У нее вывихнута рука, продолжал за его спиной Гротсин. Обе ноги сломаны. И мы обнаружили розовую пену. Увидишь, если повернешь ей голову.
Дождь не смыл ее?
Голова была защищена капотом машины.
«Защищена». Странный выбор слов, подумал Лич. Бедняжка мертва, кем бы она ни была. Розовая пена из легких указывала на то, что женщина умерла не сразу, но им от этого толку было мало и уж тем более никакой пользы для незадачливой жертвы.
Конечно, если кто-нибудь не наткнулся на нее, пока она была еще жива, и не расслышал несколько важных слов.
Лич поднялся и спросил:
От кого поступило сообщение?
Он здесь, сэр, ответила старшему инспектору ассистентка Гротсина.
Она кивком указала на противоположную сторону дороги, где Лич впервые увидел «порше бокстер», припаркованный во втором ряду с включенной аварийкой. С обоих концов машину охраняли два констебля, а чуть дальше стоял под полосатым зонтом мужчина средних лет в непромокаемом плаще. Его тревожный взгляд перебегал с «порше» на истерзанный труп и обратно.
Лич подошел, чтобы осмотреть спортивный автомобиль. Работа была бы недолгой, если бы водитель, машина и жертва образовали на ночной улице маленькую аккуратную триаду, но, еще не приступив к осмотру, Лич знал, что надежды на это мало. Гротсин не стал бы использовать термин «наезд и бегство», если бы имело место только первое.
И все равно Лич внимательнейшим образом оглядел машину со всех сторон. Он присел перед капотом и изучил переднюю часть кузова. Затем обратил внимание на шины и проверил все четыре колеса. Он опустился на омытый дождем асфальт и исследовал подвеску «порше». Закончив, он приказал отправить машину на экспертизу.
Позвольте, в этом нет никакой необходимости, последовало возражение со стороны мистера Полосатый Зонт. Я же остановился, верно? Как только увидел, что И сообщил куда следует. Само собой, вы должны принять во
Порядок есть порядок. Лич подошел к мужчине, который в этот момент принимал стаканчик с кофе от одного из полицейских. Скоро вы получите свою машину обратно. Ваше имя?
Пичли, ответил мужчина. Дж. В. Пичли. Но послушайте, это дорогая машина, и я не вижу причин Боже праведный, да если бы я сбил ее, на машине остались бы следы!
Значит, вы знаете, что это женщина?
Пичли стал суетливо соображать:
Должно быть, я подумал Да, я подошел к нему к ней. После того, как позвонил по девять-девять-девять. Я вылез из машины и подошел посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать. Она ведь могла быть еще жива.
Но не была?
Точно я не знал. Она не То есть я видел, что она без сознания. Она не издала ни звука. Может быть, и дышала, но И я знал, что нельзя ни к чему прикасаться
Он глотнул кофе. От стаканчика поднимался пар.
Ее изрядно потрепало. Наш эксперт заключил, что это женщина, проверив наличие у нее грудей. А что вы сделали, чтобы понять это?
Пичли пришел в ужас от того, что подразумевалось под этими словами. Он оглянулся через плечо на тротуар, словно беспокоясь, что зеваки, стоящие там, могли услышать их беседу и сделать из нее неверные выводы.
Ничего, негромко сказал он. Господи! Ничего я не делал. Скорее всего, я увидел, что под пальто на ней юбка. Или что волосы у нее длиннее, чем у мужчины
Там, где они вырваны с корнем.
Пичли состроил гримасу, но продолжил:
Значит, я увидел юбку и сделал вывод, что это женщина. Да, так и было.
А лежала она именно на этом месте? Прямо у «воксхолла»?
Да. Именно на этом месте. Я не трогал ее, не двигал никуда.
Заметили кого-нибудь на улице? На тротуаре? На крыльце? В окне? Еще где-нибудь?
Нет. Никого. Я просто проезжал мимо. И вокруг никого не было, только она, и я бы вообще не заметил ее, если бы не бросилось в глаза что-то белоеее рука или запястье Точно.
В машине вы были один?
Да. Да, конечно. Я был один. Я живу один. Вон там, в том доме.
Лич отметил, что эту информацию Пичли почему-то выдал по собственной инициативе. Он спросил:
Откуда вы возвращались, мистер Пичли?
Из Южного Кенсингтона. Я был ужинал с приятелем.
Как зовут вашего приятеля?
Позвольте! Меня что, обвиняют в чем-то? Пичли не столько встревожился, сколько возмутился. Если вызов полиции при обнаружении трупа является основанием для подозрений, то я предпочел бы, чтобы здесь присутствовал мой адвокат, когда меня Эй, вы! Держитесь подальше от моей машины, вам понятно?
