Это и есть мое настоящее имя, Ведьма потрепала Гарафену по все еще влажной после речных купаний голове. Мне другого не нужно.
Но Вы сами говорили, настаивала девочка, что имя должно иметь значение. Говорили, что в Ваших краях имя дают при рождении, чтобы его значение и человек как бы проникли друг в друга.
Так и было, подтвердила Ведьма. До тех пор, пока я не поняла свою истинную суть. Не без наставника, конечно. Теперь я Ведьма.
Хм, задумалась Гарафена. Кто ж добровольно захочет быть Ведьмой? Жить вдали от людей, ловить на себе косые взгляды. Быть изгоем. Тяжелое у Вас имя. Темное.
Ведьма рассмеяласькак обычно, звонко, почти по-детски.
Темное имя, говоришь? И что же оно, по-твоему, обозначает?
Вредить, наверное, честно призналась Гарафена.
Ведать, исправила Ведьма. Знать. А знаниеэто свет. Так что имя у меня самое что ни на есть светлое. А вот «добровольно» лиэто уже другой вопрос. Не все в жизни человек делает по своей воле. Есть силы, против которых нам не выстоять. Порой нужно отдать себя течению судьбы. А вот по поводу изгоя ты права. Те, кто знают, а не делают вид, что знают, всегда одиноки. Мы уже говорили об этом.
А можно, я останусь у Вас? наивно спросила девочка. И Вы не будете одиноки. И я не буду одинока
Ты, девочка-дорога, уж точно не будешь одинока, улыбнулась Ведьма. Подожди всего минуту. Они уже в пути.
Мне нравится, когда Вы меня так называете, призналась Гарафена и протяжно повторила:
Дорога! А можно я тоже буду себя так называть?
Конечно, «позволила» Ведьма. Это же часть твоего имени.
Га, попробовала на вкус Гарафена. Я буду звать себя Га. А кто уже в пути? Кто будет через минуту?
А вот они, ответила Ведьма и широко повела рукой.
Га взглянула на ту поляну, в сторону которой указала Ведьма, и попятилась в страхе. Трудно было подобрать слова, чтобы описать три создания, представшие перед изумленным взором испуганной девочки.
Все три существа были похожи друг на друга и при этом разнились, как, скажем, похожи и разнятся ворон, лебедь и морская чайка. Похожи тем, что их женские лица и обнаженные груди были прекрасны. А вот различий было не счесть.
Первая «птица» сидела на траве, сложив крылья так, что их вовсе не было видно, но широко взъерошив яркие, переливчатые перья. Блеск перьев был изменчив и беспокоен, полон броских цветов и мягких полутонов, то ослеплял глаз, то успокаивал, и в пестроте этой девочка Га все не могла уловить никакой закономерности, никакого порядка. За спиной создания раскинулся впечатляющий размерами хвост такой же беспокойной окраски. И странное дело: Га казалось, что «птица» то полностью теряет человеческий облик, то вдруг обретает совершенно человеческие черты и действительно становится прекрасной обнаженной девой.
Вторая птица-дева, наоборот, раскинула великолепные крылья. Крылья дрожали так, будто она вот-вот собиралась вновь оторваться от земли и скрыться в неведомых далях. Перья сияли бело-желтым огнем, как сияет солнце, если глянуть на него сквозь прищуренные глаза. От оперения была свободна не только белая грудь, как у двух других птиц, но и гибкое тело до тонкой талии. По щекам создания непрестанно катились крупные слезы. И что показалось Га особенно страннымрот птицедевы был перевязан широкой черной атласной лентой.
Третье создание было настоящим чудом. Дева улыбалась, отчего сердце наполнялось радостью. Наверное, именно эта третья птица не дала девочке-дороге умчатся назад, в родной городок, к отцу и матери, к суровой бабке Анастасии Егоровне. Взгляд третьей птицедевы был добр, нежен, исполнен мудростью. Он успокаивал и сулил счастье. В русых волосах, заплетенных в могучую косу, красовалась золотая корона. Оперение было цвета небесной лазури. Но самое удивительное, что из-под крыльев, как из-под плаща-накидки Анастасии Егоровны, скрещивались воздушные, грациозные руки. В тонких пальцах правой руки птицедева небрежно держала невиданный ранее девочкой ярко-алый цветок.
