Потом Лесоруб исчез. Он не пришел домой к вечеру, не вернулся и к утру. Курочка ходила на лесосеку, но мужа не нашла. Пришла вымокшая, окоченевшая. Легла на кровать, не раздеваясь, укрылась одеялом до подбородка и сильно-сильно затряслась. Анис еле заставила ее вымыться теплой водой и переодеться. Курочка сделала все это с большим трудом, а потом снова легла. Лежала и смотрела в потолок. Мальчишки перепугались. Ходили, тянули ее за руки, плакали: «Мама, вставай!», а она не могла. К вечеру начался кашель. Курочка кашляла подолгу, громко и надсадно, так что даже становилось страшно. Она почти ничего не ела и худела на глазах. На третий день Курочка будто очнулась, попробовала поесть и позвала мальчиков. Они пришли, притихшие, робкие; обняли маму и просидели с ней целый день.
Курочка очень хотела поправиться, но так ослабла, что совсем не могла бороться. Анис собиралась привести какого-нибудь лекаря, но Курочка не позволила ей уходить от детей.
Однажды ночью в дверь постучали. Анис вскочила, чтобы открыть, но от резкого движения погасла свеча. В темноте испугались и заплакали Листик и Кроха. Курочка попыталась встать и застонала. «Это я, это я», послышалось за дверью, и Анис узнала голос мужа. Заплакала Золотко. Латунь влетел в избу как порыв ветра, уронил стул, разбил, столкнув со стола, пару мисок Он был худой, грязный, страшный. Не говорил, а хрипел: «Одевайте детей и сами собирайтесь. Где Лесоруб?» Мама с Курочкой рассказали и про Лесоруба, и что Курочка больна.
Анис говорила, а сама напяливала на дочь все подряд. Криво, косолишь бы тепло. Одели мальчиков. Курочку завернули в овечью шкуру, и Латунь понес ее на руках. Вещей не взяли никаких. Во дворе залаял Дружок, но сразу смолк, будто захлебнулся в собственном лае. Латунь толкнул Анис к задней двери. Через хлев все выбежали на болота. Было слышно, как в избе хлопают двери, и кто-то стучит тяжелыми сапогами. В освещенных окнах замелькали силуэты людей. Двое мужчин выбежали через хлев во двор, но беглецы уже скрылись в лесу. Кто-то кричал на милиционеров, заставляя их преследовать Латунь, те сунулись в лес, почти сразу потеряли тропу и начали вязнуть в неглубоком пока еще болоте.
Была самая середина ночи. Лес темными стволами сплетался в тяжелую кулису, беглецы путались в ее складках, но все же двигались вперед. От ужаса и отчаяния спасало только тусклое сияние грязного уже снега под полной луной. Латунь уверенно вел их по тропе вдоль самой кромки болот.
Они остановились, когда начало светать. Латунь привел их на маленький болотный остров. Там он развел небольшой бездымный костер, нашел снега почище и вскипятил его в походном котелке. Поджарил дюжину охотничьих колбасок. Поели молча. Потом Латунь сказал: «Я думаю, что всем будет лучше, если мы сейчас разделимся. Им нужна Золоткоя возьму ее и уведу в безопасное место. Мы пойдем быстро. А вы занимайте наш старый дом в Выселках.» Пока мужчина говорил, Курочка пристально смотрела на него. «Я сделаю для вас волокуши, Курочка, продолжил он, и Анис попробует дотянуть вас до Выселок. Здесь недалеко, мальчики смогут дойти сами. Вот ваша тропинка. В деревне будете к обеду, или даже раньше.» «А теперь я скажу, Латунь, Курочка встала, пошатываясь, и сбросила с себя овечью шкуру, мне очень хочется послать тебе проклятие, но я не буду этого делать, чтобы оно не пало на твоего единственного ребенка. Но знай: я ненавижу тебя! Ты принес нам беду! Ты спасал свою семью, а погубил мою. И сейчас ты спасаешь свою дочь, а мои мальчики должны будут ползти через топь в сопровождении двух ни на что не годных женщин. Знаешь что: свою задницу тащи на волокушах! Я пойду сама. И дойдуназло тебе дойду! И детей своих спасу. И поправлюсь! И построю им дом, который у нас никто не отнимет!»она стояла и, как тонкая рябинка, покачивалась от порывов ветра. Она выкрикивала слова сухим, лающим голосом. В глазах стояли слезы. «Ты иди со своими, Анис. Мне не нужна твоя помощь.»
