5.
Где ты шлялась все утро? прикрикнула на нее Ута, и Аник застыла с открытым ртомтак никто и никогда с ней прежде не разговаривал. Ты мне нужна, тут такое Ута стояла на коленях возле ларя и переглядывала свитки.
Ты с ума сошла? зашипела на нее Аник, это нельзя нам читать, это только посвященным в сан можно!..
Да, а он пусть умирает, да? Ута кивком головы указала на тело, лежавшее на столеАник думала, что это тело отца Константина, но сейчас, когда глаза ее привыкли к полумраку, увидела, что этоГорди, и что он дышит.
Горди? Он ранен? Только что я видела его, он был жив и здоров.
У него быстрая огневица. Знаешь, что это? спросила Ута деловым и каким-то бесцветным голосом. Аник сморщила нос, припоминаяно не вспомнила.
Ему жить осталось несколько часов, так же спокойно продолжала Ута. Когда Восген принес его, он был в сознании, и у него только слегка распухла ладонь. А сейчасты подойди, посмотри!
Аник приблизилась к столу. Рука Горди почти по самый локоть раздулась, как полено. Он тяжело дышал и облизывал пересохшие губы.
Такой скоро будет вся рука, а потом начнет распухать тело, он умрет, когда опухоль дойдет до горла
Но ведь я только что видела его, совсем недавно, он бился с каптарами Что же делать?
Вот я и хочу узнать, что делать, и не мешай мне. Там, в соседней комнате еще раненые, иди, перевяжи.
Раненых было не так много, как можно было бы подумать. Потом Аник сообразила, что дружинники просто пока не дошли до лекарните, кто остался на ногах, расчищали двор, собирали трупы каптаров и добивали тех, кто еще дышал. Аник быстро справилась с работой: прижгла раны, промыла ссадины и приложила примочки к ушибам. Все были в состоянии ходить, только одну женщину, потерявшую много крови, Аник попыталась уложить в постель, но женщина, поклявшись, что будет лежать, только дома, убежала. Аник вернулась к Уте.
Я нашла, все тем же бесцветным голосом сообщила Ута, откладывая тетрадку. Надо удалить захваченный болезнью участок, и тогда он останется жив.
А как? не поняла Аник.
Отрезать руку.
Руку? Отрезать живому человеку руку?!
Да, пока он живой! раздраженно отозвалась Ута. Что ты так смотришь на меня? Я все равно не смогу этого сделать. Позови кого-нибудь из мужчин.
Аник привела Гива. Услышав, что от него требуется, он побледнел и перекрестился.
Ва, женщина, я не могу этого сделать. Живого человека рубить, ва!
Гив, иначе Горди умрет, понимаешь? терпеливо втолковывала ему Ута. Совсем скоро умрет, до вечера не доживет. А если ему отрубить руку, может быть, будет еще жить до ста лет.
Гив отказывался, пятясь к двери, и спиной налетел на вошедшего в лекарню Джоджо.
Что тут у вас? спросил Джоджо таким тоном, как взрослые спрашивают расшалившихся детей, когда их, этих взрослых, гнетет большая забота. Ты нужна мне, дочь князя.
Джоджо, у Горди быстрая огневица, ты знаешь, что это такое?
Где? спросил Джоджо, выхватывая меч, можно еще что-то сделать?
Рука, вскакивая, сказала Ута, по локоть, сейчас покажу Нет, и локоть тоже, она уже дошла до сустава. Меч, надо меч обжечь в огне!
Джоджо раздраженно отмахнулся:Ва, пока ты будешь разводить огонь, мы опоздаем!
Сейчас! Аник бросилась в соседнюю комнату, принесла жаровню и раздула угли.
Огонь у нас всегда наготове, сказала она Джоджо, нам ведь все время приходиться то воду кипятить, то ножи калить, чтобы раны прижигать.
Интересно, а где вы берете дрова, когда даже яблони из сада сгорели в кострах? спросил Джоджо, раскаляя свой меч и несколько раз взмахивая им в воздухе, чтобы чуть остудить. Девочки переглянулись. Они давно спалили уже дубовую кровать Аник, и ткацкие станы, и теперь дожигали остатки книжного ларя из комнаты для занятий.
Вот здесь, Ута показала на место на два пальца выше локтя Горди. Джоджо поднял меч, с резким звуком выдохнул воздух, и отрубленная рука упала прямо под ноги Аник.
