Теперь мы бились один на один: Арнувиэль с тем, у которого была рассечена левая рука, а я с предводителем отряда, быковатым гномом необычайно высокого роста. Ему, ну, никак не удавалось пригвоздить меня своим увесистым молотом. Наконец, потеряв терпение и надежду, он вдруг нагнулся и подхватил с земли заряженный арбалет, которым так и не успел воспользоваться кто-то из его сородичей. И если б он выстрелил сразу, то, пожалуй, прикончил бы меня на месте, но гном позволил себе целых секунд пять торжества, забыв одно железное правило, что торжествуют лишь тогда, когда враг мертв. Поторопился и поплатился.
А дело в том, что мой арабский нож обладал одним полезным свойствомпомимо основного лезвия он имел еще потайное, при нужде вылетавшее и способное с десяти шагов пробить пятисантиметровую доску. Тем более с трех шагов пронзить гномье сердце ему не представляло труда. Так ничего и не уразумевший верзила выронил арбалет и засучил в предсмертных корчах ногами по земле.
Противник Арнувиэль, несмотря на рану, довольно успешно ее теснил, но пыл его бесследно исчез, едва он увидел в моих руках арбалет и осознал, что остался один. Петляя, словно заяц, гном бросился в траву, которая сомкнулась уже над его трупом. Тяжелая, стальная стрела угодила точно под левую лопатку, вылетев со стороны груди.
Хух! я отер пот со лба и присел прямо на дороге. Не слабая разминка. Как вы там, госпожа?
Арнувиэль нетвердой походкой подошла ко мне и опустилась рядом. С минуту она посидела, закрыв глаза, затем, стараясь говорить ровным голосом, ответила:
Порядок, Алекс, правда, порядок. Даже, поверите, сама удивлялось, второй раз так приземлиться и ничего не поломать. Я, конечно, ушиблась и нога стала побаливать, но только и всего.
Ага, ну и слава Всевышнему. Значит, несмотря ни на что, удача не оставила нас, госпожа. Вы отдохните, а я сейчас. И если можно, закройте глаза, не стоит смотреть на то, что я намерен сделать.
Предстоящее было неприятно, однако необходимо. По крайней мере двое из гномов еще дышали, значит, без всякой жалости их следовало добить. Мы ведь уже не в Спокойных Землях, чтобы оставлять за спиной живых врагов. Эльфийка глаза не закрыла и даже не отвернулась. Правда, все же, когда я своим «Волчонком» наносил удары милосердия и тяжкие стоны сменились предсмертными хрипами, она вздрагивала и, казалось, что вот-вот закроет руками свои прелестные ушки. Впрочем, я быстро управился со знанием дела, так сказать. Война на Границе жестокая, а беспощадностьодна из первых основ ее. Убей врага! Или он убьет тебя! Вот только, к моей немалой досаде, эльфийка этого еще не поняла. С отвращением наблюдая, как я заботливо вытираю от крови сталь кинжала, она неожиданно спросила:
Алекс, вы в Бога верите?
По-своему да, задумавшись лишь на миг, ответил я. Но не так, как учат церковники. Совсем не так.
Интересно. А как это по-своему?
Ну Для меня Бог не в старых, замшелых догмах, а во всем хорошем вокруг. Например: в чистых реках, полных рыбы, в легендах о Золотом Олене, в солнце, дающем жизнь, в верных товарищах, добрых поступках, в Дублоне, наконец.
Мой Бог, Алекс, да вы самый настоящий язычник, дикий варвар. В вас нет и капли христианской крови! И с каких это, скажите, пор добить беспомощных раненых стало называться добрым поступком?
Госпожа, думаю, стоит напомнить, что вы потребовали прикончить вашего же эльфа-сородича. И не где-нибудь, а в Спокойных Землях, Как это соизмеряется с вашей нравственностью? Объясните, пожалуйста.
Хм, видите ли, Алекс, во-первых, я попросила об этом в гневе, не совсем серьезно, так сказать.
Вот как? Не совсем серьезно? Значит, убей я того сопляка и вы бы сами обозвали меня мерзким убийцей? Тогда воистину, если я язычник, то выподлинная христианка. Ибо отличительная черта нынешних христиансплошное лицемерие.
Нет, Алекс, все не так, но вконец запутавшись, эльфийка замолчала.
Эх, госпожа, я тяжело вздохнул, просто молоды вы еще. Ну да это пройдет, к сожалению, конечно. Отдохните пока, а я тем временем уберу с дороги падаль да по возможности постараюсь уничтожить следы схватки. Реклама нам ни к чему, сами понимаете.
