Анkа ТроицкаяБолотный Человек Bogman
Вступление Однажды 6 ноября 1997 года
Он сыто отрыгнул и повалился на спину. В плеере диск свистнул, остановился, потом завертелся снова. Из динамика запела какая-то новая российская знаменитость, имени которой через пять лет уже никто не будет помнить. Прямо над лицом колыхалась штора. Захотелось покурить.
Скрип, у нас дурь есть?
Ты че, Витек? Уже два дня, как нет.
Неужто совсем нема? А у Пашки?
Он завязывает. У него не будет. Сальца хочешь?
Виктор собрался было посмеяться, но только закашлялся и сел. В комнате было дымно от сигарет, но не сигарет ему хотелось. Хотелось улететь. Он оглядел комнату, загаженный стол с горой пивных банок и белыми коробочками из-под острой индийской снеди; пустую бутылку на подоконнике и мятого Скрипа на соседней кровати. Если бы он знал заранее, он бы заметил что-то странное в том, как на него смотрит Скрип. Он бы показался ему необычайно трезвым после выпитого, а его взгляд был сочувствующим или просто пристальным.
Тогды хоть на кино подывиться. Хде там Как его? Сериал с единоборствами?
Ты же травки хочешь.
Ну, хочу.
Поехали, поищем.
Да поздно ужо шукать, наверное. Ежли ток на Ватерлоо
Лучше на Лейстер. Там свой дилер в «Бонго».
Делековато. Два часа катаний. Нехай Малек съездит.
Гуляет где-то Малек.
Виктор почувствовал приступ лени.
Поди, заховал хде-нибудь, гарный наш. Нет мне охоты в центр ехать.
Тогда на север от Лондона, там у Секача в Хатфилде.
Дорого?
Ненамного.
Если бы он знал заранее, он бы вспомнил, что Секач уже неделю как уехал назад в Латвию, да и клуб «Бонго» работает только по пятницам и субботам. Он бы заподозрил неладное Но он не вспомнил. А вспомнив, все равно не заподозрил бы.
За городской окраиной фонари освещали дорогу, как коридор, а за пределами этого коридора была тьма непогоды, похожая на пустой космос. В машине рядом с водителем сидел Виктор Сергеевич Одосеенко двадцати девяти лет. Высокий и красивый молодой человек без определенного рода занятий, временно квартировавший в комнате приятеля в городе Лондоне, на северо-восточном его краю. Виктор был человеком никчемным, неумным и совершенно бесполезным как для людей, так и для самого себя. Когда-то он бросил учиться, постоянно проработал лишь два года курьером в коммерческой структуре, в одной из первых в Украине. Тогда же, в начале девяностых, он успел жениться и развестись, оставив свое лучшее и единственное творение, сына Толика, без отца и алиментов. В 94-м году, придумав себе повод и сфабриковав доказательства с помощью умных людей, он заплатил перевозчикам семьсот пятьдесят долларов и приехал с другими беженцами в Англию в фуре через Бельгию. Эта дорога заняла четыре дня. Запертые в контейнере шесть нелегалов питались тем, что взяли с собой, там же испражнялись в ведро, мерзли, потели и тряслись от страха, что на них свалится ящик во время пересечения канала на барже. При недостатке воды они чуть не погибли от обезвоживания, но им повезло, и они прибыли живыми и даже чудом избежали ареста. В Лондоне Виктор прибился к «своим» и уже больше года перебивался случайными заработками, жил там, куда пустят, сидел на игле и служил шестеркой в аферах человека по кличке Скрип. Он не спешил просить убежища у властей, потому что был он дураком и растяпой. Всю папочку с документами он продал кому-то за пакет с травкой уже через пять месяцев после прибытия, а в ридной Украине больше не показывался. Теперь он считал себя вполне довольным жизнью, свободным, окруженным друзьями и халявой.
Если бы он знал заранее, он бы обратил внимание, что Скрип, его благодетель, ведет машину молча, как никогда не бывало. Английское радио они не слушали, а кассетник в старом эскорте давно сломался. Виктор трепался о бабах, а Скрип только иногда произносил: «Да ты че Ну, ништяк!» Съехав с шоссе, машина замедлила ход. Было похоже, что Скрип ищет правильный поворот. На вопрос Виктора он ответил так:
Секача ищу. Он же теперь в машине живет. Вон, видишь белый микроавтобус? Вылезай, пошли.