Запомни, Гив, сказал он, обращаясь к молодому дружиннику, бывает, надо подумать, прежде чем что-то сделать, но бывает, надо действовать, не раздумываякогда на тебя напали сзади, или когда у тебя быстрая огневица. Пойдем, дочь князя, там твой отец
Что с ним? вскрикнула Аник, чувствуя, как ноги ее подгибаются.
Посмотришь. Мы не знаем, нести ли его сюда, или дать ему спокойно умереть.
6.
Аник выбежала во двор. Люди, столпившиеся в углу, расступились, давая ей подойти.
Князь лежал на спине и тяжело дышал, глядя в небо. Его одежда была изодрана, клочья ткани прилипли к многочисленным ранам, нанесенным зубами каптаров. Четыре пальца правой руки были откушены напрочь, и из беспалой ладони хлестала кровь.
Отец! Аник упала на колени, вэ, отец!..
Принесите плащ! услышала она голос Уты, переложите его на плащ, его надо отнести в лекарню. Аник, вставай, ты должна помочь, я одна не справлюсь. Гив, ты самый сильныйтам, в лекарне, на столе Горди, перенеси его на постель, женщины, кто-нибудьты и тывымоете стол, там все в крови. Только быстро! закричала Ута, и Аник, словно разбуженная этим криком, вскочила на ноги:
Да, Ута, не волнуйся, я присмотрю.
Пока Гив перекладывал Горди, а женщины мыли стол и подтирали пол, Аник быстро приготовила кривые серебряные иглы и тонкие бараньи жилы, которые использовались для зашивки разорванных сосудов, длинные щипцы, употребляемые для удаления из ран посторонних предметов и осколков кости, а также для расширения раны. Она всегда делала это для отца Константина, а в последние недели и для Уты: ослабев во время болезни, отец Константин позволял ученицепод своим надзором, конечно, заниматься операциями. Знакомое занятие чуть успокоило Аник, руки ее перестали дрожать. На всякий случай она обожгла в огне два тонких острых ножаесли надо будет углублять рану или удалять рваные лохмотья мяса, и один плоский и тупойдля прижиганий.
Остуженной кипяченой воды осталось мало, и Аник поставила на огонь еще два котла.
Принесли князя и осторожно переложили на стол. Женщины освободили тело от остатков одежды. Аник было кинулась помогать, но Ута не позволила ей.
Они справятся, сказала девочка, не утомляй прежде времени руки. Проверь еще раз, все ли готово.
Но это же мой отец! воскликнула Аник, чувствуя, что горло сжимает комок, а из глаз вот-вот польются слезы.
Не думай об этом! крикнула Ута, думай о том, что это кто-то чужой, незнакомый, просто раненый Аник, кроме нас с тобой никто не сможет этого сделать. Надо собраться, слышишь?
Да, кивнула Аник. Если она не сможет успокоиться, отец умрет. Она успокоилась.
И учти, продолжала Ута, я могу устать, очень много рваных ран, и тогда заканчивать придется тебе. Сможешь?
Смогу, кивнула Аник.
Женщины омыли тело князя кипяченой водой, подготовив его к операции. Господи, он же старый! подумала Аник с удивлением. Она никогда не думала о возрасте отца, но теперь, увидев его впалую грудь, поросшую седыми волосами, его худые ноги, она поняла, что отец ее старик.
Надо бы вином, пробормотала Ута сквозь зубы. Но вина не было, как не было и того загадочного продукта под названием «вино тройного гона», который упоминался в записках отца Константина. «Ва, а чем мы потом будем его кормитьон же не сможет теперь есть вяленое мясо», мелькнула в голове Аник мысль, и пропалакак будто ее не было. Ута удалила всех из комнаты, оставив только Джоджочтобы удерживать князя, если тот будет дергаться под иглой. Последние два факела, сберегавшиеся отцом Константином именно для такого случая, укрепили в специальном приспособлении над столом, у двери поставили Гива, чтобы никто ненароком не вошел и не помешал. Ута и Аник опустились на колени по обеим сторонам стола. Аник не знала, о чем молится Ута. Сама она просила у Бога сил выдержать до конца. И чтобы не дрожали руки. И чтобы Ута справилась. И чтобы иглы не ломались. О здоровье для раненого, о том, чтобы он остался жив, отец Константин в таких случаях молиться не разрешал.
Бог знает, что суждено этому человеку, говорил он. Не сбивай Господа с толку. О здоровье успеешь помолиться потом, когда все будет завершено.