчасовые прогулки по парку в компании с Рокси, не торопясь возвратиться в пустую квартиру, как правило, к их возвращению уже успевшую погрузиться в тягучие и липкие вечерние сумерки, из объятий которых затем не помогал вырваться даже включенный телевизор с огромным экраном и еще большего размера напористой жизнерадостностью ведущих, уверенных в том, что главное в жизниэто никуда не переключаться во время рекламы.
Фактически Лунину пришлось отказаться только от одной привычки, да и то, слово «отказаться» в данном случае явно было чрезмерным, хотя Илья иногда и употреблял его во внутренних диалогах с самим собой, чтобы показать, опять же самому себе, наличие у себя же самого силы воли, позволяющей отказываться от каких-то привычек. Привычка эта была достаточно безобидной, хотя, несомненно, препятствовала постоянно ведущейся, правда без особого энтузиазма, борьбе Лунина с лишним весом. Периодически, один, чаще два раза в неделю, Илья под благовидным предлогом покидал несомненно любимое им, но все же изрядно надоевшее место работы и направлялся в ближайший «Макдоналдс» для того, чтобы, расположившись за одним из столиков в глубине зала, расправиться с парочкой тройных чизбургеров, бигмаком, изрядно политой кетчупом порцией картофеля фри и распробованными им совсем недавно сырными палочками, которые так замечательно сочетались с ледяной, пышущей пузырьками углекислого газа кока-колой. Неторопливо расправляясь с тем, что по какому-то странному, на взгляд Ильи, недоразумению называлось фастфудом, он вовсе не опасался быть замеченным кем-либо из своих коллег за этим занятием, хотя и вполне безобидным, но все же не совсем соответствующим дню недели и времени на часах. Как рассудил Лунин, напрягший всю мощь имеющихся у него способностей к логическому мышлению, в его пользу играли сразу два обстоятельства. Во-первых, было очевидно, что любой человек, появившийся в зале, пропитанном мгновенно вызывающими зверский аппетит ароматами, пришел туда с той же целью, что и сам Лунин, а значит, вряд ли бы незамедлительно кинулся докладывать начальнику управления генералу Хованскому, чем в рабочее время занимается один из его следователей по особо важным делам. Ну а во-вторых, и этим своим наблюдением Илья особенно гордился, почти все сотрудники следственного комитета, решив перекусить в рабочее время, делали это в заведениях, расположенных хотя бы в паре кварталов от места работы, напоминая своим поведением лису, которая не таскает птиц из ближайших к ее логову курятников.