Она встала, свернув, повесила на руку овечью шкуру, и неуверенным шагом разучившегося ходить человека пошла по тропинке. Мальчишки семенили за ней, вцепившись в тяжелую юбку.
Латунь, его жена и дочь молча смотрели им вслед. Анис беззвучно плакала. Внезапно она встрепенулась, встала на колени, поцеловала девочку, прижала к себе на мгновение и побежала за Курочкой. Золотко бросилась за ней, но отец схватил ее железной хваткой и понес, хотя дочка отбивалась изо всех сил.
Глава 5 Найденыши
Паша медленно поднялся с колен. Наваждение чуда исчезло, и он снова видел все, как есть: обычная маленькая речка, поле с короткой еще весенней травой, хмурый лесок. Замокеле видная белая точка на дальнем холме. И как только он сумел разглядеть полотнища флагов?
В этот момент солнце проиграло раунд. Серая туча взяла реванш и, клубясь, водрузилась на прежнее место. Дунул не по-весеннему холодный ветер. Его колючая ладошка, миновав свитер, погладила Пашу по голому животу. Паша вздрогнул. Посмотрел на воду: серая рябь, камни на дне сливаются в монотонный плохо уложенный асфальт, пескарики больше похожи на мерзких бурых слизней. Дома тоже бывают тоскливые пейзажи, но домародители, и горячий мамин суп, и глинтвейн, если замерзнешь. Вернуться захотелось так, что начала кружиться голова.
У самой речушки стоял Вадим, придерживая за ошейник черного Пса.
Надо подумать, как вернуться домой, нахмурив брови, сипло сказал ему Паша. Может быть, надо просто войти в пещерку?
И тут Пес отрывисто тявкнул. Паша увидел, что собака вытянулась в струну и насторожила два черных, похожих на раздутые паруса, уха. Пес оглянулся резким, мгновенным движением, увидел, что спутники заметили его стойку, и побежал через поле, в лесок, в обход пещерки.
Там уже и мальчишки услышали звук, который заставил пса насторожиться. Это был безутешный плач маленького ребенка. Надсадные горловые рыдания текли горной рекой, прерываясь лишь на очень короткое время. Паша живо себе представлял, как в эти секунды малыш беззвучно трясется, открыв рот, но не в состоянии издать ни единого звука. Этому голосу вторил еще один голосок.
Между деревьями стояли два малыша. Они отчаянно ревели, и как только начинал успокаиваться один, с особой силой взвывал другой, и плач возобновлялся.
Веки их опухли, глаза превратились в щелочки, слезы капали на землю. Пашино сердце, как рыба, затрепыхалось на крючке жалости. Он подошел к малышам и обнял их. Тихо покачиваясь, он шептал им «шшшшшшш», и те успокаивались, прижимались к нему, обессиленные.
Ну, в чем дело? тихонько спросил Паша, когда рыдания сменились затихающими всхлипами.
Он говорит, нельзя есть, а мама такие собирала
Мама их варила
Мама мне давала от сырого кусить
А мне мама не давала
Ну-ка, ну-ка, что вы хотели съесть?
Гриб, хором ответили оба.
Какой?
Вон, грязная, мокрая от слез и соплей ручонка протянулась в сторону, и Паша на самом деле увидел гриб. Выглядело это крайне неприятно: широкая корявая ножка, похожая на сплетение желтоватых человеческих жил, и шляпкатемно-коричневая, будто связанная из липкой паутины мелким шахматным узором.
Это же сморчок, глупые, громко сказал Вадим. Его сырым есть нельзя ни в коем случае. Да и от жареных я бы лично отказался.
