Вы, Бришер, исключение из правил. Так что же ваш наниматель, Валтор? В добром здравии поживает?
Ренквист живой. Ты его пырнул в шею, но рана уже затягивается. А больше ничего тебе не скажу! Режь, кончай меня.
Вот как, сам выдал своего нанимателя. Я-то даже не предполагал, что это Ренквист.
Да зачем же мне вас кончать? Вы же пока ничего не сделали Хотели сделать, конечно, но не сделали. Вы, Валтор, как вижу, настоящий художник?
Рыком он подтвердил мою версию.
Давайте предположу: ремесло не кормит вас? Давайте скажем проще: выбездарь.
Я не бездарь! Ты Не бездарь! Я художник! Я умею рисовать!
Умеете рисовать? Воловьим хвостиком? Слоновьим хоботом? Собственной задницей? Хорошо рисуете круги под глазами и черные квадраты на стенках нужников?
Я не рисую черные квадраты, ты ты!.. И красные квадраты я тоже не рисую! Я не бездарь, чтобы такое рисовать! Я рисую портреты! Я умелый портретист!
На самом деле, первым черный примитив изобразил французский художник Альфонс Алле. И называлась сия картина «Битва негров в пещере ночью», но, естественно, сила рекламы такова, что у нас больше знают раскрученную и глубоко вторичную супрематическую ерунду Малевича. И красный прямоугольник тоже нарисовал Алле, и называлась картина сия «Сбор помидоров апоплексичными кардиналами на берегу Красного моря». И все это были шутки, никто не возводил черные и красные примитивы в ранг высокого искусства.
Меж тем разверзлись бездны, и несколько минут я выслушивал горячечную исповедь художника, не снискавшего славы, а значит и денег. Внебрачный сынуля одного из мелких баронов, еще не завоеванных Ренквистом. Жил на границе владений Ренквиста, пытался рисовать, зарабатывать этим на жизнь. Зарабатывать этим не получилось. Портретистовкак в моем земном веке писателейразвелось слишком много, хлеба на всех не хватало. В конце концов плюнул и предался ремеслу бретерадрался за других на дуэли, или просто вызывал на дуэль, убивал и обирал мертвеца, что не являлось нарушением дуэльного кодекса. Благодаря бычьей силе и верткостиумело завоевывал призы Люди Ренквиста нашли, предложили много денег, чтобы прикончил бесноватого архканцлераа то, что я бесноватый и кровожадныйтак об этом все знают тут уж фракции Коронного совета позаботились, убить такогоне грех вовсе
Пытай! заключил Валтор. Пытай, казни. Мне плевать на все.
А если я сделаю с вами кое-что другое?
Он предпринял яростную попытку освободиться из объятий Алыхкак видно, решил, что «кое-что другое» будет куда хуже пытки, такая простая средневековая и вульгарная психология.
Что же? спросил, тяжко отдуваясь. По тролльего роже с выставленным акромегалическим подбородком текли ручьи пота. Нет уж, господин хороший, лучше прикажите вскрыть мне горло!
Зачем же мне вскрывать вам горло? Я лучше превращу вас в самого популярного художника Норатора.
Он задохнулся:
Как?
Да легко. Вы умеете рисовать. А я имею власть в Санкструме. И я употреблю ее с той целью, чтобы сделать из вас популярную особу.
По телу его прошла крупная дрожь. Да, да, медные трубыэто то, чего он хотел, чего он жаждал всей душой, сердцем и даже пропитой печенью. Наверное, все творческие люди таковыим нужна слава как подтверждение их таланта, а может быть, и гения.
У меня есть газета. Вы знаете, что такое газета, Валтор? Когда вы исполните свою ролья устрою вам немалую рекламу Мне пришлось вкратце пояснить ему смысл этого слова. Такую рекламу, что к вам будут выстраиваться очереди. И ваши портреты украсят стены лучших домов Норатора. И стены Варлойна украсят. А позднее, когда слава ваша начнет шириться, к вам начнут приезжать и заказчики из-за границы.
Он тяжко дышал, вращал глазами, морщил лобдумал.
Что что я должен сделать, господин архканцлер?
Вот, я уже «господин». Я купил его с потрохами, просто нажав на самую болезненную точкуна тщеславие.
