Кажется, пора на рыбалку.
А где же наши удочки? пробормотал я рассеянно, так как эта прекрасная идея в данный момент не вызывала во мне должного сочувствия.
Боюсь, на удочку такую зубастую рыбку не поймать, но если повезет, поймаем и голыми руками.
В тот момент я не понял метафоры, но с готовностью встал, хотя сразу забыл зачем и по началу не заметил, что Холмс меня пристально рассматривает.
Ватсон, друг мой Что с вами?
А что такое? я мельком взглянул в зеркало над камином. Оттуда на меня смотрел человек с наморщенным лбом, закушенной нижней губой, сощуренным правым глазом и вдобавок в перекрученном галстуке.
Ох, Ватсон, вы теперь представляете собой законченную аллегорию таинственности. Эдак не пойдет, мы с вами люди, как-никак, известные, и нам давно пора научиться делать хорошую мину при плохой игре, иначе скоро вся округа будет знать, что этот чертов Холмс со своим не в меру ретивым Ватсоном опять гоняют по Лондону какого-то несчастного Джека-Потрошителя.
Ха-ха-ха, покатился я со смеху, ох, Холмс, вы меня когда-нибудь доконаете своими шуточками.
Но Холмс уже смотрел на меня без тени улыбки.
Если бы не вы, Ватсон, это дело могло бы и не начаться, а я предчувствую, что оно будет необыкновенное.
Как так, я?
Вам, друг мой, отчего-то пришло в голову попросить описать человека, с которым боролся во сне наш учитель. Почему вдруг?
Вовсе не вдруг, Холмс. Так принято поступать с душевнобольными. По-другому и не подобраться к истоку их помешательства. Это так сказать, необходимый сбор материала, а дальше анализ и выводы. Психология довольно молодая наука, но подробный опрос больного, на который она опирается, вовсе не нов.
Да, да, Ватсон, мне это хорошо известно, опрос свидетелей, анализ, выводыи преступник найден!
А болезнь и есть настоящий преступник, ведь она преступает закон естества, отнимает у человека здоровье, а порой и саму жизнь, точь-в-точь как грабитель отнимает все самое ценное. Да и маскируется иная болезнь не хуже вашего злоумышленника.
Верно! Вы молодец, дружище! Прекрасная метафора.
Я был польщен этим мимолетным одобрением Холмса, как мальчишка, которого похвалил взрослый. Мой друг был явно в приподнятом настроении.
Так вот, на ваш вопрос, Ватсон, как выглядел его враг, мистер Торлин дал очень интересный ответ.
Интересный? Помилуйте, Холмс!
А что? По-моему, он довольно ярко описал своего врага?
Я бы сказал, слишком ярко: «Красавец-шатен с улыбкой анаконды и черной повязкой на глазу», да еще и в треуголке. Театральный злодей! Персонаж Стивенсона, да и только! Как вы, Холмс, с вашим умом и опытом клюнули на такое?
Интуиция, Ватсон.
А я думал дедукция, попробовал я сыронизировать, но Холмс, заметив это, ответил мне в своей полушутливой менторской манере.
Интуиция, Ватсон, это когда вы знать знаете, а почему знаете, не знаете; а дедукцияэто когда вы знаете и знаете, почему знаете.
Я невольно рассмеялся.
Ладно, Холмс, готов поверить в наличие здесь интересного психологического случая, но уж никак не более
Нет, Ватсон! Гораздо более! Учитель явно напуган, а такого молодца не скоро напугаешь. Мальчишка он хоть и нервный, но крепкий и то, что за ним наблюдаютэто, скорее всего, факт, нервные люди очень чутки к такого рода вещам. Кроме того, он сбит с толку, поэтому едет в такую даль за советом, и, конечно, заставить его обратиться к нам могла только исключительная причина, а сочинять небылицы и уверять в них серьезных людей, таких как мы с вами Нет, не думаю, мистер Торлин не производит впечатления подобного чудака. Да и почему именно Нельсон? Этого он объяснить не мог. Но вот приснился же благородный герой негодяем, а это с психологической стороны весьма необычный момент и мне представляется, что и ключевой во всем этом деле. Как хотите, а имеется таинственная подоплека всему этому: реальное столкновение с реальным Нельсоном.
С реальным Нельсоном? Полноте, Холмс! Дедукция дедукцией, но это уже слишком!