Он брезгливо сбил гриб ногой и придавил шляпку носком ботинка.
Увидев это, малыши опять заплакали.
Ну чего вы, глупые? Это же просто гриб, растерянно сказал Вадим.
Теперь нам совсем нечего е-е-есть, пропищал старший.
Вы сегодня завтракали?
Нет.
А вчера что-нибудь ели?
Я очистку картофелину нашел, гордо признался младший, отирая со щеки крупную слезу.
Где?
Там деревня есть, маленькая ладошка махнула в сторону речки. Мы в деревню не пошли, потому что мама не велела в деревню ходить. А где домов нету, есть большая куча. Там еду можно поискать.
Паша принялся лихорадочно выворачивать карманы, ища, не завалялось ли где чего-нибудь съедобного. Пустая бумажка из-под «Орбита» проездной какие-то крошки Вот: мятая карамелька в грязном фантике. Судя по ее виду, она лежала в куртке еще с осени. Паша разломил ее, стараясь, чтобы половинки оказались равными. Вадим протянул малышам несколько печений, найденных в бездонных карманах его многокарманных бесформенных штанов. Мальчишки запихивали все это в рот молча, жадно, давясь печеньем и размазывая по щекам шоколадную глазурь.
Что приключилось с этими детьми? Что произошло с их родителями такого, что они позволили детям бродить по дорогам и искать отбросы в мусорных кучах? Что это за страна такая? Больше всего на свете в этот момент Паше хотелось домой. Голова закружилась, затошнило, свет померк, и он оказался в Дмитрово-Черкассах. Паша стоял спиной к Речному Столбу, будто только что переступил круг черных камней. Он не успел еще осознать, что произошло, как почувствовал сильный толчок в спину: на него из круга вылетел Вадим.
Ух, выдохнул он, я так перепугался, когда ты исчез!
Я не специально, голова у Паши все еще болела.
Ну, по крайней мере, мы теперь знаем, что вернуться просто. Надо только прийти в определенное состояние. Скажем: захотеть домой. Вадим был полон оптимизма. А это значит, что мы можем приходить туда когда угодно и как следует там осмотреться.
Да, да ответил Паша, растерянно потирая висок.
Аделаида, сидевшая на усыпанной еловой хвоей кочке, встала им навстречу. Вадим коротко рассказал ей обо всеми о найденышах тоже.
Я куплю им еды, резко сказал Паша, прервав Вадимов рассказ, и пойду обратно. Может быть, помогу им добраться до родителей, или кто у них там есть
Ну и я тогда тоже пойду, едва ли не возмутился Вадим.
А я буду прикрывать вас до вашего возвращения. Что наврать родителям? храбрясь, спросила Аделаида.
Аделаида и два ее молодых спутника уже выходили из ворот старого кладбища, когда навстречу им попались четверо мужчин, одетых в черные траурные тройки. Двоете, что шли впередисосредоточенно о чем-то разговаривали. Аделаида подумала, до чего же высокий и темноволосый красавец похож на Алмазника из ее страшного видения. Только Алмазник никогда не носил ничего, кроме восточных халатов, и тройка смотрелась бы на нем смешно. Впрочем, и на этом красавце она сидела как-то не так.
Глава 6 Кузнецово
Паша и Вадим исчезли, а пес остался с малышами.
Больше всего ему хотелось сейчас бежать к хозяину, у которого украл его Алмазник, нос черного пса то и дело поворачивался к северо-западу, но бежать сейчас было нельзя. Хозяин много разговаривал с ним, и из этих разговоров пес уяснил несколько важных вещей.
Государственная печать. Ее необходимо было охранять, но хозяин не хотел бы, чтобы она стоила чьей-нибудь жизни.
Родные. Родных надо было оберегать любой ценой. Еще родных надо было пасти, словно овец, следить, чтобы никто из них не потерялся. Там, с той стороны Столба Живой жизни, пес учуял запах еще одного родного хозяину человека. Видимо, человек этот потерялся уже давно, потому что пес ни разу не видел его рядом с хозяином, но приказ есть приказ, и пес показал этому человеку дорогу в Камни.
