Ты забываешь, возразил мой друг, что она вышла из дому в сопровождении камердинера.
Даты прав, Стагарт. Теперь я вспоминаю, что мы среди следов ног мужчины нашли и женские следы.
Что указывает на присутствие женщины, продолжал мой друг. Судя по следам, всего было три или четыре человека, так что, значит, в убийстве принимали участие несколько человек. Благодаря этому обстоятельству открывается поле для новых предположений. Прежде всего, я должен обстоятельно ознакомиться с частной жизнью моего друга. Для этой цели я получил от полиции корреспонденцию барона. Если это тебя интересует, то проводи меня, пожалуйста, в нашу гостиницу, где мы совершенно спокойно ознакомимся с его перепиской.
До вечера просидели мы вместе над чтением многочисленных писем. Была, между прочим, пачка розовых листковэто были письма баронессы, когда она еще была невестой. Все они дышали нежностью, преданностью и любовью.
Несколько писем были позднейшего происхождения, написанные баронессой, когда барон был в отъезде. Они были полны жгучей ревности, и в них, в каждой строчке сказывалась глубокая любовь жены к своему мужу.
Не может быть, чтобы она была убийцей барона, невольно вырвалось у меня.
Мой друг приподнял брови и с усмешкой взглянул на меня.
Ты слишком поспешно выводишь заключения, проговорил он. Разве ты можешь знать, искренни ли эти письма? Ты достаточно хорошо изучил женщин и знаешь, что они мастерицы обманывать. Я во всех данных, положительных ли, отрицательных ли, вижу только материал, числа и больше ничего. Посредством этих чисел я делаю вычисления, и один только результат может дать мне окончательные заключения. На этот раз я стою перед математической задачей, которую путем простого сложения или вычитания невозможно решить. Она требует сложного вычисленияно все-таки я имею уже некоторые данные.
Я с удивлением взглянул на моего друга, но не мог ничего угадать по его непроницаемому лицу. Не раз мне уже приходилось удивляться смелости, остроумию и энергии его как в выводе заключений, так и в достижении намеченной цели. Я уже давно знал, что в его деятельности математика играет большую роль.
Напряженное внимание, с которым мой друг читал одно письмо, заставило и меня бросить на него взгляд. Судя по почерку, оно было написано женщиной, энергичный почерк которой являлся разительным контрастом с мягким, почти робким почерком баронессы. Стагарт кивнул головой с довольным видом и отложил это письмо в сторону.
Неизвестное число, пожалуй, найдено, сказал он, и лицо его немного прояснилось. Если тебе интересно, я прочту тебе письма, из которых видно, что мой убитый друг был тайным Дон-Жуаном.
Конечно, это меня интересует, ответил я нетерпеливо.
Письмо, написанное на французском языке, было очень короткое.
Так как оно играет большую роль в разгадке этого необыкновенного происшествия, являющегося одним из самых блестящих эпизодов криминалистической жизни Фрица Стагарта, я приведу его дословный перевод:
Г-ну барону де Русселю.
Париж, Итальянский бульвар.
Париж, 18 мая.
Мой дорогой друг!
Ваше последнее письмо доказывает, что Вы сердцем моложе, чем умом. Счастье, что я думаю за нас обоих. Если бы я приняла Ваши предложения и перешагнула через все отделяющие нас преграды и сделала бы все, чтобы соединиться навеки с Вами, то я сделала бы навеки несчастными нас обоих. Нет, мой друг! Чувства ваши благородны, но Ваши планы непрактичны. Извлекайте пользу из обстоятельств, но не подчиняйтесь им. Тогда мы будем счастливы, и не явится необходимость пожертвовать нашим будущим.
Ваша Роксана.
Странное письмо, заметил я.
Оно доказывает, что барон был влюблен в какую-то женщину, прибавил мой друг. Письмо не было бы интересным, если бы в нем не заключалось разительного противоречия.
Оно относится ко времени пребывания барона в Париже, проговорил я. Может быть, здесь дело идет о любовном приключении, бывшем до его женитьбы.
Надо было бы так предполагать, проговорил Стагарт, если бы не число.
