Кстати, я тебе никогда не говорил этого, но, наверное, важно, чтобы ты знал: я любил твою мать, и люблю, несмотря на то, что она нас бросила. И каждый раз, когда я видел твои серые глаза с чёрными точками, как будто нагретые солнцем камни в брызгах свежих чернил, я вспоминал её и в моей душе не было ненависти или обиды только радость от того, что моему сыну достались самые прекрасные на свете глаза. Глупо так говорить, да и все так говорят, я знаю, но когда-нибудь ты поймёшь, что по-другому она не могла поступить. Она тоже любила нас с тобой, по-своему. Уж ты мне поверь, это одна из тех немногих вещей, которые я могу тебе гарантировать из-за которой, возможно, мы и не стали идеальной семьёй. Но что есть, то есть, мы все друг друга стоим, и ты сможешь вскоре в этом убедиться.
Впрочем, я отвлёкся. Ещё советую тебе путешествовать, пока ты не найдёшь места, где тебе нужно будет задержаться, где ты каждое утро будешь просыпаться с лёгким удивлением и завистью к самому себе. Нет, вовсе не значит, что это место будет приятным и спокойным, скорее всего, наоборот, оно сначала покажется тебе мрачным и неприветливым, но не зря ведь у тебя её глаза я уверен, что ты сможешь разглядеть его, где бы оно ни было.
Если ты встретишь то, что будет казаться тебе невозможным, то прислушайся к себе и если услышишь, как твоё сердце с готовностью замирает, словно лодка перед порогом горной реки, без раздумий бросайся в воду. Научись доверять своему голосу, но только тогда, когда этот голос действительно принадлежит тебе, а не тому, кто внутри тебя постоянно наблюдает, в надежде получше приспособиться к этому миру, запоминает чужие слова и советы вроде моих. Его слушай только в неважных вещах надеюсь, со временем всё больше из того, что тебя окружает, перейдёт в этот разряд, освободив место для того, что ты действительно захочешь оставить себе.
Будь великодушен и милосерден, как настоящий Ум-Тенебри, даже в безвыходной ситуации. Признавая глупость фамильной гордости, я всё-таки не могу припомнить ни одного нашего предка, который был бы мелочным, злопамятным, расчётливым или жадным. Все, какие угодно пороки, только не эти.
Но пора завершать письмо. Слишком долгие наставления всегда становятся своей противоположностью. И тебе, и мне пора уже отправляться в путь. Цени, что у тебя есть отличный шанс совершить много ошибок уверен, ты не преминешь им воспользоваться.
И знай, что я люблю тебя всем сердцем, сын. Даже если я не делаю этого так, как тебе бы хотелось. Мне, правда, очень жаль, что я не могу сказать тебе: «Что бы ни случилось, ты всегда можешь вернуться домой». Нет, ты не можешь, но у тебя есть целый мир, который снова просто поверь мне стоит намного большего, чем ты ожидаешь.
Астиан Ум-Тенебри, твой отец».
Унимо перечитал письмо ещё несколько раз, напрягая глаза в загустевших сумерках. Затем аккуратно сложил и сунул в карман куртки. Потом снова достал, развернул, пробежал взглядом и положил обратно.
И тогда он впервые почувствовал это то, как плавно и неодолимо мир уходит из-под ног, как падаешь в темноту, открываешь глаза, потом ещё раз, в ужасе, и ещё, и ещё а потом замираешь на долю мгновения, чувствуя всем телом, что воздух вокруг разрежается, начинаешь задыхаться, а потом как будто выныриваешь и видишь перед собой всё с кристальной чёткостью. Это уже много позже Унимо смог выделить эти этапы, но тогда, в первый раз, он почувствовал всё это вместе, будто скомканное в один большой шар весенней грязи, который сорвался с горы и со свистом прокатился по отставному наследнику Ум-Тенебри. Тогда ему показалось, что он почувствовал злость, жгучую ненависть к отцу, но, как ни странно, оставалось ощущение, что это было во многом всего лишь то, что он должен был почувствовать, то, что он думал, что должен почувствовать, и одновременно дикий страх, реальный, как приставленный к горлу нож, страх, который не могут вызвать просто безрадостные картины будущего, возникающие в лишённом опоры воображении.