Если бы Виктор знал заранее Да что там! Если бы у него было чутье, как у самого Скрипа или хотя бы как у Лямского. Он бы не пошел. Но Виктор был наивным и простым. Он понял все, только когда его схватили за шиворот и приложили к дверце машины. Он не успел испугаться. Он едва сообразил, что Скрип решил не рисковать больше и привез его сюда, чтобы убить. И Скрип это делал молча, быстро, безжалостно, но и беззлобно. Виктор почувствовал ладонями мокрый гравий на обочине и подумал, что Полина теперь продаст мамкину хату в Херсоне. Затылка что-то коснулось, но от этого в лицо полетела сама обочина и шершаво ударила гравием в нос. На миг стало невыносимо светло, и Виктор умер. Покорно, как забитая скотинка.
Но так уж сложились дела, что через несколько лет мертвый Виктор Одосеенко принесет людям больше пользы, чем живой, и сыграет важную роль в моей собственной жизни. А пока на краю темной дороги, сворачивающей с Б198, из белого микроавтобуса вылез рослый, но очень молодой парнишка, явно напуганный до смерти. Ему было лет восемнадцать, не больше. Он помог Скрипу закатать тело Виктора в старую штору и погрузить в этот самый микроавтобус. Потом они оба сели в кабину, Скрип завел мотор и поехал в сторону кольцевого шоссе М25. Там было почти пусто ночью, но они не стали рисковать и превышать скорость. В микроавтобусе стерео работало, и Скрип включил диск. Тальков запел про самый лучший день. Тело Виктора увозили на запад. Я в то время ничего об этом знать не знала.
Случай 1. Восемь лет спустя
Алло! несмотря ни на что, я упорно отвечала на телефонный звонок по-русски вот уже много лет.
Хелло! Мисс Тринити?
Слушаю, спросонок на английский перейтиэто скорее инстинкт, а не решение.
Извините за ранний звонок. Вас офицер Блумфилд беспокоит из участка в Грэйсе. У нас тут кое-кого арестовали. Вы сейчас свободны?
Вопрос какой-то глупый. Разбудил посреди ночи и «Вы свободны?»
Как птица.
Что?
Когда подъехать?
Как можно скорее.
Буду через полчаса.
Прекрасно! Ждем.
На самом деле можно не торопиться. «Как можно скорее» ровным счетом ничего не значит. Грэйсместо беспокойное, тюремный офицер участка все время занят, офицер по делу все равно будет готовиться сто лет, да и дежурный юрист, если его вызвали, тоже не скоро приедет. Ночь на дворе.
Я свернулась под одеялом и чуть не уснула, но разбуженный кот принялся выцарапывать меня из постели. Пришлось встать. Кофе ждать было лень. Пока чайник будет закипать, я опять усну. Я наглоталась какого-то сока из пакета. Так и не разобрала, какого, так как из органов чувств работали пока только слух и осязание. Нашарила в темноте плащ, дедову шляпу, с которой я не расстаюсь, и ключи от машины. А уже в машине наконец открылись глаза и заболело колено. «Меньше будешь плясать!» сказала я вслух и поехала в Грэйс.
По дороге я гадала, но довольно лениво, что произошло на этот раз. Магазинная кража? Что-то поздно. Все-таки скоро два часа утра. Выходит, я и спала-то всего час. Наверное, вождение в нетрезвом виде. Скорее всего, ведь вчера была суббота. А по субботам, сами знаете, люди идут вечером в паб. И даже литовские рабочие русского происхождения со звучными именами типа: Виталиус Коноваловас, Вадимас Тарасенкас или Димитриус Тимирязьевас. Мрак!
Этот ночной вызов не имеет отношения к моей истории, как и многие другие, о которых я еще поведаю потом ради ясности картины, на фоне которой я живу. Такова моя работа. Вернее, таков мой приработок. Я, помимо учительства, время от времени подрабатываю переводчиком на британскую полицию и Суд Ее Величества. По вызову! И вызов этот может произойти когда угодно и где угодно. Поймают русскоговорящего нарушителя закона или просто спокойствия, а он либо не знает английского, либо тут же забывает его, и я еду переводить. Интересно это или нет, сами скоро поймете.
Уснуть за рулем я не уснула, но зато проехала поворот. На улицах было темно, фары освещали мокрый асфальт, кроме ночных грузовиков на шоссе почти не было машин. Однако уже сгущался предрассветный туман, смешиваясь с клубами пара из подвальной прачечной в двух шагах от полицейского участка. Ночь эта была не такая уж и холодная, но ужасно сырая. С недосыпу меня немного трясло.