А!.. Кто такой этот Петерсен?
Сосед тоже, сударь, ночной сторож, вот барин его отлично знает.
Да, сказал Бальтазар Трикампу, это бедняк, у которого с месяц тому назад умерла жена, а двое маленьких детей больны Он хороший малый, и ему оказывают здесь некоторую помощь
Так этот Петерсен, продолжал Трикамп, входил в дом?..
Нет, сударь, отвечала Гудула, он только поговорил с Христианой чрез окно
Что ж он ей говорил?..
Не расслышала, сударь.
А после него Никого не было?
Гудула заставила повторить вопрос и затем ответила:
Никого!..
Ну, а Христиана, продолжал Трикамп, она где была, пока вы вязали?
Да эта милая девушка по обыкновению ходила то туда, то сюда: она и на кухне работала за меня, так как я не в силах была заняться этим. Ведь она такая милая!
Но ведь не все же время она пробыла в кухне?
Нет, сударь, как наступил вечер, она ушла к себе в комнату.
А! Так она ушла к себе, не правда ли?
Да, сударь, чтобы приодеться к ужину.
И долго она пробыла в своей комнате?
Да с час времени, сударь.
Целый час?..
Да, не меньше часу.
А вы ничего не слышали в это время?
Что вы говорите, сударь?
Я спрашиваю вас, не слыхали ли вы какого-нибудь шума например, ударов молотком по дерену?
Нет, сударь, не слыхала.
Да, сказал Трикамп, обращаясь к молодым людям, она глуха!..
И наклонившись к Гудуле он сказал, возвысив голос:
Да ведь и гром уж начал греметь, не правда ли?
Да, сударь; гром-то я отлично слышала.
Она не разобрала, что гремит, пробормотал Трикамп, ну, a затем что было?.. громко спросил он.
А затем наступила уже ночь, гроза разразилась. Барин не возвращался Я была очень напугана, стала на колени и начала молиться и вот в это-то время Христиана и вышла из своей комнаты она вся дрожала бледная такая а гром в это время так и гремел
Ага, живо подхватил Трикамп, так вы заметили, что она была бледна и дрожала?
Да, не хуже меня, сударь. От этой грозы у нас отнялись руки и ноги. Я даже и встать-то не могла и вот в это-то время барин и начал стучать, а Христиана отперла ему. Вот и все, что я знаю, сударь и это так же верно, как и то, что я христианка и честная женщина!..
Не плачь же, милая Гудула, повторил Бальтазар, ведь и же тебе говорю, что не тебя обвиняют!..
Да кого же, сударь? Кого же в таком случае?.. Матерь Божия, воскликнула она, пораженная внезапною мыслью, неужели же Христиану?
Никто не отвечал ей.
А, продолжала Гудула, вы не отвечаете!.. Да ведь этого быть не может!
Послушай, Гудула!..
Христиану, продолжала она, не слушая его. Дитя, которая нам Бог послал!..
Ну, довольно, сказал Трикамп, ведь не вас обвиняют.
Лучше бы уж меня, возразила с отчаянием Гудула. Я бы предпочла, чтобы обвинили меня Я старуха, мое дело уж кончено Что же мне от этого сделается Меня скоро Всевышний к отчету потребует но этого ребенка Я не хочу, чтобы вы ее трогали, сударь Ах, г. Бальтазар, не позволяйте к ней прикасаться, это было бы святотатством не слушайте этого злого человека; это он все заводит!
По знаку г. Трикампа, которому надоело это причитанье, агенты взяли под руки старуху, чтобы вывести ее вон из комнаты.
Гудула сделала несколько шагов и затем опустилась на колени, плача и жалуясь, зачем она не умерла прежде, чем дождалась таких оскорблений, и г. Трикамп дал знак агентам оставить ее тут с ее причитаньями.
IX.
Итак сказал полицейский агент, обращаясь к Корнелиусу, вы видите, что нет достаточных оснований подозревать кого бы то ни было из приходивших сюда ни комиссионера, ни соседку, ни этого Петерсена. Стало быть или старуха украла, или молодая девушка, а так как я не считаю старуху способною на такую гимнастику, то и прошу вас самих, г. ученый, вывести заключение
Не спрашивайте меня ни о чем, сказал Корнелиус, я не знаю, что и думать; мне кажется, что я сплю и что все это не что иное, как ужасный кошмар.
Уж не знаю, возразил Трикамп, сон ли это, но мне кажется, что я вполне бодрствую и рассуждаю совершенно правильно.
