Несмотря на моё явно плачевное состояние, красавчик решил не останавливаться на достигнутом. Схватив за волосы, он грубым рывком приподнял меня над речушкой, а затем, размахнувшись, швырнул в сторону ближайшей сосны. Вероятно он надеялся что я не переживу столь ощутимого соприкосновения с деревом. Однако тут его ожидало разочарование. Я всего лишь потеряла сознание. А очнулась уже под вечер, как раз в момент появления группы эльфов с лопатами, очевидно присланных стражами границы. Не обращая на меня ни малейшего внимания, они сноровисто вырыли яму, бросили в неё тело мамы и принялись быстро засыпать землёй. А я сидела неподалёку, молча, наблюдая за происходящим сухими глазами. Плакать сил не было, как не было их и на то, что бы просто подойти к маме и, обняв напоследок, попрощаться. Да мне и не позволили бы это сделать звери, рывшие могилу.
Окончив свою работу, эльфы ушли, о чём-то оживлённо, беспечно переговариваясь. Я же осталась наедине с небольшим холмиком, навеки скрывшим самое дорогое, что у меня имелосьмаму
Незаметно настала ночь, засиявшая мириадами красивых, но бездушных как мои сородичи, звёзд. Незабываемая, намертво врезавшаяся в память ночь, когда я научилась выть по- волчьи
А утром пришли два эльфа, посланные господином Роваэроном и доставившие меня к нему во дворец. Там я прожила несколько недель, постоянно общаясь со старым канцлером, буквально лучившимся добротой и сочувствием, немного растопившими ледяной панцирь, сковавший моё сердце. От него я услышала подтверждение маминого рассказа о предпринятом папой путешествии к границам нашего королевства с единственной целью: забрать нас к себе. По прошествии двадцати дней, славный господин Роваэрон препоручил меня заботам дяди Ястреба, согласившегося доставить дочь Харальда Смелого, на плато. За время долгого пути, внешне суровый гном, сумел завоевать мою искреннюю симпатию и расположение. Даже сейчас, спустя одиннадцать лет, я не перестала за ним скучать. Не перестала я надеяться и на встречу с ним. Ведь дядя Даин отлично знал дорогу к башне, где обосновалась его «ваули», что в переводе с круэри, языка гномов, означало Ласточка. Так он всегда ласково, меня называл. Другие гномы, наши тогдашние спутники, оказались под стать Ястребу: надёжные, заботливые и немногословные.
С тех пор моё хорошее мнение об этом народе, не изменилось. И я, не задумываясь, приду на помощь любому незнакомому гному. Опять же папа был с ними в дружеских отношениях, да и мама всегда хвалила за высокую порядочность, заставляющую напрочь позабыть об их, чего греха таить, природной грубости, пожалуй, единственном, присущем им недостатке.
Звёзды, пусть и не сразу, но всё-таки свершили своё обычное, усыпляющее действие. Мои веки, отяжелев, сомкнулись, кровать закачалась будто корабль на дремотных волнах моря Снов, и я убаюканная, унеслась в его туманные, загадочные дали.
А ранним утром, меня разбудил волчий вой. Выл наконец-то объявившийся бродяга Локи.
Лёгкая на подъём, я вскочила, встревоженная явственно прозвучавшей странно тоскливой ноткой, натянула на себя рубашку, штаны, сапоги и, не мешкая, покинула башню.
Мост у пакгауза, когда я туда добралась, был уже опущен, однако самого Локи на плато не оказалось. Он, грудой рыжего меха, лежал на той стороне, а дядюшка, склонившись над ним, озабоченно качал головой. В несколько прыжков перемахнув дубовый настил моста, я очутилась возле волка и в испуге вскрикнула:
Что с ним? Он жив?
Да, госпожа, дядюшка утвердительно кивнул, сохраняя обычную невозмутимость. Но он без сознания и у него две раны: одна колотая, серьёзная, в левом боку. Вторая: резанная, на шее. Плюс ко всему этому, очень большая потеря крови.
Глупый, глупый дурачок, где же тебя так угораздило? запричитала я, прильнув щекой к родной, волчьей морде, со страдальчески полуприкрытыми глазами. Неужели, несмотря на мой запрет, ты позарился на чью-то скотину в Крае Медвежьих Полян, и крестьянам защищая её, пришлось применить оружие?
Не думаю что это так, госпожа, не согласился с моим предположением дядюшка. Все в Крае знают Локи как твоего волка. Поэтому загрызи он хоть десяток коров, его бы никто и пальцем не тронул. Хм-м, хотя тебе конечно, после многочисленных выслушанных слёзных жалоб на этого злодея, пришлось бы с лихвой возмещать убытки.
Кто же тогда его ранил? в недоумении вопросила я.
Вот это и следует узнать поскорее, с самым серьёзным видом, пробормотал дядюшка. Затем он, заторопившись, добавил:А пока давай отнесём рыжего в пакгауз. Его раны необходимо обработать и перевязать. Когда мы с этим делом справимся, я отправлюсь на разведку.
