Эмиль КостаХорошо в деревне летом
Посвящаю любимой малой Родине.
Глава первая
Девятнадцатого января двухтысячного года в селе Двупалое отмечали Крещение. Полторы сотни человек столпились на заснеженном берегу речушки, в широкой ее части, где летом устраивали лягушатник для мамаш с детьми. Сегодня тоже собрались купаться, но только самые отчаянные. Иликак их мысленно называл Иван Ильичотмороженные.
В Двупалом мало старожилов. Объяснение тому самое заурядное: первые поселенцы на берегу уютной бухты появились менее ста лет назад, а их недалекие потомки долголетием не отличались. Мрет мужик в приморской деревне, а кто поживучеев город норовит удрать.
Нет тут ни работы, ни развлечений. Всей экономикиодин магазин, который держат Мурашовы. Всей культурыбывший клуб, переоборудованный в церковь. На берегу сияет пластиковыми окнами новенькая база отдыха «Солнышко» летом городские понаедут. Воздух здесь, конечно, и тайга, и море но эти чудеса природы мало радуют, когда жрать нечего.
Неудивительно, что полдеревни завидует Ивану Ильичу. Дом у Осинниковых с удобствами, сам Ильич бывший моряк, да еще пенсию получает в пятьдесят пять. Последнее обстоятельство особенно не дает покоя местным. Обычному мужику надо конкретно просадить здоровье, чтобы в таком молодом возрасте уйти на заслуженный отдыхэто значит либо пить не просыхая, либо серьезно покалечиться. А он всего-то четверть века оттрубил в плавсоставе. Курорт, можно сказать.
Светило солнце и холод стоял собачийнастоящий крещенский мороз. Пар от людского дыхания облаком колыхался над толпой. Кругом все белым-бело, ослепнуть можно. Только прямоугольник проруби чернел на ледяном полотне: вода плескалась, текла неторопливо, манила к себе. И никто почему-то не спешил нырять.
А разговоров-то было!
Иван Ильич, убежденный атеист, еще накануне чуть не поссорился с лучшим другом из-за этой проруби. Василий целую неделю ее мастерил не разгибаясь. Море, между прочим, вообще не замерзает, но кто-то из старух сказал, что надо обязательно в рекувот и заморочился.
Отыскать в толпе Василия почему-то не получилось, зато Иван Ильич увидел среди мужиков его старшего брата. Петр Бондарь в деревню приехал, надо же! Обычно летом на пару дней появляется, все времени нет. Еще бы: большой человек, в городе живет, младшему рублем помогает.
А Васька заперся небось с утра да рисует очередной шедевр Или просто застеснялся.
Кивнув Петру, Иван Ильич с любопытством уставился на стоящего рядом с ним Шерифа. Участковый Назаренко жевал потухшую мальборину. Плеваться ему не по чину, а руки вынимать из кармановхолодно. Привычка не выпускать сигарету изо рта, из-за которой милиционер и получил экзотическое прозвище, водилась за ним давноеще с той поры, когда на месте буржуйской сигареты был отечественный «Беломор».
Что Шериф вообще забыл на этом празднике жизни, в тридцати километрах от родного райцентра? Крышевать тут некого и не от кого: одна база отдыха на берегу, и та только к лету заработает, если не сожгут. Друзей и родственников Назаренко в деревне не имеет. В чем же дело? Беспорядков ждут, что ли? Да кому тут барагозить? Разве что священник психанет.
Отец Геннадий возвышался над толпой, хмуро дыша в бороду: он эту затею с купанием с самого начала не одобрил. Однако ж пришел, освятил воду, уважил, можно сказать, паствуа она вон что!
Пара Мурашовых топталась у края проруби на мостках. От вида Кузьминичны в купальнике становилось не по себе даже бывалым мужикам, а уж малолетки вовсе не знали, куда девать глаза. Не бабасила! Даром что на пенсию в этом году выходит. Однако ж и она не решалась на первый шаг в воду. Остальные купальщики в ватниках и пуховиках на полуголое тело стояли поодаль, ждали.
Зоя Ивановна, тетка Ивана Ильича, прятала улыбку в меховой воротничок пальто. Ей не до ныряний, но пропустить культурное мероприятие главному интеллигенту деревни никак нельзя. И племянника с собой обязательно надо прихватить, а то что люди скажут?
Люди между тем безмолвствовали и вообще не обращали внимания на представителей сельской элиты. Тишину над толпой нарушало только вкрадчивое позвякивание стеклотарыкто-то уже начал отмечать. Ивану Ильичу, конечно, не предложили.
