Нет, простого мужчину тоже не пустят, подумав, сказала Аник. Он вначале должен принять обетыстать священником, только потом ему разрешают изучать медицину. Мне отец Константин рассказывал. Я могу пообещать тебе однокогда настанет пора мне ехать в Дан, я попрошу отца, чтобы он позволил тебе отправиться с нами.
Это было бы здорово, улыбнулась грустно Ута, но вначале мы должны остаться в живых. Осада ведь еще продолжается
Часть седьмая. Конец осады
1.
Весной каптары оживились, и вновь начали штурмовать стеныс меньшим пылом, чем прежде, потому что их ряды тоже сильно поредели за время зимы. Самки их нарожали детенышей и не могли сражаться, а самок в стае было столько же, сколько и самцов, если не больше. К тому же каптары тоже голодаливсех животных в округе они переловили и съели, и обдирали теперь кору с деревьев, а однажды Аник увидела, как несколько каптаров накинулись на пронзенного стрелой соплеменника, и через несколько минут только темное пятно на земле указывало то место, куда тот упал. Аник после этого три дня тошнило при мысли о еде, как ни сильно терзал ее голод.
В Красной крепости кончались запасы смолы, и масла, и даже дров, и князь подумывал уже о том, чтобы сразиться с тварями не под защитой стен, а выйти на склоны горы, но слишком многие дружинники были истощены голодом и ослаблены болезньюболезнь вернулась весной, и теперь в редкие дни кто-то не умирал.
2.
После праздника Троицы случилось страшноезаболел отец Константин. Несколько дней он сопротивлялся болезни, потом слег, и больше уже не встал. Чувствуя приближение смерти, он призвал к себе князя.
Аник нашла отца на стенекнязь, как простой лучник, посылал стрелу за стрелой в воющую под стенами толпу каптаров. Они больше не казались Аник такими страшными, наверное, права была Нина, жена Джоджо, когда утверждала, что человек ко всему привыкает, а от постоянного страха устает даже раньше, чем от чего-либо другого. Но зато эти твари вызывали у Аник еще большее омерзение, чем прежде, поэтому она избегала смотреть в их сторону.
Отец Константин умирает, зовет тебя, сказала она, улучив момент, когда князь опустил лук, чтобы перевести дух.
Пусть подождет, отозвался князь, не расслышав.
Он умирает, отец, он сказал, что еще несколько минут, и он не сможет слова вымолвить
Нет ничего настолько важного, что заставило бы меня уйти отсюда сейчас, сказал князь, снова поднимая лук. Оглянись, Аник!
Аник посмотрела направо и налево и поняла, что имел в виду князь. На всем участке стены от привратницкой башенки до самого обрыва было всего двое лучников, и еще одна женщинаприсмотревшись, Аник узнала в ней жену Джоджосбрасывала вниз камни. С другой стороны было не лучше.
Почти бегом, красный от напряжения, на стену взобрался мальчишка-шаваб с десятком стрел в руках.
Кена сказал, что больше дать не может, с трудом переводя дух, выпалил мальчик, и еще он сказал, что у него кончается клей для стрел, до завтра он сварит, но сегодня надо держаться тем, что есть.
А каптары, будто чувствуя, что силы защитников на исходе, упорно лезли вперед.
Аник вернулась к отцу Константину.
Князь не придет, сказала она, удивляясь, что ей совсем не хочется плакать. Он не может. Почти не осталось здоровых, и, если он сейчас уйдет, то неизвестно, доживем ли все мы до завтрашнего утра.
В том ларе отец Константин попытался указать рукой в угол, где стоял кованый ларец, покрытый стареньким ковриком, но только повел глазами, в том ларе мои медицинские записи передашь моему преемнику, когда он появится если появится Там же летопись крепости с того момента, как я он не договорил. Вечером он умер, не сказав больше ни слова.
Князь пришел поздно ночью. Отец Константин был уже обмыт и одет, и старухи, сделавшие это, ушлиу них нынче было много работы, в крепости случилось пять смертей за один только вечер. Возле тела сидели Аник и Ута. Аник читала Священное писание.
Князь постоял несколько минут молча, склонив седую голову. Он стоял, пошатываясь, и Аник забеспокоиласьчто будет с крепостью, если и князь заболеет!
Отец, тебе плохо? Ты болен?