Он беспокойно оглянулся и вздрогнул, наткнувшись взглядом на Скрима, всё ещё неподвижно стоящего в стороне. Унимо удивился, как он не замечал раньше, какой устрашающий вид у секретаря отца. Как он мог считать его безобидным добряком? Теперь Унимо ясно видел, что перед ним чудовище. Такая перемена была тем более странной, что во внешности отцовского секретаря, кто бы он ни был, не поменялось ничего: те же прямые светлые волосы, вытянутое лицо, внимательные голубые глаза, тонкая линия губ впрочем, да, на губах обозначилась лёгкая усмешка.
Похоже, у вас проблемы, лори Ум-Тенебри? произнёс Скрим скорее утвердительно, и его тон, как всегда, безукоризненно вежливый, показался Унимо весьма презрительным.
Это не ваше дело! воскликнул он.
Раньше у них никогда не было неприязни, Скрим даже учил Унимо письму и языкам, когда не был занят поручениями отца. Трудно было описать, что произошло, но Унимо знал точно: теперь перед ним совсем другой человек. Возможно, даже оборотень или наёмный убийца эти нелепые мысли пронеслись в голове Нимо, оставив за собой неприятную мелкую дрожь.
Вам не стоит меня бояться, я слишком многим обязан вашем отцу, равнодушно заметил Скрим, смотря себе под ноги, но на будущее я посоветовал бы вам быть более вежливым в той ситуации, в которой вы оказались. Вы в большой опасности, и это никак не связано с письмом вашего отца.
Унимо ничего не ответил, только продолжал молча смотреть на нескладную фигуру секретаря, которая раньше казалась ему смешной, а теперь будто излучала пугающую необъяснимую силу.
Не дождавшись ответа, Скрим продолжил:
Вообще-то, сейчас следовало бы присмотреть за вами, но у меня нет на это ни времени, ни желания. Поэтому в течение ближайшего дня советую вам спрятаться подальше в лес и переждать. Если на это не хватит ума, то как можно меньше встречаться с людьми и как-то замаскировать этот невыносимо удивлённый вид, который выдаёт вас даже больше, чем куртка, украшенная серебром, которую я советовал бы хотя бы вывернуть наизнанку, тут Скрим утвердил своё короткое наставление усмешкой и с интересом посмотрел на Унимо.
Младший Ум-Тенебри снова ничего не ответил, хотя в горле у него застряли слова возмущения вперемежку с вопросами об отце.
Кивнув больше сам себе, чем собеседнику, Скрим развернулся и быстро зашагал в сторону города. Когда печальный вестник скрылся из вида, Унимо прошёл несколько шагов по дороге, но быстро скатился в придорожную канаву, насколько это возможно было сделать бесшумно; ему казалось, что из-за каждого куста за ним наблюдает кто-то, похожий на Скрима. У него было такое ощущение, что его тошнит он припал к земле и скорчился в судорожных, выворачивающих наизнанку рыданиях
Когда Унимо поднялся, было уже совсем темно. Он выбрался, цепляясь пальцами за комья земли и глины на дорожной насыпи и это показалось ему восхождением на маленькую гору. Тяжело дыша, Унимо оглянулся, но не увидел ничего. Точнее будет сказать, увидел ничего.
Он не первый раз оказывался ночью за городом: часто специально задерживался у Майти допоздна, чтобы пройти домой по дороге, которая в свете луны и звёзд казалась покрытой тонким слоем серебра, вдыхая свежий, пахнущий далёкими кострами пастухов и холодными ночными озёрами воздух, слушая всплески больших рыб и любуясь перемигиванием светлячков.
Унимо не сразу, но понял, в чём дело: не было ни луны, ни звёзд, ни даже светлячков. Напрасно он запрокидывал голову и кружился, рискуя тут же упасть от головокружения: ни луны, ни звёзд, ни ночных облаков, которые могли бы их скрывать, не было. Как не было никаких звуков, никаких проявлений жизни, кроме громкой и тяжёлой, словно кузнечный молот, работы его сердца. Унимо даже приложил руку к груди, надеясь успокоить его бешеное биение, всё напрасно. Казалось, будто тяжёлая повозка потеряла управление на горной тропе и с грохотом неслась вниз, задевая по пути камни и вырывая с корнем низкие горные кустарники, чтобы неминуемо разбиться внизу, в ущелье.
Поскольку плоская поверхность под ногами была единственным, что ему осталось привычного, он пошёл по ней, наугад выбрав направление и надеясь, что идёт в сторону города. Впрочем, теперь было совершенно всё равно, куда направляться: в столицу его вели только невидимые нити воспоминаний, которые следовало разорвать как можно скорее.