Глава II
Восточное крыло школыприземистое одноэтажное зданиевыглядело чем-то совершенно чуждым окружающему пейзажу. Возможно, на эту мысль наводили узкие, расположенные высоко над землей и забранные густой сеткой окна, а возможно, дело заключалось в том, что в конце концов школа была своего рода тюрьмой, как бы ни старалась дирекция рассеять подобное впечатление. Кусты колючего кустарника, обрамлявшие лужайку перед зданием, служили не для украшения, а скорее выполняли роль ограды. Несмотря на дождь, трава на лужайке оставалась приникшей и вялой.
Такими же вялыми показались мне подростки в колонне, подошедшей ко входу почти одновременно со мной. В ее рядах маршировали ребята и юноши самого различного возрасталет от двенадцати до двадцати, самой различной внешности и самого различного роста. Общим у них было только одно: они двигались, как солдаты армии, потерпевшей поражение.
Порядок в колонне поддерживали два парня постаршеочевидно, старосты.
Вслед за ребятами я вошел в большой вестибюль, скудно обставленный старой мебелью. Оба вожака сразу направились к столу для игры в пинг-понг, один из них вынул из кармана куртки целлулоидный мячик и они принялись гонять его ракетками. Часть ребят сгрудилась около стола, некоторые занялись комиксами, а остальные окружили меня. Один из нихюноша, которому давно бы следовало бриться, приблизился ко мне почти вплотную; на лице у него сияла улыбка, тут же, впрочем, исчезнувшая. Он ткнулся плечом в мое плечо (так тыкаются носом собаки, когда хотят узнать, не собираетесь ли вы обидеть их) и спросил:
Вы наш новый воспитатель?
Нет. Я думал, ваш воспитатель мистер Пэтч.
Ну, его у нас ненадолго хватит. Ребята помладше захихикали, и мой собеседник ответил им гримасой, как комик, отпустивший удачную шутку. У нас тут отделение для буйных.
Особого буйства я пока не заметил А где мистер Пэтч?
В столовой, но с минуты на минуту должен прийти, и у нас начнется час организованных развлечений.
Для своего возраста ты кажешься довольно-таки циничным. Сколько тебе лет?
Девяносто девять. Окружавшие нас ребята одобрительно зашептались. Мистеру Пэтчу только сорок девять, и ему трудно играть роль моего папаши.
Возможно, я могу поговорить с миссис Мэллоу?
Она у себя в комнате. Пьет, как всегда в это время. Искорки злорадства в глазах юноши то гасли, то вспыхивали вновь. Вы чей-нибудь отец?
Нет.
Игроки в пинг-понг продолжали перебрасывать мячик взад и вперед, и его щелканье напоминало какой-то бессмысленный разговор.
Конечно, не отец, мотнул головой один из подростков.
Тогда, может, мать? осклабился юноша.
И на нее не похож Бюста нет.
Да будет вам! остановил я ребят. Как бы зло они ни шутили, я глазами видел, что каждому из них хотелось видеть на моем месте своего отца или мать.
Подростки замолчали. Мой собеседник снова улыбнулся, и на этот раз улыбка держалась у него на губах гораздо дольше.
Как ваша фамилия? спросил он. ЯФредерик Тинделл третий.
А яЛу Арчер первый.
Я взял его за руку и отвел в сторону. Он, правда, тут же освободился, но без возражений сел рядом со мной на кушетку с порванным кожаным сиденьем.
Кто-то поставил на проигрыватель заигранную пластинку с пронзительной мелодией, и двое подростков начали кривляться под музыку.
Ты знал Тома Хиллмана, Фред?
Немного. Вы его отец?
Опять! Я же объяснил.
Взрослые не всегда говорят правду. Мой отец сказал мне, что отправляет меня в военную школу Он большая шишка в правительстве, без всякой гордости добавил Фред и уже другим тоном продолжал:Том Хиллман тоже не ужился со своим отцом и тот обманом притащил его сюда. Юноша с горечью усмехнулся.
Том разговаривал с тобой об этом?
Почти нет. Да он и пробыл-то здесь пять нет, шесть дней. Его привезли в воскресенье, а в субботу вечером он уже смылся. Фред беспокойно поерзал на потрескивавшей под нами коже кушетки. Вы не из фараонов?
Нет.
А я подумал Вы задаете вопросы, как фараон.
Разве Том сделал что-нибудь такое, что могло заинтересовать фараонов?
