Георгий сказал что-то, но его лица видно не было. Ася видела только, как под рубашкой шевелятся его костлявые лопатки.
Памятьстранная штуковина,отвечал ему старик, шевеля пальцами в воздухе, будто пытаясь его посолить.Если девушка, проведя с тобой ночь, запомнит ее точь-в-точь как ты, то ты в свою очередь забудешь эту ночь быстро и навсегда. Зачем обоим помнить одно и то же?
Ася уже приняла решение. Надев сарафан на голое тело, не обуваясь, она выскочила на лестницу. Напротив ее двери, облокотившись о перила, стоял мужчина, с которым она была полчаса назад.
Куда собралась?спросил он, прищурясь.
Тебе-то что? Изыди, приятель,стараясь быть спокойной, ответила Ася.
Так нечестно. Я ни в чем перед тобой не виноват,сказал он.Мне, ты уж прости, не хочется в небытие. Там, видишь ли, тоскливо.
А ты найди другую дуру. Дур много.
Ты не понимаешь. Думаешь, мне не известно, кто ожидает тебя во дворе?
Испугался?Ася облизнула губы. Ей очень польстило, что этот лощеный красавец-мужчина нервничает и выглядит идиотом.
Ты знаешь, что произойдет с тобой, если ты выйдешь к нему?
Догадываюсь.
Хватит дурочку валять. Идем домой. Ты думаешь, он настоящий? А ведь настоящий-тоя! Это онсамозванец, миф, принц на коне блед. Он ведь смерть твоя! Я его узнал.
Ася глянула на него широко раскрытыми глазами и сказала:
А ведь ты действительно умнее меня.
Мужчина улыбнулся, удовлетворенно вздохнул и шагнул к ней, пытаясь обнять. Но Ася, неожиданно даже для себя, проскочила под его руками и легко побежала вниз, шлепая босыми ногами по бетону.
Выбежав из подъезда, Ася в два прыжка достигла цели и рухнула перед Георгием на колени.
Забери, забери меня отсюда!кричала она, вцепившись руками в холодные поручни качелей.
Георгий дико глянул ей в лицо. Старик, стоявший рядом, захохотал.
Мужчина, вышедший из подъезда следом за Асей, приближался к ним не спеша. Подойдя ближе, он хмыкнул, опустив руку в карман пиджака, и встал, расставив ноги.
Привет честной компании,сказал он.Я на два слова. Не возражаешь?обратился он отдельно к Георгию. Тот молчал.Значит, не возражаешь. Ну что ж, к делу... Зачем тебе она?
Она мне снилась,сказал Георгий, кривя губы.
Только и всего? Забавно.
Ничего забавного. Как видишь, я на этот раз никого не неволю. Она все решила сама.
Ты вообразил,, что на тебя не найдется управы? А я, исключительно из вредности, возьму и назову сейчас твое настоящее имя. Я его знаю, мы ведь почти родственники, а? Что тогда с тобою будет?
Ты не посмеешь,сказала Ася.
Сама спасибо скажешь потом. Итак, я считаю до трех. Или ты исчезаешь сам, или... Раз!
Тут Ася, страшно закричав, кинулась на него. Они повалились на землю.
Ах ты...шипел он.А ну сейчас же...
Он ловко вывернул ей кисть руки. Ася вскрикнула. Мужчина, придавив ее к земле, вскочил. Правое его веко дергалось.
Луна голубым серебром заструилась по длинному узкому клинку, который извлек из трости старик-сосед.
Пся крев!коротко сказал он и, сделав стремительный выпад, пронзил мужчину насквозь.
Когда убитый упал, старик обтер клинок о его пиджак и спрятал оружие обратно в трость.
Точно в сердце,сказал он.Совсем как в двадцать втором, в Варшаве... Я унесу труп к шоссе и оставлю на обочине,объяснил он свои намерения.
Смотрите, чтобы вас не увидели,сказал Георгий, поднимая Асю на руки.
Учи ученого,хмыкнул старик.
Нам пора,сказал Георгий.
Да,сказал старик.А я как же?
Ждите,ответил Георгий,ждите своей пули или шашки. И вообще, спасибо, конечно, за доверие, но вы меня с кем-то спутали. Все трое.
Старик пожал плечами.
Ася дрожала, но на сердце ей было очень хорошо. Георгий на руках вынес нее к шоссе, дальше она шла сама, лишь слегка опираясь на его руку. Шли они в глубину парка.
Что же теперь?спросила она, когда они вышли к беседке.
Теперь ты станешь моей женой, родишь мне детей, и мы будем радоваться каждому новому дню.
А где мы будем жить?
В доме у озера.
Это далеко?
Близко. Теперьблизко.
Это и есть смерть?
Георгий рассмеялся.
