- Очень приятно с вами познакомиться.
Плавицкий подал свою и довел пани Ямиш до экипажа. Оба соседа-помещика укатили, и Поланецкий остался наедине с Гонтовским, который
посматривал на него без особого дружелюбия. Поланецкий помнил его неуклюжим мальчиком, теперь же прежний увалень превратился в рослого, быть
может, не отличающегося особым изяществом, но, бесспорно, видного мужчину с пышными русыми усами. Поланецкому не хотелось первым начинать
разговор, но и Гонтовский, засунув руки в карманы, упорно молчал.
“Однако хорошим манерам он так и не научился”, - подумал Поланецкий, в свою очередь почувствовав неприязнь к этому бирюку.
Тем временем вернулся Плавицкий, спросив первым делом у Поланецкого: “Видал?”, - а затем обратясь к Гонтовскому:
- Ты, Гонтось, на своей бричке поезжай, у нас только два места.
- Я в бричке поеду, потому что собаку везу для панны Марыни, - ответил молодой человек и, поклонясь, удалился.
Минуту спустя Плавицкий с Поланецким уже катили по дороге в Кшемень.
- Гонтовский, кажется, родня вам? - спросил Поланецкий.
- Так, седьмая вода на киселе. Они совсем обеднели. У этого, Адольфа, хуторок один остался и в карманах пусто.
- Зато сердце есть.
Плавицкий поморщился.
- Тем хуже для него, если на что-нибудь такое рассчитывает. Человек он, может, неплохой, да не нашего круга. Ни воспитания, ни образования,
ни состояния. Марыня его привечает, вернее, терпит.
- А! Терпит все-таки?
- Видишь ли: я жертвую собой ради Марыни и сижу в деревне, она жертвует собой ради меня и тоже сидит в деревне. Вот как дело обстоит. А
какое в деревне общество? Пани Ямиш много старше ее, молодежи нет, развлечений никаких, что тут делать? Запомни, мой мальчик: в жизни всегда
приходится чем-то жертвовать. Надо это понять - умом и сердцем. В особенности тем, кто принадлежит к почтенным, старинным семьям. А что до
Гонтовского, он всегда у нас обедает по воскресеньям, а сегодня, как ты слышал, еще и собаку Марыне везет.
Они замолчали, экипаж медленно катил по песчаной дороге. Перед ними с березы на березу - теперь уже в сторону Кшеменя - перепархивали
сороки. Сзади ехал в своей бричке Гонтовский, размышляя приблизительно так: “Если он явился выжимать из них деньги, я сверну ему шею, а вздумает
свататься к Марыне - тоже сверну”.
Он с детства невзлюбил Поланецкого. Когда они изредка встречались раньше, Поланецкий его высмеивал, а то и поколачивал, будучи старше на
несколько лет.
Наконец они приехали и через полчаса все вместе с Марыней сидели в столовой. Щенок Гонтовского, пользуясь привилегией гостя, вертелся под
столом и без стеснения вскакивал всем на колени, радостно виляя хвостом.
- Сеттер-гордон, - сказал Гонтовский, - глупый еще, но вообще эти собаки умные и очень привязчивые.
- Чудесный песик. Большое вам спасибо! - сказала Марыня, любуясь щенком, его черной блестящей шерстью и желтыми надбровьями.
- Пожалуй, ласков чересчур, - промолвил Плавицкий, прикрывая колени салфеткой.
- И для охоты лучше, чем обыкновенные сеттеры.
- А вы любительница охотиться? - спросил Поланецкий.
- Нет, меня это никогда не привлекало.