Да фигня, нанять можно! Но это дело будущего. А пока решил порыться на старых кладбищах. По закону, если за могилой ни кто не ухаживает сколько-то там лет, она считается бесхозной. А если могиле больше четверти века. Или пятидесяти лет уже не помню! то и вовсе можно делать что угодно.
Да ну, скривилась Дарья. Так бы все рылись!
Нет. Копать тяжело. И страшно! Ведь ночью все. Мало ли! Насмотрелись ужастиков и верят, что духи мертвых отомстят. Ерунда! И потом, государство само могилы разоряет. Старые погосты равняют с землей, строят дома, памятники режут на части и вместо бордюрных плит используют.
Так ты, как Лара Крофт, грабитель могил? пьяно сострила Дарья.
Вроде того. Только вот пока не награбил ни хрена!
Девушка еще взглянула на бутылку водки, с усилием отвела взгляд.
Это потому, что не знаешь, где копать, неожиданно произнесла Дарья.
Антон тщательно затушил окурок в тарелке, спохватился и виновато посмотрел на хозяйку.
Извини, привычка А кто знает?
Я живу здесь, на краю кладбища. И многое знаю.
Антон тоже взглянул на бутылку, лицо недоверчиво скривилось.
Ладно, Даша, спасибо за приют. Я пойду.
Он поднялся из-за стола, взгляд невольно скользнул по скромной обстановке жилища. Мебель полувековой давности, старенький телевизор покрыт пылью, половину стены закрывает дешевый ковер с оленями, ситцевые занавесочки на окнах все это так не похоже на молодую девушку. Кажется, что вот-вот из другой комнаты выглянет старушка, раздастся дребезжащий голос.
Не веришь? Зря! Моя бабушка непростым человеком была, усмехнулась Дарья. Интересного много рассказывала.
Антон еще раз взглянул на занавески:
Так это не твой дом? Бабушкин? Слушай, может ты прикололась и дом вообще чужой? Сейчас раздадутся шаги, откроется дверь и войдут настоящие хозяева. С работы вернутся. И начнут месить
Антон берет в руки лопатку, подозрительно глядит на дверь. Девушка улыбнулась, всплеснула руками:
А клевый прикол, врубаешься? Да не писай кипятком, садись. Мой дом, мой. Где-то в комоде документы лежат, целая пачка.
Да? И как тебе здесь? Нравится, с комодами и оленями? кивнул Антон на ковер.
А че? Крыша не течет, удобства имеются на дворе.
Девушка на минуту умолкает. Пьяное выражение на лице исчезает, черты твердеют, на скулах вздуваются желваки и опадают.
Рассказал о себе теперь слушай меня, произнесла она трезво. Сколько я себя помню, столько пили мои родители. И меня приучали. Нажуют хлеба с вином и кормят. Чтоб не орала! В девятом классе я пила портвейн вместо компота. На уроках пьяная сидела. Из школы выперли, отец окончательно спился и где-то сдох. Мать еще трепыхалась, но тоже приближалась к последней черте. Лишили прав, меня в интернат. Там «лечили»! усмехнулась Дарья. Запрут в комнате без окон, руки привяжут к железному крюку в стене. И так неделями. Первое время орала, как ненормальная, потом легче стало. Еду приносили, задания письменные от учителей. Вот так жила и училась два года, представляешь? От скуки рисовать стала. Сначала так, каляки-маляки. Попросила книжек по рисованию. Дело пошло лучше. В общем, через два года уже прилично мазюкала. Мне даже стены в интернате доверили расписать. Ну, ромашки там, цветочки-бабочки! А дальше выпустили меня. Сунули аттестат и выпустили. Подала я документы в художественное училище. Приняли. Мамка к тому времени совсем спилась, квартиру у нее отобрали собутыльники. Ну, я в общаге обитала. Ниче житуха, веселая! Даже замуж сходила. Два раза! похвасталась Дарья.
Антон с сомнением посмотрел на лицо, взгляд опустился ниже, снова поднялся.
Ну-ну, продолжай
Потом напряг вышел с работой. Так, подрабатывала оформителем. Обосновалась здесь, у бабушки. От нечего делать стала рисовать картины. Пару раз выставляла на Андреевском спуске, но никто мои картины не купил. Ну, рисовала еще
В галерее не пробовала?
Было дело. Но, увы, ничего! Только деньги потеряла.
А в интернете? Есть виртуальные художественные галереи.
Платить надо за все, Антон! Виртуальные или натуральные галереи, все равно бабки требуют. Галеристы тоже люди, кушать хотят. Короче, никому не интересна моя мазня. Вот так!