Вы скажете Ренквисту, что не смогли меня убить; слишком много вокруг моей персоны охранычто в целом соответствует действительности. Вы скажете также, что смогли завоевать мое доверие и я заказал вам свой парадный портрет при всех регалиях и финтифлюшкахно не срочно, а через пару недель, когда выберут нового монарха. Вы скажете, что готовы меня прикончить, когда выдастся случай и я отпущу всю охрану. Впрочем, думаю, в свете новых событий Ренквист может отложить мое убийство Он будет думать. А вы будете думать вместе с ним. Возможно и очень вероятно, он решит превратить вас в шпиона при моем дворе, раз уж вы завоевали мое доверие Он будет думать. А вы будете думать вместе с ним. Если узнаете что-то серьезноеотправите нарочного или сами выедете за пределы владений Ренквиста. Отправитесь в Прядку, там есть трактир «Счастье»и там вас будет ждать постоянно мой человек. Спросите о нем трактирщика Кардала Вы станете моим шпионом, и, очевидно, будете курсировать между Варлойном и владениями Ренквиста до тех пор, пока я не уничтожу барона. Вы же не любите Ренквиста, Валтор?
Нет. Он свихнутый. Но он платит.
Я буду платить тоже. Мою плату вы знаете.
А где гарантии?
Мое слово порукой. А кроме того я начну постепенно Едва не сказал «раскручивать». Начну постепенно публиковать ваши рисунки в своей газете. Завтра же начну. Пока без вашего имени. Я подберу вам псевдоним. Нарисуйте сейчас два-три эскиза Хм пусть это будут обнаженные женщины, чьи волнующие прелести едва прикрыты легкой тканью
Религиозные и нравственные традиции тут вполне соответствуют концу европейского Средневековья и началу Возрождения. И обнаженная натура Возрождения на тех картинах, что я видел в Варлойне, присутствует вполне. Но такие радости доступны лишь аристократом и богатому купечеству. А моя газета должна быть бесплатнойи бешено популярной. Поэтому введем традицию публиковать на последней страничке скромный и отнюдь не вульгарный рисунок нагой красотки Таким образом, газета моя станет очень ценным предметом.
А затем, Валтору меня еще есть немного времени! мы с вами, по моим устным приметамсоставим портрет упомянутого плута по имени Хват
Валтор оказался прекрасным художником.
Глава сорок первая
Дела. Последующие полторы недели были заполнены бездной дел. Я мотался из Норатора в Варлойн и обратно, как челнок на ткацком станке.
За неделю в казармах скопилось уже больше тысячи ветеранов и дезертиров, всех требовалось расселить, вооружить, накормить, разбить на десятки, полусотни, сотни и полки. Бернхот и Бришер занимались этим вопросом. Брат Литон пропадал на казенном дворе. Налоги поступали крайне скудно. Имперские мытариочевидно, контролируемые фракциямине торопились привозить сборы, или привозилино в карманы фракций. Но это дело требовало медленной, постепенной реформации. И я начну ее сразу, как получу в свои руки полноценную армиюхотя бы пять-шесть тысяч человек. Пока у меня была тысяча солдат и тысяча Алых, и фракции внезапно уяснили, что под их боком в Варлойне появилась не просто четвертая власть, а четвертая власть с реальной силой, с которой нужно считаться. Покушения на меня прекратились. Не выходили больше и порочащие статьи в газетах. Фракции затаились в преддверии летнего бала и позволялиименно позволяли! мне наращивать военное преимущество и совершать некоторые другие опасные глупости.
За неделю мы сумели отобрать для правительственных нужд десяток комнат, примыкающих к ротонде и вновь позвать под знамена нелегкойно такой почетной! государственной службы уволенных чиновников из списка Блоджетта. Старый секретарь лично вызвался ездить по домам особенно важных и нужных людей. Кроме того, я взял на работу в правительство двадцать секретарей из числа студентов Университета. Таким образом, старое и новое смешалосьчиновники обзавелись молодыми, яростными, честными студентами-секретарями с функциями контролеров, а студенты получили умудренных опытом наставников. Эта молодая и старая поросль стала ядром нового правительства.
Дела медленно раскачивались. Я наращивал их объем, используя для указов печати архканцлера и Коронного совета и иногдадля особенно важных указовподсовывая бумагу с оттиском Большой имперской печати. Шутейник и Эвлетт положили начало министерству секретных операций. Пришлось прочитать им несколько лекций на темы шпионажа и смежных вещей, рассказать о работе Алана Пинкертона и Видока. Кое-что они поняли, хотя вопросы системного шпионажа и контршпионажа требовали постоянной доработки.