В кухне Уты тоже не было, и Аник отправилась на задний двор, в помещения шаваб. Одна из женщин шаваб бодрствовала, остальные спали. Аник посмотрела на длинный ряд тел, распростертых на полу, и по трое-четверо человек укрытых одним ковром. Уту найти среди них будет трудновато.
Нет, ее не было сегодня, покачала головой бодрствующая женщина на вопрос Аник. Уже много дней мы не видели ее.
В церкви горели огни, и Аник заглянула туда. Перед образами лежали тела тех, кого не стало вчера и сегодняотец Константин, Хильда, женщина шавабАник не знала ее имени, двое дружинников, несколько детей. Освещали церковь лучины, потому что свечей в крепости давно не было. У тела Хильды молилась Арвик.
Аник засветила лучину у иконы Варвары-целительницы и помолилась за здравие отца и дружинника Горди.
«Где же она может быть?»подумала Аник, выйдя из церкви и останавливаясь перед княжеским домом. Костры, разведенные во дворе, почти погасли. В глубоком ночном небе, опрокинутом над крепостью, сияли крупные, как горошины, звезды. Тишина и покой, впервые за много месяцев, царили в ночной крепости.
«Отец будет жив, поняла вдруг Аник, отец будет жить, а я выйду замуж за короля Марка. Не сейчас, потом, когда-нибудь»
Она засмеяласьтихо, чтобы не нарушить ничей сони побежала к себе. В конце концов, рассказать Уте про Балка и князя Горгия она успеет и завтразавтра тоже будет день.
15.
У входа в дом кто-то стоялбольшой мужчина.
Гив? вопросительно произнесла Аник. Но человек был больше даже и Гива.
Балк, ответил тот. Лошадей смотреть перед спать.
«Ходил посмотреть на лошадей, перед тем, как лечь спать», догадалась Аник. Хороший воин никогда не ляжет, не убедившись, что лошадь его в порядке.
Ты понимаешь, когда я говорю по-горски? спросила Аник. Балк ответил:Да, все.
Благородный Балк, я отказалась от твоего вина за столом, но мне очень нужно вино для раненых. Одна фляга всего, понимаешь? У нас двое потерявших много крови, им нужно вино.
Да, да, кровьвино, сказал Балк, фляга мало, три фляги, сейчас нет, утром.
Хорошо, сказала Аник и засмеялась, завтра, да? Только не говори князю Горгию, ладно? Никому не говори. Спокойной ночи, благородный Балк!
Она нарушила горские законыу гостя не просят ничего, а если он сам предлагаетотказываются наотрез. Но Аник не чувствовала себя виноватой. Балк первый нарушил обычаи. И потомон чужой здесь, он уедет, и никто ничего не узнает. А вино для Горди и для отца необходимо.
Ута оказалась в комнате Аник. Она мирно спала, даже не сняв праздничного платья. Аник тихо разделась и легла рядом, осторожно, чтобы не разбудить подругу. «Вот так всегдаподумала она, находишь не то, что ищешь, а то, что ищешь, находишь не там».
16.
Утром князь Горгий взялся писать письмо, а благородный Балк попросил Аник проводить его в лекарню, будто бы познакомиться с князем.
В лекарне хозяйничала Утаона собиралась менять повязки Горди и князю. Горди спал, князь еще не пришел в себя, и Балк постоял возле его ложа. Потом он вытащил из-за пазухи три фляги, из которых две были обычные, деревянные, а однасеребряная, тонкой работы. Балк знаками показал Аник, что деревянные фляги надо вернуть, а серебряную он дарит ей. Аник решительно замотала головой.
Нельзя, благородный Балк! сказала она. Я не могу это принять.
Она перелила вино в кувшин, и вернула Балку все три сосуда.
Помнить, возьми! уговаривал Балк. Аник еще решительней замотала головой. Еще только этого не хваталопо обычаю, подарок девушка могла получить только от жениха. Если же какая-нибудь неразумная или жадная девушка примет подарок от постороннего мужчины, и об этом узнаютродной отец острижет ей голову, выгонит из дому, и презрение и позор будет ее уделом.
Наконец Балк то ли понял Аник, то ли вспомнил об обычае, и сунул флягу обратно за пазуху.