Все мы не без греха. Фред обвел взглядом комнату, секунду-другую наблюдал за жалким кривляньем подростков и равнодушно отвернулся. Если ты уже не стал несовершеннолетним преступником, в Восточное крыло тебя не пошлют. Меня вот тоже назвали «преступником с вполне сформировавшимися уголовными наклонностями». Я подделал фамилию своего высокопоставленного папаши на чеке в пятьдесят долларов и отправился в Сан-Франциско на уик-энд.
Ну, а что натворил Том?
По-моему, спер автомобиль. Он сам говорил, что отделался бы испытательным сроком, если бы дело дошло до суда, но отец побоялся огласки и притащил его сюда. Кажется, у них с отцом произошел крупный разговор А почему вы так интересуетесь Томом?
Предполагается, что я должен найти его.
И снова доставить сюда?!
Сомневаюсь, что теперь его примут обратно.
Вот везет человеку! Я бы тоже удрал отсюда, да некуда. Мой папаша немедленно передаст меня тем, кто занимается малолетними преступниками. И хлопот со мной будет меньше и деньги сэкономит.
А у Тома было куда уйти?
Фред вздрогнул и искоса взглянул на меня.
Это я вам не говорил.
Правильно. Я просто спрашивал.
Он не сказал бы мне, если бы у него и было какое-нибудь местечко.
С кем он дружил в школе?
Ни с кем. Как-то вечером я заходил к нему, но разговора у нас не получилось.
Но он сказал хотя бы куда намерен отправиться?
Никаких намерений у него не было. В субботу вечером он подбивал нас поднять в общежитии бучу в знак протеста, а мы его не поддержали, струсили.
Вот он и решил смыться. Он прямо кипел от возмущения.
Том не казался тебе как это выражаются врачи ну» эмоционально неустойчивым, что ли?
А мы тут все такие. Фред постучал себя пальцем по лбу и скривил лицо, изображая сумасшедшего. Вы бы взглянули на мою медицинскую карту!..
В комнату вошел мистер Пэтч, и танцевавшие ребята мгновенно сделали вид, что борются, комиксы исчезли, игроки в пинг-понг спрятали мячик.
Мистер Пэтч оказался человеком средних лет, лысеющим, с дряблыми щеками, довольно заметным животом и жирной грудью; одет он был в помятый костюм из рыжевато-коричневого габардина. На его лице застыла надменная гримаса, как-то не вязавшаяся с маленьким ртом и тонкими губами.
Пэтч подошел к проигрывателю и выключил его.
Сейчас не время для музыки, ребята, сказал он. Время для музыкипосле ужина, от семи до семи тридцати Запомни это, Диринг, обратился он к одному из юношей, только что игравшему в пинг-понг. Никакой музыки днем.
В ответе будешь ты.
Слушаюсь, сэр!
Вы, кажется, играли в пинг-понг?
Немножко побаловались, сэр, где вы достали мячик? Насколько мне известно, все они закрыты в ящике моего стола.
Так точно, сэр.
Тогда где же вы взяли свой?
Не знаю, сэр. Диринг начал рыться в кармане куртки. Это был высокий худой юноша с большим адамовым яблоком; казалось, как раз тот спрятанный мячик и перекатывается у него в горе. Должно быть, я нашел его.
Где? В моем столе?
Нет, сэр. По-моему, на усадьбе.
Крадучись, словно злодей в дешевой мелодраме, Пэтч подошел к Дирингу.
Ты купил этот мяч, не правда ли, Диринг? тоном исстрадавшегося человека говорил он. А ведь тебе известно, что правила нашего внутреннего распорядка запрещают приносить сюда свои мячики. Известно, не так ли?
Да, сэр.
В таком случае дай мне его, Диринг.
Юноша подчинился. Пэтч положил мячик на пол, раздавил каблуком и вернул Дирингу.
Извини, я должен подчиняться нашим правилам, как должен подчиняться им и ты. Он повернулся к подросткам. Ну-с, ребята, что там у нас на повестке дня?
По-моему, я. Поднявшись с кушетки, я представился и спросил, не можем ли мы побеседовать с глазу на глаз.
Пожалуй, можем, ответил Пэтч с несколько встревоженной улыбкой, как будто опасался, что я и в самом деле могу оказаться его преемником. Прошу в мой кабинет, если его можно так назвать. Диринг и Бенсон, оставляю ребят на ваше попечение.