Простите, Луг опустил взгляд. Я могу пойти домой?
С какой стати? Занятия только начались. Сегодня очень важная тема. Нет, нельзя.
Я плохо себя чувствую.
Температуры нет? Значит за сорок минут с тобой ничего не случится.
Луг ощущал, как внутри нарастала злость. Она заполняла собой все тело, каждую его клеточку. Ощущалась, как железные нити, которые врезаются в живое мясо, прошивают болью. Пальцы дрожали.
Он ненавидел всех. Эту курицу, возомнившую о себе невесть что. Ее нескончаемую, нелепую болтовню. Ее надменный голос, которым она рассказывала о совершенно бесполезном предмете, который никогда и никому еще не пригодился во взрослой жизни. При этом считала своим долгом привлечь к себе максимум внимания. Видимо, осознавая, что только так может добиться хоть какой-то власти в мире, где уважения к нейноль.
Обычная глупая неудачница, вся власть которойпослушание и тишина в классе. Она пыжилась и вещала на класс таких же неудачников.
Все знали, что Рахайешссылка для бездарностей. Сюда отправляют тех, в ком отчаялись обнаружить хоть каплю дара. И очень корректно назвали это «особой программой». Такой же бесполезной, бессмысленной, как и вся жизнь собравшихся здесь. Бездарностей.
Все ученики это тоже чувствовали, точнее, хорошо понималичто за порогом школы их ждет отнюдь не блистательная карьера. Не открытая дорога в Имперскую академию.
И сейчас они в этом закрытом микромире, в этой крохотной иерархии пытались отвоевать хоть какую-то толику абсолютной власти. Хотя бы над теми, кто не может ответить силой или у кого недостаточно прав, чтобы перечить старшим.
От этого осознания внезапно стало противно до тошноты. До желания выблевать прямо на парту сотни железных иголок, воткнувшихся в желудок.
Луг еле сдерживался, то и дело косясь на дверь. Что будет, если он просто вскочит с места и убежит? Хотя бы в туалет, чтобы не опозориться на глазах у класса? Что сделает эта напыщенная мерзавка, продолжающая трещать об устройстве друидских общин? Где бездарностям все равно не дадут жить чтобы не портили генетическую статистику.
Дверь была рядом. До неевсего четыре длинных шага. Несколько секунд.
Кто его остановит? Грозный окрик? Заставит застыть безмолвным соляным столбом до конца урока?
Если он сейчас убежит, что с ним будет, выгонят? Нет. Никуда они не денутся. Они не имеют права его выгонять, только потому что он захотел в туалет, а его не отпустили. Не посмеют. Он пройдет ментальную проверку и покажет свои воспоминаниядаже если это будет стоить ему еще одной боли. Но он покажет этой суке
Луг напрягся еще сильнее. Незаметно стащил со стола тетрадь и сунул ее в рюкзак. Учительница продолжала вещать, не замечая приготовлений к побегу. Она вообще уже ничего не замечала, полностью растворившись в своей болтовне.
И несколько секундот парты до двери пролетели так, как будто слились в одно мгновение. Дверь хлопнула, и в лицо Луга дохнул холодный воздух открытого коридорного окна.
Он побежал. Иглы под кожей раскалялись, причиняя уже совсем невыносимую боль. Но он продолжал бежать, как можно дальше от догоняющего его крика
Триединая империя, Альварские горы
Особняк семьи Коннор
Виктор проснулся среди ночи, ощущая, как волосы шевелятся на голове.
Он снова не мог спать, возвращаясь в тот же кошмар, который видел в больнице. Он снова видел надменное, улыбающееся лицо доктора Коди, который снова и снова задавал вопрос: «Ну и что ты мне сделаешь, Коннор?»
Он вскакивал с кровати и падал на пол, скрючиваясь от нестерпимой боли. Тех людей, которые умирали на больничных койках. Он хорошо понимал, почему ощущает все это. От трех до восемнадцати дней агонииименно так убивал черный лотос. Он все еще чувствовал тех, кто остался там, в Джалане Тех, кто продолжал мучительно умирать.
Настенные часы сообщили, что сейчас только шесть утра.
