Вращающиеся огни, красный, синий, белый, окружают нас со всех сторон, человека поднимают на ноги и уводят, почти уносят, его ноги почти не касаются земли. Он по-прежнему плачет, голова у него запрокинута, как будто шея сломана. Повсюду тела, большинство из них мертвые. Я умею отличать мертвых.
Один полицейский подходит ко мне, благодарит за то, что я предотвратила новые смерти. Я отдаю ему автомат, он достает блокнотик. Он хочет знать, как все было: что произошло, что я видела, что я сделала потом. Доброе лицо, веселые глаза. Я начинаю рассказывать.
...и потом тьма.
«Куда я деваюсь?»
Вот когда меня окутывает тьмасразу после того, как меня выхватывают из одного сражения и переносят в другое,где я нахожусь в это время? Этих промежутков времени просто не существует, никаких воспоминаний, кроме смазанных битв. Ни имени, ни потребностей, ни желаний, никакой связи ни с чемтолько мое собственное отражение в витрине или в луже... Где я живу? Кто я такая, когда я там, а не тут?
И живу ли я вообще?
Кто я?
Нет, я не «кто». Я не могу быть кем-то. Янечто. Ходячее оружие, орудие, слепая сила, которую использует кто-то или что-то, мне неизвестное, с целью, которой я не понимаю.
Но...
Если я изначально задумана как оружие, сознательно создана с одной определенной щелью, для чего тогда я задаю вопросы? Автомат того бедолаги не интересовался ни собственной сущностью,
ни сущностью своего хозяина, ни тем, куда его вешают, когда он не нужен. Нет, я явно нечто большее, чем просто оружие: я способна...
...размышлять. Размышлять в тот самый момент, как отбираю у хихикающей парочки канистру с бензином. Парочка склонилась над оборванной теткой, которая сонно моргает, сидя на тротуаре. Парень уже открыл зажигалку, уже готовится чиркнуть колесиком. Я бью их канистрой, пока они не падают на асфальт и не остаются лежать неподвижно. Я поливаю их бензином и швыряю зажигалку в канаву. Оборванная тетка принюхивается, фыркаетей не нравится запах. Она встает и бредет прочь. Проходя мимо, она кивает мне.
И на миг, прежде чем меня снова окутывает тьма, я остаюсь стоять на пустынной улице, глядя ей вслед: оружие, которое пока не находится ни в чьих руках, ни на кого не нацелено, оружие, пытающееся осознать себя. Всего на миг...
И снова тьма. «Думай о тьме!»
...на этот раз вокруг светло, наступает вечер. Я вижу ее впереди, слишком далеко впереди, спокойную, хорошо одетую женщину, невозмутимо роняющую второго ребенка в реку, вьющуюся через город. Я вижу головку первого ребенка, его уже почти не видно, его несло течением. Третий ребенок отбивается и плачет, когда она поднимает его и выносит за парапет. Другие люди тоже бегут туда, но я пробираюсь сквозь толпу, я обгоняю всех, я уже там, и я изо всех сил бью ее, так, что она взлетает в воздух и врезается в вывеску, которую я не могу прочесть. Но ребенок уже в воздухе, он падает...
...И я падаю следом, я вхожу в воду всего через несколько секунд после него. С этим проблем не будетя мгновенно подхватываю егоее, это девочка, она плачет и захлебывается, но с ней все в порядке. Я оставляю ее на узком берегутам, впереди, лестница, кто-нибудь спустится сюда и достанет ее,и устремляюсь следом за остальными, сбрасывая обувь, чтобы не мешала плыть. «Я плыву...»
Где, как я научилась плавать? Это что, входит в обязанности оружия? Я рассекаю поду без малейших усилий, передвигаясь быстрее, чем люди, бегущие по дороге,как я научилась работать руками и ногами именно так? Течение помогает мне, но оно же несет и детей все дальше и дальше. Впереди мелькает обращенное к небу личико, ребенок еще держится на плаву, но это ненадолго. Я плыву еще быстрее.
Это мальчик, он постарше той, первой девочки. Я подхватываю его, кладу себе на плечо, его рвет водой мне на спинутакое ощущение, что он успел проглотить половину реки. Но он все пытается показать вперед, вниз по течению, вслед третьему ребенку, тому, которого нигде не видно. С берега кричат люди, но на это нет времени, времени нет. Я запихиваю его под мышку левой руки и плыву дальше, гребя правой, используя ноги и спину как один большой плавник. Голову я держу над водой, смотрю вперед. Никого. Ни следа.