Дети. Хозяин все время говорил псу, что детиэто самое главное. Скорее всего, он говорил о родных ему детях, но пес не был в этом абсолютно уверен. Вот поэтому, чтобы исполнить волю хозяина, он и взял на себя заботу о потерявшихся малышах.
Паша и Вадим вышли в Камнях в начале шестого. Обошли лесок, но мальчиков не обнаружили. Вышли на полеих не было и там. Паша уже был готов отчаяться, когда услышал приглушенный лай. Лай доносился из-за ив, росших там, где речушка плавно изгибалась на юг.
Целые и невредимые, малыши стояли на скрытом ивами мостике, прижавшись к перилам: похоже, они очень боялись большого черного пса. Увидев Пашу с Вадимом, пес отошел от детей, и мальчики успокоились.
Место было потрясающе красивым. Густая зелень ив ласкала каменные перила моста, создавала по бокам ажурные стены, а вверху сплеталась в плотный купол. Внизу текла темная мелкая речка, и островок осоки, утонувший в ее середине, томно колыхался, омываемый водой. Мост был неоправданно длинен и высок, но так тонок и воздушен, что ни один знаток не посмел бы назвать его нелепым. Его спина вздымалась высоко, без опор, безо всякой поддержки. Камни моста потемнели от времени и начали покрываться живописным мхом. Казалось, кое-где перила разрушились, однако все трещины и неровности были созданы архитектором с той же тщательностью, с какой над каменным чудом поработали бы вода и ветер. К перилам примыкали каменные уступы-скамейки. Это был самый красивый мост из тех, что когда-либо видел Паша.
Он все еще стоял на мосту, когда до него дошло, что компания уже располагается на другом берегу реки. Паша спустился вниз и принялся помогать Вадиму.
У Вадима в рюкзаке оказались широкий спальник и туристический коврик, топорик и котелок, ложка, чашка, пара мисок и острый финский нож в кожаном чехле. Взглянув на это, Паша со стыдом вспомнил содержимое своего рюкзака. Кроме еды (которой и Вадим взял достаточно), он притащил в чужую страну альбом для набросков, карандаши и набор пастели, старенький МР3-плеер с пятью комплектами батареек и несколькими любимыми дисками, смену белья и безделушки, на которые рассчитывал что-нибудь выменять у аборигенов. Так что у Паши все вошло в небольшой портфель, а Вадим тащил на себе настоящий туристический рюкзак.
Ужинать закончили уже в сумеркахдетям выдавали еду понемногу, боясь, что быстрое насыщение добром не кончится. Сразу после ужина исчез, не простившись, пес.
Он бежал по мокрой траве, бежал на северо-запад, к Златограду, где видел хозяина в последний раз.
Время от времени пес останавливался и, повернувшись назад, слушал, все ли хорошо с теми детьми. Все было хорошо. Хозяйский родственник казался человеком, достойным доверия.
Пес спешил на северо-запад.
Уже в темноте Вадим развел костер. Малыши, укрытые расстегнутым спальником, начали дремать. В котелке булькала вода для чая, ивы нежно шептали, пахло рекой и весной.
Вас как зовут? тихонько спросил Паша.
Листик, сонно отозвался старший, а этоКроха.
Сколько вам лет?
Мне шесть лет.
А ему?
Крохечетыре.
И куда же вы идете совсем одни?
Мама велела нам идти в город к тете Бирюзе. Это мамина подруга. Мы пошли, только заблудилисьне нарочно. Мама не велела нам спрашивать, как идти. И, вот, не велела в деревни заходить. Только в Камнелот прийти, а там сразу вот во дворцовую кухню. Она нас прямо на тропинку поставила, а мы прошли немного, сели отдохнуть и уснули, а потом не поняли, где дорожканаша. И пришли мы прямо в Малышневку. Гиблое место! и Листик, смешно имитируя жесты взрослых, махнул ладошкой, но убежали оттудаот двух злых дядек. Теперь не знаем, как идти.