Виктор пошел на кухню, решив, что пытаться снова уснутьзатея бесполезная. Прислуга придет только через час, готовить завтрак, поэтому задачу под названием «найди в этом доме кофе и сахар» пришлось решать самостоятельно, обшаривая полки с бесконечными банками, мешочками и емкостями. Пока не дошло, что на альварской территории, где царит матриархат, нужно иногда отключать логику. И кофе тут же нашелся. В морозилке. Что он там делал, Виктор объяснять даже не пытался. Главное, это можно было налить в чашку и пойти в сад.
На улице заметно похолодало. Осень в горах была совсем не такой мягкой, как на побережье Южного моря. Поэтому пришлось вернуться в комнату за теплой курткой, а заодно взять хотя бы газету. Ну а чем еще заняться?
Виктор снова ощутил укол тоски: он впервые не знал, куда себя деть. Сколько лет он не задумывался об этом? Бесконечные годы учебы и выматывающих тренировок. В горах, потом в Северной общине. Военная академия, где понятия «выходные» и «каникулы» не существовало за крайне редкими исключениями. И работа, на которой он рвал жилы, не чураясь лишних дежурств. Он не мог вспомнить ни дня, когда просыпался не с мыслью быстро умыться, позавтракать и успеть сделать за день все, что было запланировано.
Не считая тех дней, когда он точно так же мучился от осознания, что совершенно не знает, что делать. Дней, которые он провел в тюрьме.
От воспоминаний тут же стало холодно. И Виктор зашел обратно в жарко натопленную комнату.
Наверное, стоило позвонить Тасите, извиниться за ту выходку, все объяснить. Только примет ли она эти объяснения? И нужен ли он ей теперь? Да, уже не обремененный сложной и опасной работой. Только помилование не значит отмену приговора. Он все еще числится осужденным. И не сможет претендовать даже на младшие должности в государственной службе. Да что там говорить, его даже туалеты чистить не возьмут. Для него теперь все это под запретом. Статус лорда и личные активы у него никто не отчуждал, но что стоил теперь его голос в совете? Да ничего он не стоил, аппаратный весноль. На него будут сочувственно смотреть и своевременно напоминать, что он не работает ни в одной государственной системе, чтобы высказывать свое мнение.
Даже Гаральд и тот не нашел времени появиться, хоть и обещал. Он даже не звонил.
Пожалуй, стоило бы съездить в Даврах. Продажные девки как раз хороши для удовлетворения здоровых мужских инстинктови для прекрасного проведения свободного времени. Все было хорошо в этой идее, за одним маленьким исключением: эмпата невозможно обмануть восторженными вздохами и стонами. Странно все это слышать и одновременно чувствовать, что женщина рядом выполняет скучную рутинную работу, а втайне мечтает, чтобы все это побыстрее закончилось.
Впрочем, сегодня стоило навестить этого доктора, как его, Мердока.
Триединая империя, Джалан
Район Эззо, Академия искусств
Зачет по хореографии для «опоздавших» принимала старая балерина имперского театра. Сафира уже неоднократно отметила для себя, что это какая-то ухудшенная копия Натальи Петровны.
Преподавала она по той самой школе, которую даже в замшелых театрах уже не использовали. По крайней мере, Венсан так сказал, комментируя ее методы работы. Но посоветовав «этой старой суке не перечить, с костями сожрет и даже не подавится, что исключительно обидно».
Этюд для промежуточного зачета был несложным. А новая, непривычная техника казалась Сафире интересной. Поэтому танцевала она вдохновеннои совершенно заслуженно сорвала аплодисменты своей небольшой аудитории. Состоявшей из таких же «пересданцев».
Но преподавательница явно была не в восторге. По крайней мере, ее высокомерный взгляд и манерный жест, которым она поправила локон, были весьма красноречивы.
Ну, и на какую оценку вы, извиняюсь, рассчитываете? поинтересовалась она.
Хотелось бы высший балл, неуверенно сообщила Сафира. Это был единственный путь к повышенной стипендии, а других источников дохода у нее в ближайшее время не предвиделось. В театре стажерам не платили.
Ммм, какая прелесть. Для высших баллов надо не по койкам балетмейстеров скакать, а стоять у станка. Вместе с остальными, преподавательница посмотрела на сидящих возле станка студентов. Ей нужна была поддержка тех, кому не досталось такой честивыступать с императорской труппой.