Все они оказались набитыми конторскими книгами, деловыми бумагами и пергаментными листами, иначе говоря, документами и расчетами, а все это для меня ничего не значило, поскольку я в них не разбиралась. Он между тем разложил все эти бумаги по столу и стульям и занялся ими. Я удалилась, а он так был поглощен своими бумагами, что долгое время даже не замечал моего отсутствия. Но когда он покончил с бумагами и перешел к маленькой шкатулке, которую принес вместе с тяжелыми сундуками, он вновь меня призвал.
— Ну, вот, — сказал он, назвав меня своей графинюшкой, — теперь я готов ответить на ваш первый вопрос; соблаговолите присесть, пока я открою этот вот ларец. Сейчас мы с вами рассмотрим, как обстоят наши дела.
Итак, мы открыли ларец. В нем оказалось то, чего я никак не ожидала, ибо полагала, что имущество его скорее уменьшилось, нежели прибавилось; но он показал множество векселей на золотых дел мастеров, а также акции Английской Ост-Индской Компании в общей сложности на 16000 стерлингов; затем он вручил, мне девять векселей на Лионский банк во Франции и два — на Парижскую Биржу, составляющие вместе 5.800 крон per annum [123] , или, как здесь говорят, годовой ренты; и, наконец, чек на 30.000 риксдалеров [124] , хранившихся в Амстердамском банке, не считая различных драгоценных камней и золотых украшений фунтов на 1.500 или 1.600, среди которых было прекрасное перламутровое ожерелье достоинством около 200 фунтов; последнее он извлек из ларца и собственноручно надел мне на шею, говоря, что это не должно приниматься в расчет.
Я была столь же обрадована, как и удивлена, и с неизъяснимым восторгом приняла известие, о том, что он так богат. «Теперь я вижу, — сказала я, — что вы и в самом деле в состоянии сделать меня графиней и поставить дом соответственно этому высокому титулу». Короче, он был несказуемо богат, ибо сверх всего показал мне — для того он и углубился утром в свои бумаги, — какие деловые триумфы ему удалось одержать за морем; так, у него имелись восьмая доля в торговом судне Ост-Индской Компании, которое сейчас находилось в плавании, текущий счет у испанского негоцианта в Кадисе, около 6.000 фунтов ссуды под залог нескольких кораблей, плывущих в Индию, и большой груз товаров, который он поручил португальскому купцу сбыть в Лиссабоне [125] ; таким образом, у него было расписано в бумагах еще 12000 фунтов, так что вместе все это составляло около 27.000 фунтов стерлингов, иначе говоря, 1.320 фунтов годового дохода.
Я остолбенела, «узнав о таком богатстве. И было с чего! Долгое время я не могла и слова вымолвить, он же все еще был занят своими бумагами. Через некоторое время, когда я уже готовилась высказать свое удивление, он остановил меня словами: „Погоди, душа моя, — сказал он, — это еще не все“. Затем извлек какие-то пергаментные свитки со старыми печатями, в которых я ровно ничего не понимала, и объяснил, что это право на возвращение ему отцовского имения, а также закладная на 14 000 риксдалеров, по которой ему предстояло взыскать с прежнего владельца, что вместе составляло еще 3 000 фунтов.
— Изо всего этого, однако, я должен выплатить кое-какие долги, — сказал он, — и притом довольно изрядные.
Во-первых, объяснил он мне, у него было запутанное дело с теми самыми 8 000 пистолями, из-за которых у него шла тяжба в Париже, решившаяся не в его пользу, — это-то и был тот самый урон, о котором он мне сказывал, вынудивший его с досады оставить Париж; затем было еще несколько долгов, составлявшие в сумме около 5 300 фунтов стерлингов; однако, за вычетом всего, у него оставалось 17 000 фунтов чистого капитала наличными и годовая рента в 1 320 фунтов.
Наконец, наступила моя очередь заговорить.