Холмс посмотрел на меня с плохо скрытым сожалением, но ничего не сказал, и я вынужден был сам исправлять последствия своего скептицизма, но, похоже, только подлил масла в огонь, когда задал риторический вопрос:
И как это, Холмс, уживаются в вашей трезвой голове и логика и откровенная мистика?
Дорогой мой, вы называете мистикой все то, что для вас недостаточно очевидно, и тем самым превращаете меня в какого-то колдуна.
Но разве, Холмс, глаза и здравый смысл не стоят на страже очевидного?
Всегда ли, друг мой? Как часто нас подводит и то и другое. Вот лунной ночью в темном углу Что там? Солдат в карауле или жираф на стуле? А чиркнули спичкой и ни того ни другоготолько брошенный на спинку кресла шлафрок, да фикус на этажерке, да позабытая прислугой швабра, то есть ничего, кроме голых фактов. Где же в это время были наши глаза и наш хваленый здравый смысл?
Ну, это другое, Холмс, тут ночные страхи оттого и фантазии.
Фантазии могут быть не только от ночных страхов, но и от нежелания думать и анализировать. Кем это сказано, что «Сон разума порождает чудищ»?
Согласен, Холмс, с этим никто не спорит, но при чем же тут все-таки адмирал Нельсон?
А это, быть может, ответ на нашу головоломку. Почему тот, кто толкнул учителя под экипаж, не стал медлить? Представим, что это и был тот самый одноглазый злодей из сна! Понятно, без треуголки. Тогда все сразу становится на свои места. Та самая примета которой мы с вами доискивались.
Ну, знаете ли, Холмс, такие допущения чреваты
Только представим, Ватсон. И это сразу даст ответ на наш вопрос. Хотя неизбежно встают другие вопросы. Если одноглазый боится быть опознанным по черной повязке, почему не заменит ее темными очками, которые повсеместно сейчас в употреблении и особой приметой уж никак не являются?
Я отрешенно пожал плечамиподобная мозговая гимнастика меня не увлекала. Вообще логика всегда представлялась мне чем-то, с чем в повседневной жизни можно было не считаться, как с мнением гениального архитектора при строительстве собачьей будки. Мне больше импонировала интуиция. Ведь интуиция то и дело приходила мне на помощь, логиканикогда.
Конечно, Логикаважная дама, но Интуиция мне милей, подвел я неожиданный итог своим размышлениям.
Обе хороши, разсеянно бросил Холмс, точно речь шла о двух провинившихся служанках.
Я хмыкнул и собрался было переодеваться, когда Холмс, доставая из ящика с перчатками револьвер, проговорил с расстановкой:
Знаете, Ватсон, за нашей зубастой рыбкой я, пожалуй, отправлюсь один.
Один?!
Да, я думаю, так будет лучше. Логика мне подсказывает
Ах, логика? Не слишком ли много эта леди на себя берет?
Холмс, похоже, всерьез задумался над этим вопросом, тяжело вздохнул, но прочитав на моем лице бесповоротную решимость, произнес ласково:
Поймите, друг мой, любое дело можно начинать, лишь веря в него. У вас же пока такой веры нет
Зато есть интуиция и она мне подсказывает, что эта вера есть у вас коль скоро вы взялись за револьвер!
Холмс невольно рассмеялся и сдался. И хорошо сделал. Страшно подумать, чем бы все для него закончилось, пойди он тогда один.
Взяв кеб, мы быстро добрались до вокзала.
Обычные здесь суета и неразбериха на этот раз, казалось, достигли своего апогея. И о причине этого долго гадать не пришлось. Рослый подросток в замызганной черной паре, линялом котелке, жеваной манишке и при бархатной бабочке размахивал над головой пачкой газет, зычно взывая:
Покупайте! Покупайте! Не пропустите событие века! Свежие новости! «Кровавое чудовище в гостях у Скотленд-Ярда!», «Оборотень из Блумсбери ищет адвоката!», «Хромой лекарь и его жутчайшие откровения!»
Мы с Холмсом переглянулись, и я купил «Морнинг пост», где напечатали наконец отчет о тех леденящих душу зверствах, что наполнили ужасом и негодованием душу каждого нормального лондонца.
Как я теперь знал, это необычайно трудное дело Холмс расследовал в очень сложном гриме, чего требовали исключительные обстоятельства. Все держалось в строжайшей тайне, потому о его расследовании не подозревали не только вездесущие газетчики и полицейские, но, увы, даже его ближайшие друзья. Лишь на самом последнем этапе Холмс привлек к сотрудничеству инспектора Лестрейда, который едва всего не испортил.