И вы согласились?
Ну а как вы думаете? Конечно согласился. Спросил о дальнейших распоряжениях. Ради безопасностимоей собственной и этого Лотамне нужно было предпринять особые меры предосторожности. Мое имя довольно хорошо знают в биржевых кругах Европы, а значит, оно станет известно и советским шпионам, так что мне пришлось его сменить. Я стал Джоном Харрисоном из Хаддерсфилда, производителем белой жести. Я должен был писать отчеты не прямо в контору, а на адрес друга мистера Дьюка, мистера Герберта Лайонза, живущего неподалеку от него в Хэмпстеде. При необходимости посылать письма я был обязан быть предельно аккуратен в формулировках, чтобы в случае подозрения и просмотра моей переписки фразы не выдавали сути дела. Распоряжения для меня должны были быть адресованы Харрисону и написаны на простой почтовой бумаге с такими же аккуратными формулировками. В случае заключения договора мне нужно было телеграфировать о согласованной оплате. Для этого мистер Гетинг передал мне шифр. Деньги я должен был получить от секретного посыльного.
Вандеркемп помолчал и взглянул на инспектора. Тот ничего не сказал, и Вандеркемп продолжил.
Лот прятался в Константинополе, но захотел переехать ближе к западу. Он сомневался, как это лучше сделать: по суше или морем. Если бы он выбрался из Турции сушей, то двигался бы по Дунаю через Австрию и Швейцарию, до конечной остановкигостиницы «Босежур» в Шамони. Если бы это оказалось невозможным, он попытался бы переправиться морем: на корабле компании «Навигационе Женерале Итальяна» доплыл до Генуи, а оттуда ехал бы в Барселону и остановился бы здесь, в отеле «Гомес». Через своего друга в Константинополе князь дал знать мистеру Дьюку, что, если не появится в Шамони до четвертого декабря, это будет означать либо то, что большевики его поймали, либо то, что он направляется в Барселону. Я, таким образом, получил распоряжения поехать в Шамони, остановиться в «Босежуре» и ждать до четвертого декабря высокого бледнолицего и темноволосого человека по имени Франциско Лот. Он не появился, и мне надлежало переехать сюда. Здесь я должен ждать его две недели, а потом, если ничего о нем не узнаю, направиться в Константинополь, разыскать агента мистера Дьюка и попытаться выяснить все о Лоте.
И вы выполнили эти инструкции?
Да. Из Шамони я приехал сюда и с тех пор жду. Завтра мне предстоит выехать в Константинополь.
Френч закурил новую сигару.
Такое путешествие без денег не совершить, задумчиво отметил он. Как вас снабдили в этом отношении?
Мистер Гетинг передал мне сто фунтов десятифунтовыми купюрами. Две из них я разменял в Шамони, а остальные восемь у меня в кармане.
Позвольте взглянуть.
Вандеркемп тотчас повиновался, и инспектор обнаружил, как и ожидал, что эти восемь купюр тоже из украденных. Он возобновил допрос.
Вы сказали, что прибыли в контору на Хэттон-гарден около половины девятого?
Да, а ушел около девяти. Все дело заняло лишь полчаса.
И кроме Гетинга вы никого не видели?
Никого.
Френч, предложив подозреваемому еще сигару, глубоко задумался. Он не сомневался, что история о беглом русскомвыдумка от начала и до конца. Сама по себе маловероятная, она выдавала и своего автора. То, что Гетингу эту историю поведал мистер Дьюк и он же сам собирался приехать и рассказать ее Вандеркемпу, тоже было чистой выдумкой. Без имени мистера Дьюка истории не хватало бы достоверности, ради этого же подделали подписи мистера Дьюка в письмах Скоофсу и Вандеркемпу.
Но попытавшись продумать версию дальше, Френч столкнулся с той же трудностью, что и при рассмотрении подделанных писем. Виновен ли Гетинг, он ли придумал этот хитрый план бросить подозрение на Вандеркемпа, или преступник сам Вандеркемп, а вся историяего прикрытие на время после убийства? В этом заключалась основная сложность, и Френч сидел, прикидывая, нельзя ли каким-нибудь способом проверить свои выводы, нет ли ловушки, в которую удалось бы заманить подозреваемого?