По прошествии двадцати минут дорога пребывала в своем прежнем виде, будто и не случилось на ней кровопролитного боя. Но сильно я не обольщался, зная, что опытный Следопыт всегда докопается до сути произошедшего здесь. Если, конечно, ему это будет надо.
Не перекинувшись больше и парой слов, мы, не мешкая, сели на коней. До остановки на ночлег путь предстоял еще дальний. Несколько раз заброшенный тракт, ведущий на запад, пересекали другие дороги, даже более дикие и труднопроходимые, но нас они не интересовали. Под вечер впереди показался арочный мост через довольно широкую и быструю реку. Я, кажется, знал ее названиечто-то вроде Бегуньи. На той стороне, только южнее, высились мрачные башни большого замка с обломанными зубцами. Воронье с хриплым карканьем влетало в его бойницы и выбитые окна, кружилось над шпилем флагштока, на котором еще остались жалкие лохмотья некогда роскошного стяга.
Руины, еле слышно прошептала эльфийка, кругом одни руины и сытые падальщики. Какая все-таки страшная земля
Я промолчал.
Звезды драгоценными яркими россыпями усеяли небосвод; когда мы, наконец, сделали привал, забравшись подальше от дороги, в густые дебри трав. Эльфийка, пожаловавшись на усталость и на свое тело; превратившееся в сплошной болючий синяк, не стала даже есть. Едва дождавшись, когда будет поставлена палатка, она сразу же нырнула в ее нутро.
Одному ни готовить, ни есть не хотелось. Поэтому я вяло пожевал бутерброд, после чего улегся на спину и, помимо воли, залюбовался ночной красотой неба. Знакомые с детства созвездия манили к себе, загадочно подмигивали, словно обещая поделиться какой-то неописуемой тайной. Сколько людей до меня любовались их неземной прелестью, но никто этой тайны таки не узнал
Звездывеликие обманщицы Вот Шкипер и Каравелла, они всегда напоминали мне о Нэде-Паладине, поведавшем в один из зимних вечеров, проведенных в форте у полыхающего камина, древнюю байлиранскую легенду о влюбленных. Будто наяву я услышал печальные слова напеки ушедшего друга, и спрятанная глубоко внутри боль вновь вырвалась наружу.
На мысе Ветров жил молодой моряк, безумно любивший юную, прекрасную девушку, отвечавшую ему взаимностью. Уговорившись о свадьбе, они однажды расстались. К несчастью, удача отвернулась от моряка, его корабль разбился о рифы, а сам он оказался пленником на пустынном, необитаемом острове. Но девушка так крепко любила своего жениха, что в ту же ночь увидела во сне приключившуюся беду. Наутро, выйдя на берег разбушевавшегося океана, она попросила его богов спасти ее любимого. Но боги молчали. Тогда девушка предложила им себя в дар. На сей раз, боги услышали и откликнулись. Превращенная в каравеллу, она, распустив белоснежные паруса, устремилась к затерянному в необозримых далях островку. Моряк был спасен и доставлен домой, но лишь когда каравелла отплыла от берега и раздался тихий плач, он с ужасом понял, кто она на самом деле. С тех пор, говорят, и появилось новое созвездие: Шкипер с горестно протянутыми руками и уходящая от него Каравелла
Перед глазами еще долго стояло лицо Нэда, но еще дольше что-то ныло в левой стороне груди. Чертовски не люблю воспоминаний; наверное, это Инстинктсторониться того, что приносит боль. Совсем рядом со Шкипером и Каравеллой расположил ось другое созвездиеКрасного Льва: пятнадцать алых звезд, раскинутых в форме прыгающего царя зверей. Я знал, что родился под этим тревожным знаком, но радости особой не испытывал, уж больно недобро выглядели небесные рубины.
Дальше виднелся Колокол, составленный из тринадцати серебристо-белых некрупных звезд, испускавших чистый, успокаивающий свет. Церковники, те всегда пугали; будто в день Страшного Суда сам Господь ударит в него и призовет всех грешников к ответу.
На солидном удалении от Колокола сияла усыпанная десятками бирюзовых и изумрудных огоньков Фата Маргариты, созвездие, любимое женщинами всех возрастов. Много веков назад, гласит алинорская легенда, принцесса Маргарита выходила замуж, но, капризничая, она столь долго провозилась с подготовкой нарядов, что жених, потеряв терпение, женился на ее младшей сестре Карине. Плачущая Маргарита в сердцах швырнула роскошную фату с балкона, ставшую на небе новым путеводным знаком.