Последнее восклицание относилось к смуглолицему констеблю, входившему в поисковую команду, прочесывающую улицу.
Неподалеку как раз двигалась группа констеблей из этой же команды, и от них отделилась девушка, сжимавшая в латексной перчатке женскую сумочку. Она двинулась к Личу, он тоже натянул перчатки и отошел от Пичли, но сначала велел ему оставить адрес и телефон одному из констеблей, охранявших его «порше». С девушкой-констеблем он встретился посреди улицы и принял от нее сумочку.
Где вы нашли ее?
В десяти ярдах от тела. Под «монтегро». Внутри ключи и бумажник. А еще водительское удостоверение и другие документы.
Она местная?
Из Хенли-он-Темз, ответила девушка.
Лич открыл замок сумочки, выудил оттуда автомобильные ключи и отдал их констеблю.
Проверьте, не подходят ли они к какой-нибудь из машин поблизости, велел он ей и, когда она зашагала выполнять поручение, вынул бумажник и стал изучать документы.
Прочитав имя в первый раз, он его не узнал. Потом он будет недоумевать, почему не вспомнил ее сразу. Наверное, дело было в том, что чувствовал он себя хуже, чем растоптанное лошадиное дерьмо. И только прочитав ее имя на карточке донора внутренних органов и на нескольких чеках, он понял, кто эта женщина.
Старший инспектор оторвал взгляд от сумки, которую держал в руках, и посмотрел на искалеченную фигуру ее владелицы, лежащей на дороге подобно куче тряпья. Трясясь от озноба, он пробормотал:
Господи! Юджиния! Господи Иисусе! Юджиния!
На другом конце города констебль Барбара Хейверс пела вместе с остальными гостями семейного торжества и гадала, сколько еще приторных песенок придется ей спеть, прежде чем она сможет сбежать отсюда. Беспокоило ее не позднее время. Да, час ночи означал, что она рискует не добрать положенное количество часов сна, требуемое для поддержания красоты. Но даже если она превратится в Спящую красавицу, то и в этом случае лучше выглядеть не будет, а значит, нужно просто надеяться на то, что ей удастся поспать хотя бы часа четыре. На самом деле ей не давал покоя повод для этого торжества. Ради чего ее вместе с коллегами по Скотленд-Ярду затолкали в этот жарко натопленный дом и держат здесь вот уже пять часов кряду?
Понятно, что брак длиною в двадцать пять лет достоин того, чтобы устроить праздник. Барбаре хватило бы пальцев правой руки, чтобы пересчитать знакомые ей пары, достигшие этой знаковой цифры супружеского долголетия, и даже не пришлось бы использовать большой палец. Но вот в этой паре было что-то неправильное, что ли. Как только она вошла в гостиную, где желтая гофрированная бумага и зеленые воздушные шарики самоотверженно скрывали убогость, вызванную не столько бедностью, сколько равнодушием, ее охватило ощущение, что виновники торжества и собравшаяся компания разыгрывают некую домашнюю пьесу, в которой ей, Барбаре Хейверс, роли не дали. И она не могла отделаться от этого ощущения, как ни старалась.
Сначала она объясняла себе это чувство отчужденности тем, что она пришла сюда вместе со старшими офицерами, один из которых три месяца назад спас ее шею от профессиональной виселицы, а другой пытался затянуть на той же шее веревку. Потом она решила, что ее дискомфорт объясняется тем, что на мероприятие она прибыла в своем обычном статусебез партнера, тогда как все остальные пришли парами. Даже ее приятель детектив-констебль Уинстон Нката привел с собой матьимпозантную даму шести футов ростом в национальном костюме Карибских островов. В конце концов Барбара остановилась на мысли, что источником ее дурного настроения является сам факт празднования годовщины чьей бы то ни было семейной жизни. «Завистливая корова», обругала она себя.
Но даже это объяснение не выдерживало более-менее серьезной критики, потому что при нормальных обстоятельствах Барбара не была склонна тратить душевную энергию на зависть. Да, в мире существовало множество поводов для того, чтобы она предалась этому бесплодному чувству. Например, в данный момент она стояла посреди болтающих пармужей и жен, родителей и детей, любовников и компаньонов, а у нее не было ни мужа, ни партнера, ни ребенка и на горизонтени единой перспективы изменить хотя бы одно из этих трех «ни». Однако на такое положение дел она умела реагировать: находила путь к столу с закусками и оставалась там до тех пор, пока удовлетворенный желудок не помогал ей убедить себя в том, что статус одинокой женщины предоставляет ей массу свобод. Таким образом она справлялась с любыми неприятными мыслями и чувствами, могущими пошатнуть ее душевное спокойствие.