Он поежился и сделал робкий шаг назадк здоровенному костру, пылающему посреди поляны на берегу. Теткин обжигающий взгляд тут же отбил всякое желание погреться.
Наконец Кузьминична размашисто перекрестилась и шагнула вперед. По-мышиному пискнула, когда воды сомкнулись вокруг могучих бедер, но мужественно пошла дальше, на глубину. Летом здесь по грудь, а сейчаскто проверял?
Остальные купальщики тоже воспряли духом и полезли в воду. Помельче, по шажочку, по коленкуно лезли.
У-уух! Кузьминична рассекла пудовым бюстом водную гладь, мощным гребком бросила тело вперед.
Волны плеснули на края проруби, все вспенилось, вспузырилосьи на поверхность буйком выскочил еще один купальщик. Он не мерз, не баламутил воду руками и ногами, вообще не двигался, только глядел перед собой широко раскрытыми бледными глазами.
И ведь прямо перед бабой вынырнул, будто предупреждает: вот, мол, глубоко тут, поворачивай!
Она с разгону едва не поцеловалась с утопленником, но тут же замолотила руками по воде, закипятила реку еще пуще, заголосила:
Бля бль блюди! Васька убился!
Наверняка хотела по матушке, да ведь святой праздник и народ кругом
Утопился! вопила Кузьминична, отступая к спасительным мосткам.
Там уже суетились другие купальщикискользя, спотыкаясь и сбивая коленки, спешили прочь из воды. У края проруби подпрыгивал от возбуждения Кешка Мурашов с большущим полотенцем в руках. Общими усилиями бабу вытащили из ледяной воды на мороз, отчего она разоралась еще громче.
Утопленник, оставшись в одиночестве, прислонился к краю проруби, будто хотел отдохнуть. Вид у него и вправду был усталый.
Ну-ну, Лизонька, хватит, Кешка с внезапной нежностью укутал жену в полотенце, натянул ей на ноги растоптанные боты и повел подальше от места трагедии, к костру. Остальные купальщики, крестясь и перешептываясь, тоже потянулись в тепло; у проруби остались самые стойкие селяне и Шериф. В суете он куда-то незаметно задевал окурок. Руки по-прежнему держал в карманах.
Потерпевший ругался с кем-нибудь последнее время? участковый обвел подозрительным взглядом присутствующих.
Вроде нет.
Все хорошо у него было, выдавил Иван Ильич. Мы вчера виделись. Вел себя спокойно, вечером сюда собирался, работу заканчивать.
Суицид, значит, констатировал Шериф. Надо извлечь тело из воды.
Тебе надоты и извлекай, сострил кто-то из толпы.
Даже Петр стоял на месте с видом оглушенной рыбы. «Да идите вы!» мысленно сказал Иван Ильич и первым шагнул к проруби.
Он ухватился за мокрый и уже вставший от мороза колом воротник свитера, одним рывком вытащил утопленника из воды и уложил на лед. Все этомолча, стараясь не смотреть в глаза тому, что еще вчера было Василием. Кто-то тут же прикрыл тело одеялом. Иван Ильич развернулся и пошел было к костру, да Петр тронул за плечо:
Спасибо, Вань.
«И ты иди!» чуть было не ответил он. Но вовремя опомнился.
Шериф засунул руки поглубже в карманы и заявил:
Скорую за телом пришлю из райцентра, но это не раньше, чем к вечеру.
Как этоне раньше? Что ж он, тут будет лежать? возмутился Иван Ильич.
Зачем тут? Можно в сарайку какую перетащитьдай мужикам на бутылку и дело с концом. Не на своей же машине мне его везти!
На моей можно, сурово ответил Петр. Сейчас подгоню и кому надо на бутылку дам.
Иван Ильич мотнул головой и сказал:
Никому не надо. Так поможем, не чужие.
Петр зашагал в сторону хутора, где жили Мурашовы и Бондари. Все мигом утратили интерес к происходящему и двинулись к костру. Иван Ильич тоже отошел погреться, оставив Василия в одиночестве на краю проруби.
Кузьминична, вытирая слезыили речную водусо щек, рассказывала односельчанам подробности встречи с покойником:
Я, стал быть, гребу, а он как выскочити прям в глаза так: зырк! Думала, сама помру там же. Ну, Васька, ну, учудил! Сам ведь прорубь мастрячил, а оно вон зачем