Умненький мальчик: он разворачивается и хватает меня за плечи, так что теперь я снова могу грести обеими руками. Но я не могу найти третьего... не могу...
Нет, могу. Вон он плывет, лицом вниз, совершенно безжизненно, вращаясь в потоке воды. Вторая девочка. Еще мгновениеи я хватаю ее, но теперь река рвет у меня из рук их обоих и вытащить их на берег, борясь с течением, не так-то просто. Но у нас все получится. Все получится.
Руки, лица, детей вырывают у меня из рук. С мальчиком и малышкой все будет в порядке, со старшей девочкой не знаю. Приехала полиция, двое полицейских склоняются над ней, двух других детей кутают в одеяла. Мне на плечи тоже набросили одеяло, а я и не заметила. Люди теснятся вокруг, хвалят меня, голоса у ниx далекие-далекие... Надо позаботиться о девочке.
Мать уже арестовали, двое полицейских крепко держат ее за руки, хотя она и не сопротивляется, послушно идет с ними. Лицо у нее абсолютно спокойное, никакого выражения; она смотрит на детей, не узнавая их. Мальчик смотрит на нее... Не буду думать об этом взгляде. Раз я оружие, мне не обязательно думать о таких вещах. Я направляюсь к неподвижной девочке.
Один из полицейских, делающих ей искусственное дыхание, поднимает головупотом узнает меня. Я тоже его знаю. Это он задавал мне вопросы про плачущего человека с автоматом, и он видел, как я провалилась во тьму. Я отступаю, роняю одеяло, я готова прыгнуть обратно в реку, хотя я устала и промокла насквозь. Он указывает на меня, начинает вставать...
И меня снова окутывает тьма. Теперь я ей даже благодарна. Вот только... только...
«Только теперь я никогда не узнаю, что стало с той девочкой, выжила она или умерла. И что произошло с матерью...»
Когда-то я бы не стала думать о таких вещах. Даже и в голову бы не пришло. У меня не было для этого ни слов, ни места, где должны находиться слова. Я бы не сумела отделить себя от тьмыостаться собой, даже сейчас, во тьме, в ожидании. Способно ли на такое оружие? Способно ли оружие запомнить лицо мальчика над водой и то, как он пытался помочь мне спасти сестру?
Значит, я все-таки не просто оружие, как я и надеялась. «Но кто же я?»
Если я человек, у меня должно быть имя. У людей есть имена. Как мое имя?
«Как меня зовут?»
Где я живу?
Может, я сумасшедшая? Как тот бедолага с автоматом?
Я просыпаюсь. Это должно означать, что я сплю. Разве не так? Тогда где я... Нет-нет, не отвлекаться. Я уверена в одном: я внезапно прихожу и себя на улице, каждый разна улице, где-то в городе. Я прихожу в себя мгновенно... Я всегда одета: прилично, практично и совершенно неприметно, и всегда стою на ногахнет, я уже двигаюсь, я либо нахожусь в самой гуще заварухи, либо направляюсь прямо туда. И я знаю, что делать, когда я там окажусь, потому что... потому что знаю, вот и все! Всегда знаю.
Значит, ни имени... ни дома... ни места, где я могла бы находиться, за исключением тех случаев, когда я уже спешу туда. И даже среди бела дня тьма всегда где-то рядом... безмолвная пустота. Прежде я просто исчезала в ней, но теперь вот появилось это новое место во тьме, когда я могу чувствовать присутствие «теперь», и это «теперь» отличается от «потом». А если это действительно так, значит, «потом» я смогу остановиться и оглянуться назад...
...стою под мигающим уличным фонарем и смотрю на двух девочек-негритянок, которые идут под ручку. Им, судя по всему, не больше пятнадцати, а го и лет по тринадцать всего, и они только что вышли из кинотеатра. «Откуда я знаю, что такое кинотеатр, а?» Кино, видимо, было смешное, девчонки хихикают, цитируют реплики, передразнивают актеров. Но идут они быстро, почти бегут, и смеху них какой-то натянутыйэто заставляет меня предположить, что они знают: им тут находиться опасно. Я иду следом и ними по противоположной стороне улицы.
Из темноты беззвучно возникают пятеро белых парней: трое перегораживают девочкам дорогу, еще двое появляются сзади,отрезая путь к бегству. Все происходит в абсолютной тишине: все знают, что они делают и зачем. Девочки беспомощно озираются, медленно отступают к стене, держась за руки, как детида они и есть дети. Один из парней уже расстегивает ремень.