А можно посмотреть? спросил Антон.
Там! мотнула Дарья головой на вторую комнату.
Окна плотно занавешены. Солнечный свет пробивается с трудом сквозь узкие щели между занавесками, падает тонкими лучами и расползается по полу ровными белыми лужицами. Медленно танцуют пылинки. Табачный дым пробрался и сюда, серая пелена неподвижно висит в воздухе на уровне лица. Картины словно прячутся в смутном полумраке, выступают бледными тенями замысловатых фигур и линий. Наивный Антон ожидал увидеть позолоту рам и яркие краски пейзажей; на худой конец хаотичное смешение цветовых пятен и геометрических фигур, в которые можно вглядываться так и эдак, переворачивать по всякому и ни хрена не поймешь! Абстракция, мать ее!
Прямоугольные холсты примерно метра на полтора расположились вдоль стен, укрыты от пыли старушечьими платками с бахромой по краям и дурацкими цветами в середине, застиранными простынями и наволочками одним словом, тряпьем, которое было в доме. Подставки самодельные, из высушенных прутьев, отчего некоторые картины скособочены и кажется, что свалятся на пол от любого неосторожного движения. Самый большой холст, в рост человека, стоит в центре, прямо на полу, по-хозяйски облокотившись на спинку стула. Пододеяльник в голубых васильках, укрывающий картину, относительно чист и даже не засижен мухами. Антон стоит в дверном проеме, не решаясь войти. Почему-то стало жутко. То ли от мрачной тишины, то ли от картин, смотрящих на него квадратными бельмами пыльных занавесей. А запах-то какой!
Чем тут пахнет так невкусно?
На краски деньги нужны. Так я их сама делаю, на столярном клею. Он из костей варится. Вонючий сил нет! раздался голос от стола.
Воображение тут же сработало. Антон невольно содрогается от страшного видения: старуха в лохмотьях, громадный котел, пламя с жадностью пожирает дрова, поварешка размером со штыковую лопату старая ведьма перемешивает булькающее варево, на поверхность всплывают ребра, черепа, руки с остатками плоти на скрюченных пальцах.
Внучка, добавь костей-то, жидковато получается! дребезжит ведьмин голос.
Сию минуточку, бабулечка! звенит девичий голосок.
Появляется внучка Дашенька, в руках ржавый, мятый таз с человеческими костями.
Вот, только что накопала, бабуля! радостно сообщает внучка, отряхивая влажную землю с ног.
ну. заходи, че стал на пороге? раздается голос из-за спины.
Антон дергается, будто шилом кольнуло, шагает нетвердыми ногами. На лбу выступают мелкие бисеринки пота, колени дрожат, голос пропадает. Громко сглатывает, кадык дергается, с трудом проталкивает несуществующий ком в глотке. Даша хмыкнула, пожала плечами. Проходит в комнату, снимает покрывала с картин одно за другим. Антон смотрит с замиранием сердца, ожидая увидеть такое!
М-да, лес, кустики-деревья, восходящее или садящееся? солнышко сияет сквозь листву и пр. Только медвежат не хватает. Или лисят. Можно птичек на ветвях добавить, скачущих белочек с орешками. Картины неплохие, но не более того. Мазня на уровне выпускного курса. Но говорить это девушке Антон побоялся. Все-таки жизнью обязан. На центральном холсте, самом большом, изображен все тот же лес в сумерках. Четко выписаны детали, скрупулезно нарисованы самые маленькие веточки, можно различить иголки на еловых ветках. Но в середине холста странный прогал, пустое место, словно там располагался некий предмет, а потом художник его закрасил. Впрочем, полотно может быть незаконченным, дорисует позже фазана.
Неплохо, одобрительно кивнул Антон. Я думал, у тебя тут абстракция какая-нить, квадраты, пирамиды или разноцветные круги в навозной куче.
Он вопросительно смотрит в глаза Даше, словно опасаясь, что она не поверит. Девушка склоняет голову, в глазах появляется загадочное выражение. Антон чувствует неприятный холодок под ложечкой, мышцы ног непроизвольно напрягаются, будто собираются унести хозяина куда подальше от греха. Дарья сдергивает шторы с окон, солнечный свет затапливает комнату, освещая закоулки. Сразу бросаются в глаза непромытые кисти в ведре. Пол покрыт разноцветными пятнами краски, будто шкура сказочного леопарда. Отвратительный запах клея усиливается. От нагрева зависит, что ли?