Да, да, отвечал Корнелиус, лихорадочно шагая взад и вперед по комнате, вы рассуждаете совершенно правильно!
И логичность моего рассуждения неоспорима!..
Конечно, неоспорима!
И все обстоятельства дают мне до сих пор достаточное основание!..
Да, вы имеете полное основание!
Так в таком случае согласитесь со мной в том, что молодая девушка виновна!..
Так нет же! с запальчивостью отвечал Корнелиус, круто остановившись пред полицейским агентом. Нет! Этому я не поверю до тех пор, пока не услышу, что она сама сознается в этом!.. Да что тут толковать если бы даже она сама сейчас созналась пред нами, то все-таки я продолжал бы утверждать, что она не виновна!..
Однако попробовал возразить ошеломленный агент, не виновна да какие же у вас есть доказательства?
Да нет их у меня, я это отлично знаю, продолжал Корнелиус. И знаю, все те, которые вы приводите и мой собственный рассудок говорит мне, что эти доказательства очевидны ужасны неотразимы!..
Так в таком случае?..
Но моя совесть тотчас же возмущается против моего рассудка!.. Мое сердце говорит мне: нет! Этот голос, это отчаяние не могут принадлежать преступнице, и я клянусь, что она не виновна!.. Я не могу доказать этого но я это чувствую я уверен в этом и готов кричать это изо всех сил с томлением и со слезами!.. Не верь тем, кто ее обвиняет!.. Они лгут! Их логикалегко ошибающаяся земная логика моя принадлежит небу и никогда не лжет. Они взывают к разуму я обращаюсь к вере
Да послушайте же!..
Не слушай их, продолжал еще с большим увлечением Корнелиус, и помни, что в те дурные дни, когда ты в своей гордости ученого готов отрицать самого Бога довольно одного содрогания твоего сердца, чтоб убедить тебя в Его существовании!.. И как же ты хочешь, чтоб это неспособное лгать сердце обмануло тебя, когда дело касается Самого Бога?
Ну, сказал Трикамп, если бы полиция стала рассуждать таким образом!..
Да я вовсе и не стремлюсь убедить вас, возразил Корнелиус. Исполняйте вашу обязанность, а я буду исполнять свою!..
Вы будете исполнять вашу?..
Да, да ищите! ройтесь! шарьте! Громоздите доказательство на доказательство, чтобы совсем подавить ими это бедное дитя; я со своей стороны сумею собрать все, что может послужить к ее защите!
В таком случае, отвечал Трикамп, я не советую вам считать в числе ваших доказательств то, что я только что нашел в одном из ящиков этой молодой девицы!..
Что такое?.. спросил Корнелиус.
А вот эту сорванную с медальона черную жемчужину!..
Корнелиус схватил жемчужину он весь дрожал.
В ее ящике?..
Да, мой друг, да!.. воскликнул Бальтазар. В ящике ее комода вот сейчас только на моих глазах!..
Корнелиус стоял бледный, неподвижный, совершенно уничтоженный!.. Доказательство было так убедительно, так ужасно!.. Эта несчастная маленькая жемчужинка просто жгла ему руку.
Он машинально смотрел на нее, не видя ее но не будучи в состоянии свести с нее глаз!.. Бальтазар взял его за руку, но Корнелиус даже не почувствовал этого на него точно столбняк нашел, и он все смотрел на жемчужину.
Корнелиус! с беспокойством воскликнул Бальтазар, но Корнелиус быстро оттолкнул его и наклонился, как бы желая получше рассмотреть жемчужину, и поворачивал ее так, чтоб она отсвечивала.
Да что ты? пробормотал Бальтазар.
Посторонись! отвечал Корнелиус, и отодвинув его резким движением, Корнелиус побежал к окну и пристально стал разглядывать жемчужину.
Бальтазар и Трикамп с изумлением переглянулись, а в то же самое время Корнелиус, не говоря ни слова, бросился в кабинет.
Он с ума сошел, проворчал Трикамп, посмотрев ему вслед. Г. Бальтазар, не позволите ли вы мне дать моим людям по стаканчику кюрасо? Наступает уж день, и на дворе должно быть холодновато.
Сделайте одолжение, отвечал Бальтазар.
Трикамп вышел, Корнелиус обернулся, взглянул на старую Гудулу, которая, стоя на коленях в уголке, горячо молилась, и быстро пошел в кабинет к Корнелиусу.