Князь перевел взгляд странно блестевших глазбудто он плакална дочь.
Нет. Чего он хотел от меня?
Не знаю, отец. Он сказал только, где хранил свои записки, и все
А, да.
Князь повернулся и вышел. Аник посмотрела ему вследее отец шел, странно шатаясь, как пьяный. Да он просто устал, смертельно устал, поняла Аник, и у него нет сил идти. Сердце ее сжалось от жалостии от страха тоже, но больше от жалости. Она вдруг осознала, что ее отец, хоть и князьно совсем не всесилен, не больше, чем любой другой, не отмеченный печатью власти человек.
Я теперь понимаю то, о чем вы все говорили, произнесла она тихо. О Божьей воле. Бывает, что ничего не можешь поделать, как бы не старался. Если Бог захочет, чтобы мы умерли, мы умрем. Но только, Аник выпрямилась, только пусть меня съедят каптары, если я не буду бороться против этой Божьей воли, пока дышу!
Ты богохульствуешь! впервые Аник видела подругу по-настоящему испуганной. Тебя Бог за такие слова покарает!
Пусть карает, упрямо произнесла Аник. Все равно, хуже, чем теперь, он не сделает.
Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже, Аник, сказала Ута.
3.
Утром Аник пошла поискать кого-нибудь, кто бы помог перенести тело. Все способные стоять на ногах мужчины и женщины были на стенахкаптары продолжали штурм еще неистовей, чем прежде. Аник нашла только Арвик, занимающуюся завтраком, если можно было так назвать маленькую горстку сушеных фруктов и тоненькие ломтики вяленого мяса: воинам полагалось четыре, всем прочимпо два. А вечером будет ужин: похлебка из разваренной кожи, приправленная несколькими веточками укропа.
Арвик сказала, что ей некогдаона должна еще разнести порции воинам, потому что ни один из них не в состоянии спуститься вниз ни на минуту, и что помочь ей некомупоследний здоровый мальчишка заболел ночью, а все взрослые на стенах. Аник уже знала про мальчишкуутром к нему ходила Ута, вернулась злая и сказала:
Он умрет, как и все остальные, потому что это не болезнь убивает, Аникэто голод убивает. Его можно было бы спасти, будь у нас курица или хотя бы молоко
Но кур, и коз, и даже собак съели уже давно, и охотились за мышами и крысами. В крепости остался в живых только старый ободранный коткаким-то чудом он ухитрялся избегать ловушек и силков, и иногда показывался на глаза людям, мелькнув серой тенью. Кое-кто говорил, что это вовсе не кот, а духзлой или добрый, потому что, будь это просто кот, его давно бы поймали и съели.
Давай, я помогу тебе разнести это, а ты поможешь нам, сказала Аник, мотнув головой, чтобы отогнать непрошеные мысли.
Не о мертвых надо думать, о живых, проворчала Арвик, и отец Константин так бы сказал!..
Да, он так говорил, согласилась Аник, но когда мы это раздадим, тебе до вечера будет нечего делать, ведь правда?
В котле уже варилась старая кожаная попона, нарезанная на тоненькие полоски. Дров оставалось совсем мало, и Арвик поддерживала в очаге едва теплящийся огонь. У очага, низко наклоняясь к огню, тряся головой, сидела Хильда. «Она-то как выжила?»с удивлением подумала Аник. Последние месяцы девочка редко вспоминала о старухе. «Она-то ведь не может жевать мясо, и даже сушеные яблоки ей не по зубамзубов у нее давно нет!»
Арвик проследила направление взгляда дочери князя и с ожесточением вздохнула.
А потом я должна еще для нее мясо жевать, зло сказала она. Хорошая работа, правда? Сижу полдня, жую, потом даю ейа она в минуту проглотит, и просит еще.
Аник с уважением посмотрела на дочь Джоджо, которую всегда считала не очень хорошим человекомсварливая, дерзкая и ленивая, дочь Джоджо совсем не походила ни на отца, ни на мать, мудрую и бесстрашную Нину. Но жевать мясо, а потом его выплюнуть, чтобы его могла проглотить беззубая старуханет, Аник не чувствовала себя способной на такой подвиг.
Ладно, наконец, смилостивилась Арвик. Пошли тогда. Вот, смотриэто, где больше мяса, для мужчин, а с другой стороныдля женщин, там, где по два кусочка.