В трещины между досками лезли жуки и муравьи-древоточцы. Плесень расползалась по веранде, в сарае завелась какая-то мелкая пакость. Папа бы справился, подумал Кевин. Я его, наверное, разочаровал. Отец заботился о садовом участке так же, как делал все в жизни. Основательно и от души. Он мог справиться со всем, кроме собственной смерти.
Отец начал угасать прошлым летом. Жаловался, что за рулем плохо видит дорогу. Проверил зрение; серьезных проблем не обнаружилось, но вскоре ему стало трудно удерживать равновесие. Он словно пританцовывал против собственной воли.
Кевин услышал тонкий свист. Это ветер прилетел с залива, поднялся по горе, проник в щели в стенах и в полу домика. Сырой холод пробрался под плед. Кевин вздрогнул и вспомнил, что было потом.
Афазия. За завтраком папа мог попросить крышку карбюратора, имея в виду пакет молока. Поначалу было ясно, что он имеет в виду, только думал он как будто одно, а изо рта выходило другое, надо только правильно истолковать сказанное. Если знать, что шлем значит телевизор, а предусмотренное новости, то вполне можно понять, что отец имеет в виду, когда говорит, что хочет увидеть в шлеме предусмотренное.
Потом явились заторможенность и дрожь.
Родители Кевина, которые всегда спали в одной кровати, теперь из-за отцовских конвульсий разошлись по разным спальням. Речь отца все чаще напоминала бессмысленное бормотание, и под конец слова уже совсем ничего для него не значили. Все кончилось тем, что прошлой зимой он как-то вышел на крыльцо в одном халате, сел на ступеньки и принялся ложкой поедать масло прямо из пачки.
К тому времени, как отец заболел, мама тоже начала сдавать, словно состояние отца оказалось заразным. Месяцы сюрреалистических бесед и событий в сочетании со слабеющим слухом отдалили ее от реальности, личность матери изменилась.
Примерно тогда же, когда отца перевезли в дом престарелых в Каллхэлле, матери Кевина дали место в лечебнице для страдающих деменцией в Фарсте. Пятьдесят лет они делили постель, а теперь между их спальнями оказалось сорок километров. Вот такой может быть забота о престарелых, если престарелым не повезет.
Папа умер во сне, в больничной постели. Персонал еще ночью обнаружил, что произошло, но Кевину позвонили только утром. Но ведь это случилось среди ночи, а наша политикане беспокоить родственников зря, объяснила Кевину молодая медсестра, когда он спросил, почему ему не позвонили сразу.
Не беспокоить зря.
Когда смерть успела сделаться столь обычной, что в некоем профессиональном кругу ее свели к какой-то помехе?
Кевин закрыл глаза, и у него закружилась голова. Он увидел похороны на кладбище Скугсчиркугорден, увидел людей, с которыми не хотел встречаться.
Ни с кем, кроме одного человека.
Среди стариков и старух разных оттенков седины он увидел рыжие волосы Веры. Давняя сослуживица отца и единственный человек, который сумеет его утешить. Даже у матери это не получалось, а сейчас она и приехать не может, потому что совсем больна.
Старший брат Кевина тоже будет, если удосужится прибыть. Этот идиот живет за границей и чем занимаетсянепонятно.
Вера спросит Кевина, как дела на работе. Не полегчало ли ему с тех пор, как он получил новую должность, а он скажет, что дела идут гораздо лучше, но в то же время и хуже, потому что теперь эта дрянь подобралась к нему еще ближе.
Когда он готовился занять новую должность, его послали на стажировку в Нью-Дели. Руководители Национального полицейского управления решили, что сунуть его в самое пекло, дать понять, почем фунт лихаотличная идея. За две недели на Гарстин-Бастион Роуд Кевин пережил ад и видел такое, о чем ни с кем не мог говорить.
Увиденное сильно сказалось на его душевном здоровье.
Из-за пережитого его чуть не каждую ночь мучили кошмары.
Национальное управление отправило его к психологу, но психолог после первой же сессии отказался работать с Кевином. И Кевин лечился самалкоголем, а бывало, что и марихуаной.
Ни то, ни другое не помогало.
Если ты видел бордели на Гарстин-Бастион Роуд, то потом пеняй на себя.
Это местосущая геенна. Там детей в буквальном смысле заставляют пройти через огонь.
Там детитопливо.