Это жизнь,сказал он.Смерти никакой нет. Я проверял. Идем же...
Горлица, проснувшись на ветке липы, спрыгнула на Асин подоконник и перепорхнула на спинку кровати. Голова, которую она прятала под крылом, оказалась маленькой головой женщины с коротким каре каштановых волос. Ни к кому не обращаясь, она сказала:
Говорят, у людей, читающих подобные истории, рождается вторая душа, причем она гораздо старше первой. Схоласт Иоким Потоцкий утверждает, что это происходит из-за стремления к совершенству. Но мне кажется, причина в другом...
Когда последнее слово отзвучало, я потер глаза. Я находился в беседке один, и только вдали, в мутных сумерках, исчезал, покачиваясь, чей-то силуэт.
Позвольте, позвольте...забормотал я и бросился этот силуэт догонять.
Принадлежал силуэт Диделю-птицелову. Когда я поравнялся с ним, птицелов скосил глаза, чирикнул щеглом и вдруг скакнул в сторону. Из-за дерева он лукаво глянул на меня, запыхавшегося, прижался щекой к коре, так что его нос стал похож на сучок, и вдруг пропал. Только нос-сучок остался, словно рос тут всегда.
«Изумительный вечер выдался»,подумал я. Мне было уютно.
ГАБА И ЕГО НОСОРОГ
Когда мне было четырнадцать лет, у меня была замечательная подруга. Ее звали Аида.
Всякий, кто бреется с тринадцати, у кого в четырнадцать были мутные глаза, мокрые усы и прыщи,поймет меня. Ибо я влюбился, встретив в школьном коридоре новенькую из параллельного класса.
Аида была эфиопкой, всего на четвертьпо дедушке. Дедушка в генетическом смысле был могуч. Аида унаследовала кожу сливового цвета, а глаза диковинного разреза поблескивали влажно, когда усопший старик выглядывал в мир сквозь них.
Дедушка помогал Аиде по-своему. Бывало, что ее оскорбляли. Дедушка тогда потрясал ассагаем и топал ногами, распевая нечто громкое и страшное. Кроме Аиды и меня, этого никто не слышал.
Аида, впрочем, научилась обходиться без дедовской помощи. Что-то в ней было необъяснимое, чего другие не выносилипоэтому ее только дразнили. Никто не дернул ее за волосы и ни разу не бросил ей в спину грязной тряпки для протирания доски. Аида стремительно шла по коридорусквозь. Состояла она вся как бы из недорисованных штрихов. Сравнение с пантерой не годилосьскорее на жирафиху она была похожа. Наш учитель по литературе тоже так думал. Посреди гудящего улья, между партами, тоскуя он поглядывал в окно, а Аида, опаздывавшая на свой урок,цок-цокбежала по коридору. Литератор всегда догадывался, что это именно она,он раздавливал пальцами мелок, вздыхал, бормотал в усы о далеком озере Чад и глядел на нас с ненавистью. Ему очень хотелось проткнуть указкой самого наглого сопляка, а остальным проломить черепа.
Мы с приятелем, Жориком Берадзе, долго гадаликому из нас достанется новенькая. Но Жорик, по зрелому размышлению, переключился на толстую татарку Эльвиру и достиг, по его словам, немалых успехов. А я боролся, болтаясь между вожделением и страхомассагай дедушки страшил меня.
Жила Аида по соседству, в нашей махалле. Завоевания демократии еще не докатились до ташкентской окраины, и по своей махалле можно было передвигаться свободно даже по ночам, без велосипедной цепи под рукавом.
С Аидой мы частенько встречались у ворот лепешечника, на улице Риштан. Лепешечник этот до последнего замешивал тесто на кислом молоке, а не на воде, чем и прельщал клиентуру. (Конкуренты распускали слухи, что в банку с закваской раздаивается супруга лепешечника.)
Горячие лепешечные колеса скатывались в авоську. Я смущенно двигал руками, Аида поднимала бровь дугою и пожимала плечом. Дедушка грозил, завывая басом. Улица Риштан, присыпанная белой пылью, выносила меня к дому. В волнении я обрывал и жевал виноградные усики.
Так продолжалось до конца учебного года. Но в июне дедушка ненароком отлучился, и я поцеловал Аиду в плечо.
Это случилось во дворике бабки-спекулятнки. Там продавались сигареты. Иногда там же мы с Берадзе брали литр сухого белого вина, от которого болели виски и кололо в горле. Под покровом ночи пробирались мы в этот заветный дворик. Трехрублевки пропотевали в кулаке. Усатый, толстый Джахангир, сын старухи, следил за порядкомдом стоял на границе сразу трех махаллей, и между покупателями бывали стычки. Джахангир возлежал на топчане, кушал курагу и слушал по радио бесконечные «усуль-макомы».