Ута, только никому не говори, хорошо? попросила Аник подругу, когда Балк, наконец, ушел. Ты же знаешь
Знаю, улыбнулась Ута. Глупый обычай, как и большинство обычаев, что ваших, что наших. Почему нельзя принять подарок, сделанный другом от чистого сердца?
Он не друг, он гость, сухо сказала Аник. И вообщене нами придумано, не нам менять.
Вино же ты приняла!
Виноэто другое дело, это не подарок, а помощь раненым. Как то продовольствие, что обещал крепости Горгий. Но все равно лучше об этом молчать.
Все равно узнают, равнодушно сказала Ута, сматывая тонкую полоску полотна, увидят у нас вино и догадаются.
А может, не увидят, или сделают вид, что не заметили. Пока слово не сказано, вина как бы и нет. Все прекрасно понимают, что оно для раненых необходимо, и промолчат. Вот увидишь!
Аник оказалась права. Только князь, когда уже настолько оправился, что мог разговаривать, задал вопрос: «Откуда?»но Аник заговорила о другомо том, что в Дозорной башне почти все погибли от голода и жажды, и Вардан тоже, и двое из его сыновей, только старший выжил, и девочка, и что Прудис безутешна, совсем старуха стала, а на кладбище в соседней долине после осады прибавилось добрых полсотни могил, а у шаваб даже больше, и князь забыл о своем вопросе, и потом уже не спрашивал.
Часть восьмая. Прощание
1.
Князь поправился быстро, и Ута уехала из крепости, вернулась домой, в поселок шаваб, куда давно уже перебрались ее родители. Аник остро почувствовала, что такое одиночествоона привыкла каждый вечер обсуждать с подругой случившееся за день, или просто болтать, или пожаловаться на что-нибудьтеперь, лишившись этой возможности, она тосковала по вечерам.
Прудис после перенесенных испытаний и гибели почти всей своей семьи, очень переменилась. Ей было едва за тридцать, а выглядела она старухой: изможденнаякуда подевалась ее прежняя полнота! седая, она очень походила теперь на Хильду, но не интересовалась ничем, кроме своих детей, что было не похоже ни на Хильду, ни на прежнюю Прудис. Аник пыталась поручить ей что-нибудьхотя бы готовить едуно потом бросила эту пустую затею, потому что даже кашу сварить Прудис теперь толком не могла.
Население крепости поредело, но постепенно жизнь возвращалась к прежнему своему течению, как входит в берега река после летнего половодья.
Замостили двор, вернув на место вывороченные в последний день осады плиты. Посеяли пшеницу и овес. Выкорчевали пни от срубленных яблонь, и Гив натаскал из долины свежей земли, чтобы осенью посадить новые саженцы. Прежний погребтот, где во время осады лежали тела погибшихзамуровали и князь наметил место для нового. Джоджо с Давидом и Восгеном заготовили лес, чтобы восстановить изведенную на дрова мебель, и срубили уже новые столы на кухню и в большой зал.
2.
В середине лета в крепость пришел пастух Автан, отец мальчика Варо. Каким-то чудом ему удалось сохранить овец, и он перегонял отару на прежнее пастбище.
Князь вышел к нему навстречу, как выходят к самым дорогим гостям, но Автан будто бы не заметил оказанной ему чести.
Пастух остановился посреди двора, опершись на ерлыгу. Сопровождавшая его лохматая овчарка улеглась у его ног и поглядывала по сторонам, вывалив алый язык.
Здравствуй, князь, сказал Автан. Я сберег твоих овец. А где мой сын?
Князь опустил голову.
Автан понял и снял свою косматую шапку из овчины.
Достойно ли он умер? спросил он, помолчав.
Он умер, как мужчина, спасая друга, ответил князь.
Спас?
Нет.
Не судьба, значит, вздохнул Автан и снова надел шапку. Прощай, князь.
Постой, Автан, сказал князь, не хочешь ли остаться в крепости? Ты уже заслужил покой и спокойную старость.
Не так уж я стар, отмахнулся он. Помощника можешь мне прислать, только не сейчас, позже, осенью.
И ушел, тяжело опираясь на ерлыгу, и собака побежала рядом с ним.
3.
После этого Аник попыталась вспомнить лицо Варои не смогла. И другое, бывшее за время осады, как-то слишком быстро изгладилось из ее памяти. То ли новые заботы заслонили прежние беды, то лии это было похоже на правдупамять сама, без воли Аник, не желала сохранять слишком горькие и тяжелые воспоминания.