Все три птицедевы смотрели на Га, но каждая по-своему: переливчатаявнимательно, изучающе; огненная, та, что с черной лентой на губах, скорбно, как бы проливая свои непрестанные слезы именно по девочке Га; небесно-голубаяс нежным ободрением. Птицедевы смотрели на Га и молчали.
Не бойся, милая девочка-дорога, улыбнулась Ведьма. Это мои друзья. А с этих пори твои друзья. Друзья и помощники в пути. Давай я тебя с ними познакомлю. Их-то с тобой знакомить не нужно, они и так знают о тебе больше тебя самой.
Вот эта птица всех цветов палитры мира, бескрылая, но с огромным хвостом носит имя Гамаюн. Не смотри, что она так сурово насупила брови. Она хоть и не добра, но справедлива
Как змея Гарафена? вспомнила Га, снова перебив свою гостеприимную хозяйку.
Как змея Гарафена, вновь улыбнулась Ведьма и кивнула, не обратив внимания на невежливое поведение девочки. Только имя ее происходит от слова «гомонить». Действительно, Гамаюнлюбительница поболтать. И не бойся услышать ее голос. Наоборот, внимай каждому слову. Она видит будущее и сможет указать тебе верный путь. Она знает все на свете. Так что если будешь слушать особенно внимательно, если очень захочешь, то может и тебя научить ведовству.
И я смогу стать Ведьмой, как Вы? восхитилась Га.
Сможешь, кивнула Ведьма. Но, думаю, тебе уготована другая судьба. Птица Гамаюн знает вернее.
Так давайте спросим у нее! чуть ли не потребовала девочка.
Нет, покачала Ведьма головой. Гамаюн нельзя ни о чем спрашивать. Если захочет, то сама споет тебе песню. Или промолчит, если решит, что тебе о чем-либо знать не нужно. Давай лучше расскажу тебе о другой птицедеве, вот этой, бело-огненной.
Почему у нее рот перевязан лентой? спросила Га.
Потому что ее песен тебе лучше не слышать никогда. Путь ее песни слушают твои враги. Это твой страж в пути, птица Сирин. Она тоже поет о будущем, но только о бедах и несчастиях. Тот, кто услышит ее песню, лишается разума. И даже если успеет заткнуть уши, все равно забудет о себе, цели пути, о сне и пище. Будет блуждать по лесам и пустыням, пока не падет мертвым.
А почему в ее глазах так много слез? прошептала Га.
Сирин скорбит о тех, кто умер по ее вине. Она вовсе не желает убивать. Но такова ее суть, такова ее природа и назначение.
Так же, как Ваша сутьведать, быть Ведьмой?
Именно так, подтвердила Ведьма. У каждого своя суть.
А какова моя суть? вдруг насторожилась Га.
А вот это тебе и предстоит выяснить в дороге, сказала Ведьма и вновь нежно потрепала девочку по голове.
Неожиданно пролился тягучий ручей мелодии, рассыпавшийся дождевым каскадом звонких капель. И так стало хорошо девочке Га, так тихо, так счастливо, так светло. Даже ветер, даже шелест листьев в кронах, даже недалекое журчание лесной речушкивсе влилось в эту чудную мелодию и сложилось в слова:
Вкус яблок на губах.
Мой голос тих и прост.
Душа твоя в цветах.
Ликует Алконост.
Вот она сама и представилась, улыбнулась Ведьма и повела рукой в сторону небесно-голубой птицедевы. Это твоя тихая гавань в любых бурях. Когда поет птица Алконост, даже морские волны превращаются в мягкую перину. Если, конечно, не запоет птица Стратим.
Последние звонкие капли песни все еще наполняли воздух над поляной. Птица Алконост подбросила алый цветокдаже не подбросила, а просто отпустилаи легонько подула. Цветок плавно двинулся в сторону девочки и лег ей на волосы. Алый всплеск тут же стал будто бы частью девичей челки. Без каких-либо креп он вплелся в тяжелые темные волосы.
Это ее подарок, залюбовалась Ведьма. Знак счастья.
Глава 7. ВЕЧЕ
«Когда так шумит толпа, состоящая из граждан и черни, ее крики не выражают ничего, кроме слабости и раболепия».
На центральной площади городка возвышалась башня. Огромный столб толщиною в полсотни древних дубов, сложенный из «речного» камняпористого, почерневшего от времени и поросшего мхомкак и положено, с северной стороны. Не было в башне ни окон, ни смотровых амбразур, ни каких-либо других проемов. Лишь одна тяжелая двустворчатая дверь из красного ясеня с южной стороны.