Кевин видел фотографии малышей, у которых еще не зажил пупок.
Вере он расскажет, что они с коллегами разыскивают двух юных девушек, которых он хочет допросить: он расследует дело, касающееся онлайн-груминга и детской порнографии. Если они найдут этих девушек, то есть шанс, что кто-то ответит за насилие над детьми.
Под диваном лежала сумка, в сумке ноутбук, а в ноутбуке содержались десятки фотографий; в той же сумке был меморандум, составленный шефом Кевина.
Кевин открыл глазауснуть все равно не получитсяи потянулся за сумкой.
Две фотографии крупным планом, девушки лет пятнадцати-шестнадцати. Одна чернокожая, с худощавым лицом и длинными серебристыми волосами, вероятнов парике; втораясветловолосая и покруглее. Фотографии увеличены, это сцены из порноролика, но на снимках не тела, а только портреты девочек.
Кевин достал меморандум, резюме расследования, успех которого в большой степени зависел от того, удастся ли найти этих девочек. В меморандуме указывалось, что отследить их пока не удалось; известно только, что в порнороликах они называют себя Нова Хорни и Блэки Лолесс.
Он надеется, что сейчас она счастливаСерая меланхолия
В ночь после смерти Тары Свен-Улоф Понтен спал беспокойно. Ему снились дурные сны о детстве в Емтланде; прекрасные обычно воспоминания о взрослении в Витваттене в кошмарах искажались, превращались в чудовищные картины. Первая охотаему пять лет, отец взял его с собой, они с другими мужчинами застрелили лосяв часы дневного бодрствования была светлым воспоминанием с запахом елового леса и какао. Но во сне он видел, как вывороченные внутренности животного, дымясь в осеннем воздухе, тянутся по черничнику и мертвые глаза пристально смотрят на него.
Свен-Улоф Понтен проснулся рано; жена еще крепко спала. Он надел халат и спустился на кухню, сварить себе яйцо.
Без Алисы в доме так пусто.
Почему же все стало так неправильно? Ведь он сделал все, что мог.
Нутряная мощь. Алиса унаследовала эту силу от него, но в дочери она взорвалась раньше, чем в нем самом.
Свен-Улоф Понтен предпочитал яйца всмятку. Подержать три минуты в кипяткеи он уже аккуратно очищает яйцо над раковиной. Ополоснув яйцо холодной водой, Свен-Улоф сел за стол.
Ее звали Сага, она училась в седьмом классе. Онв восьмом. Оба они происходили из религиозных семей, однако в школе их приняла к себе одна крутая компания. Они остались в самом низу иерархии, но в любом случае уже не числились лузерами.
Изгоями. Другими.
Свен-Улоф смахнул со стола невидимые крошки, поставил слева стакан воды, яйцо в подставке посредине, открытую солонкусправа, после чего захватил указательным и большим пальцами щепотку соли и посолил яйцо.
Кто-то спросил его, в кого он влюблен. Неуверенность в себе не позволяла ему даже мечтать о какой-нибудь популярной девочке, и он сказалв Сагу. Позже Свен-Улоф узнал, что и Сага объявила его объектом своих чувств. Конечно, в ее случае причиной тоже была робость. Не садись не в свои сани.
В первой ложке оказался один белок. Белок слегка отдавал рыбой, и Свен-Улоф смыл рыбный привкус, выпив воды.
Они познакомились на вечеринке. Поначалу нерешительные, в конце они уже делили друг с другом блеск для губ, слюну и прикосновения, оба перешли запретную черту.
Через пару дней Свен-Улоф позвонил ей и, заикаясь, предложил сходить в кино, если она его еще помнит. Девушка помолчала, потом рассмеялась и объяснила, что ему, наверное, нужна ее младшая сестра, Сага.
Свен-Улоф улыбнулся воспоминанию. Желток был вкуснее белка и напоминал масло.
Он выбрал Почтальон всегда звонит дважды с Джессикой Лэнг и Джеком Николсоном. Фильм начинался сценой долгого горячего секса на кухонном столе. Они сидели, словно оцепенев, и Свен-Улоф сгорал со стыда. На финальных титрах он зевнул, потянулся и как бы случайно положил руку ей на плечо. Но время уже истекло. Зажегся свет, волшебство кончилось, и он плотнее завернулся в куртку, чтобы скрыть эрекцию.