Только теперь я обратил внимание на число письма. Оно было написано около двух недель тому назад.
Это, во всяком случае, очень странно, заметил я.
Конечно, тем более, что барон находился уже около четырех недель в Париже. А ведь на конверте штемпель Парижа. Письмо послано из Парижа и там же и получено.
Новая загадка, воскликнул я. Во всяком случае, барон, очевидно, прервал свое пребывание в Монте-Карло и поспешно отправился на короткое время в Париж.
Надо полагать, ответил Стагарт, хотя данных, оправдывающих это предположение, не имеется.
А ты не думаешь, что тот молодой англичанин, который так нахально вчера вел себя, имеет какое-нибудь отношение ко всему этому происшествию?
Стагарт ничего не отвечал. Он дошел, очевидно, в своих выводах до того пункта, когда он погружался в размышления. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по комнате. В больших глазах его появился необычайный блеск. Каждый мускул его лица как бы окаменел. Выражение его лица стало бесстрастным. Он подошел к окну и долго смотрел на дорогу. На лице его появилось выражение мучительной напряженности. Когда он обернулся ко мне, странная улыбка показалась на его губах.
Я хочу еще раз осмотреть комнаты, в которых жила баронесса, проговорил он. В ряду моих логических выводов недостает одного звена.
Удивленный, последовал я за ним в «Парижскую» гостиницу. Комнаты находились совершенно в том же положении, в каком они были, когда мы их оставили сегодня утром. С той спокойной тщательностью, которой мне уже часто приходилось удивляться, друг мой начал осматривать каждый угол. Он исследовал в микроскоп пепел нескольких папирос, поднимал с пола ковры и даже подверг подробному осмотру платья баронессы. Уже на лице его появилось выражение разочарования, как вдруг он вынул из кармана одного платья маленький, смятый лоскуток бумаги. Он подошел к окну, прочитал бумажку и передал мне ее с довольной усмешкой.
На бумажке было написано:
«Ле-Мулен. Белое с зеленым. Один час, 34».
Да ведь это та же рука, что и в той любовной записке, которую мы только что видели, воскликнул я.
Стагарт кивнул головой.
Понимаешь ты, что это должно означать? спросил я, ничего не понимая.
Приблизительно да, ответил мой друг. Мои выводы сходятся.
Он пошел в контору и начал говорить по телефону с префектурой.
Что, добились сознания г-жи де Руссель?
Нет, гласил ответ, она отрицает свою вину и относится ко всему с полной апатией.
Напали на следы камердинера?
Да. Тело его час тому назад прибило волнами на берег около Монако.
Он убит?
Да, задушен.
Найдены следы того молодого человека, которого подозревают в прикосновенности к убийству барона и как его зовут?
Это лорд Даусон, родом из Лондона, английский спортсмен. Он отправился в Париж и будет там допрошен, вероятно, тотчас же по прибытии туда.
Благодарю вас.
На этом разговор кончился. Мой друг обратился ко мне.
Я вполне полагаюсь на тебя, ты не должен никому ни слова говорить о результате моих наблюдений, а то все пойдет прахом.
Час спустя Стагарт уезжал в Париж.
У меня было несколько дней времени для ближайшего ознакомления с Монте-Карло и его волшебными окрестностями. Так как у меня там не было знакомых, то я познакомился ближе с г-жой Георгиевской, в обществе которой я предпринял несколько прелестных прогулок. Судьба ее подруги страшно ее беспокоила и она, подобно мне, с нервным напряжением ждала возвращения моего друга. Прошло четыре дня, а я от него не получал никаких известий. На пятый день утром в мою спальню вошел граф Стагарт.
Он был очень бледен, и видно было, что он не спал несколько ночей.
Случилось что-нибудь неожиданное? спросил он, не здороваясь со мной и бросаясь на диван.
Нет, ничего не случилось, ответил я. Скоро начнется процесс баронессы. Все Монако находится в лихорадочном возбуждении.
Стагарт рассмеялся.
Не только Монако, мой друг, но и парижские газеты занимаются усиленно этим сенсационным делом и сообщают о нем разные небылицы.