Я с тобой! тоном, не допускающим возражений, заявила я, для убедительности даже притопнув ногой.
Нет! как ножом отрезал дядюшка, бережно приподнимая Локи. Никуда ты пока не пойдёшь. Хочешь спросить почему? Ну, видишь ли, порой в разведке напарник только помеха. Опять же совершенно неизвестно, сколько часов или дней займёт выяснение всех обстоятельств, произошедшего инцидента. Да и кто скажи на милость, присмотрит за беспомощным волком, требующим постоянной заботы, если мы с тобой вместе, покинем плато? Тем более на неопределённое время?
Да, рыжего бросать одного никак нельзя, слегка сникнув под грузом приведённых доводов, признала я, между делом решительно отстраняя низкорослого дядюшку и самостоятельно взяв Локи на руки, будто ребёнка. Волк мог быть тяжёлым для кого угодно, но не для меня, обладавшей, несмотря на юный возраст и стройную, худощавую фигуру, большой физической силой, доставшейся по наследству от отца и вдобавок удвоенной безжалостными тренировками, под чутким дядюшкиным руководством.
Войдя в пакгауз, я пошла длинным коридором в самый его конец, где располагались дядюшкины апартаменты. А он сам, ужом юркнул в первую от входа дверь, за которой находились основные механизмы моста, и немедленно привёл в действие подъём, ничуть не желая проникновения на плато, незваных гостей.
Когда он появился, я уже разместила Локи в большей из двух его комнат: продолговатой гостиной, обставленной самой необходимой мебелью, устланной толстым, мягким ковром и имевшей камин, бездействующий по причине летнего времени. С собой дядюшка принёс в пузатой, зелёной бутылке, специальную жидкость для промывания ран, а так же заживляющий бальзам и кусок чистого, белого полотна.
Порви ткань на полоски, попросил он, а сам, присев на корточки, принялся за более детальный осмотр повреждений, полученных рыжим пациентом.
Вскоре выпрямившись, он сообщил окончательные выводы, обрадовавшие уже тем, что обе раны чистые, без гноя и грязи, а рассеченную шею совсем не обязательно зашивать. Потом дядюшка сделал тампон, из поданной мной полоски, обильно смочил его жидкостью, содержащейся в бутылке и принялся сначала за обработку резаной раны. Локи, внезапно почувствовав жгучую боль, пришёл в сознание, и, заскулив, попытался вскочить. Но я была наготове, приструнив волка строгим окриком:
Замри, глупец! Замри!
После чего принялась успокаивающе поглаживать его по морде, шепча уже ласковые, нежные слова.
Локи, привыкнув нам доверять буквально во всём, послушно утих, однако когда боль становилась нестерпимой, непроизвольно скалил клыки и тихонько рычал.
Спустя полчаса, производимая экзекуция благополучно завершилась. Ну, в том смысле, что покусанных не оказалось. Дядюшка вымыл руки в небольшой бадейке, с чистой водой, приготовленной мной заранее, немного отдохнул, сидя в кресле и наблюдая за начинавшим впадать в дремотное состояние волком, а затем засобирался в свой разведывательный поход. Я не препятствовала ему в этом, и больше не набивалась в спутницы, прекрасно осознавая что иного тут не дано. Дядюшка одел плащ-хамелеон, сливающийся с местностью, прицепил на пояс кинжал из тёмной, гоблинской стали, закинул за спину перекрестье неразлучных, кривых мечей и мы вместе вышли, тихонько притворив за собой дверь комнаты. По пути я заскочила в каморку с механизмами, для того, что бы снять стопорную рукоять, удерживающую металлический барабан опускания моста. Подъём, в начальной стадии, производился посредством вращения большого, железного колеса, однако потом, после довольно громкого щелчка, срабатывала какая-то гномья хитрость, и мост в исходное положение возносился сам. Существовал, правда, ещё один, магический способ управления, но мы им старались пользоваться в крайних, безвыходных случаях. Ну, скажем когда на плато не оставалось никого. Почему мы так поступали? Да просто потому, что не хотели быстро исчерпать магический заряд пароля, восстановленного магом клана Эрлингов, Рональдом Уайтом, приезжавшим к нам в гости с дядьями, в их второй визит. Чего греха таить, тогда, появление чародея, пришлось как нельзя кстати, ибо действие Магии в пределах плато, стало заметно ослабевать. К сожалению Уайт не обладал могуществом моего отца, поэтому его едва хватило на подпитку Магии в башне и на обновление магического пароля в наших головах, но никак не на повторную установку такой удобной, хотя и сверхрасточительной вещи, как круговая защита всего плато, включая подступы к нему. К слову сказать, я так и не поняла, что именно означает этот вышеупомянутый пароль. Впрочем, оно и не мудрено, ибо нужная формула выглядела сущей абракадаброй, произносить которую к тому же, следовало мысленно. Да я, наверное, не запомнила бы её вовек, не влаживайся она в мозг с помощью той же Магии, после обязательного, предварительного усыпления.