Через некоторое время ему пришла мысль, которой, как ему показалось, можно было бы руководствоваться дальше. Из анализа манеры печатания обоих фальшивых писем получены вполне определенные данные. Умеет ли Вандеркемп печатать и если да, то сильно ли ударяет по клавишам? Он обратился к подозреваемому.
Мне бы хотелось, чтобы вы написали мне краткое изложение своих передвижений по Лондону в день убийства, указав время вашего прихода и ухода из тех или иных мест, где бывали. Я бы предпочел в отпечатанном виде, если, конечно, вы умеете печатать. Сделаете?
Думаю, что да, вяло улыбнулся Вандеркемп. Я печатаю и знаю скоропись на четырех языках. Но здесь нет пишущей машинки.
Выразив свое восхищение талантами собеседника, Френч предложил тому попросить машинку у администратора.
Вандеркемп, стремясь исполнить все пожелания инспектора, ухитрился уговорить томную темноглазую красотку, заправлявшую канцелярией, и торжествуя вернулся с машинкой. Через десять минут перед Френчем лежал отчет о переездах Вандеркемпа в ночь убийства.
Инспектор тотчас же увидел, что печатает Вандеркемп профессиональнолегко и уверенно ударяя по клавиатуре, отлично отпечатывая текст, но не пробивая бумагу. Этот факт был в пользу его невиновности. И, хотя он не был окончательным доказательством, все же им пи в коей мере нельзя было пренебрегать.
Инспектор Френч недоумевал. Опыт подсказывал ему, что в этом мире все, как правило, развивается по обычной схеме, естественно и очевидно. Человек, тайно явившийся на место преступления примерно тогда, когда оно было намечено, и затем уехавший из Англии с секретной и неправдоподобной миссией, человек, у которого в кармане банкноты, украденные на месте преступления, такой человек по обычной логике обязательно и есть преступник. Таков, подумал Френч, здравый смысл, а здравый смысл оказывается верен в девяноста девяти случаях из ста.
Но всегда есть и этот сотый случай. Невероятности и совпадения все-таки иногда случаются. В тот момент Френч много бы отдал за то, чтобы знать, действительно ли ею делоисключение, которое лишь подтверждает правило.
Он осознавал, что его второе предположение, пусть и немного притянутое за уши, вполне может оставаться в силе. Очень даже вероятно, что Вандеркемпа одурачил и вовлек в эту сумасбродную затею сам убийца, чтобы бросить на него подозрение, под которое тот и попал, и, таким образом, дал остыть настоящему следу. Очень много фактов подтверждало это предположение: фальшивые письма, якобы переписка со Скоофсом, то, что никакого русского аристократа не появилось ни в одном из оговоренных мест, путешествие под чужим именем, предупреждение избегать контактов с фирмой и, наконец, но не в последнюю очередь, поведение Вандеркемпа во время разговоравсе это несомненно подтверждало: коммивояжера использовали как большую подставную куклу.
Если так, то это дьявольская ловушка для незадачливого простака. Френч постарался представить себе, как это предполагали разыграть. Добравшись до агента мистера Дьюка в Константинополе, Вандеркемп узнает об убийстве и сразу же поймет, какому подвергается риску. Чем больше подробностей он будет узнавать, тем острее будет чувствовать, что попался. Он поймет, что если вернется в фирму и расскажет всю открывшуюся ему историю, то ему не поверят ни за что на свете. Тогда он уже по-настоящему обратится в бегство, и тем самым как бы признает свою вину. План был великолепный и выявлял характер и редкую изобретательность выдумавшего его человека.
Френч вовсе не был уверен в правильности своей догадки и полагал, что, хотя и имеет несомненные доказательства, оправдывающие взятие коммивояжера под арест и его экстрадицию, лучше было бы по возможности избежать такого развития событий. Если Вандеркемп попытается удрать, местная полиция тотчас же возьмет его. Обдумав все, он снова обратился к голландцу.
Мистер Вандеркемп, мне очень бы хотелось верить вашим словам. Но, как опытный и рассудительный человек, вы, конечно же, понимаете, что их необходимо изучить более детально, прежде чем полностью им поверить. Теперь вопрос такой: хотите ли вы вернуться в Лондон со мной и оказать мне помощь в выяснении истины? Не могу обещать вам, что вас не арестуют по прибытии на землю Британии, но обещаю, что с вами будут обращаться достойно и вы получите любую возможность и помощь в подтверждении вашей невиновности.