Толпа шумела, заглушая порой звуки музыки. Гудели голоса, передававшие друг другу свежие сплетни, шелестели ткани, слышно было, как скользят по каменному полу ноги танцующих.
Здесь плели интриги и заключали сделки, здесь договаривались о браках и оговаривали врагов. Здесь придирчиво рассматривали новые наряды и старые лица. Но каждый, кто был на этом балу, время от времени бросал взгляд в дальний конец зала, туда, где на сложенном из каменных глыб возвышении находились члены королевской семьи и особо приближенные дворяне. Пол возвышения был выложен огромными малахитовыми плитами. Тут и там стояли легкие золотые столики, инкрустированные ярко-синим азуритом, вечным спутником малахита. На столиках были выставлены небольшие тарелки с закусками и высеченные из камня бокалы, наполненные красным вином. В центре возвышался трон из цельной малахитовой глыбы. В бальный зал с помоста вели широкие пологие полукруглые ступени, и толпа почтительно огибала их, стараясь не задеть ни краем платья, ни шлейфом, ни плащом.
Трон пустовал, но рядом с ним стоял спиной к залу седой и высокий человек. По осанке и неуверенным движениям угадывалось, что он стар. Он обернулся, и ясновидящей стало ясно, что ему не меньше семидесяти лет.
Милый, как я рад тебя видеть! пропел он с неестественной радостью, обращаясь к мужчине, который только что поднялся по ступеням.
Старик поднял руки в приветственном жесте, и на указательном пальце блеснул перстень с громадным изумрудом.
Добрый, добрый вечер, с показным весельем ответил его собеседник. Как себя чувствует наш царствующий брат?
Превосходно, Алмазник, превосходно. Ты посмотри, какой бал!
Да, Смарагд, бал отменный. Послы Златограда должны быть довольны.
У Алмазника было красивое лицо с темными глазами и ястребиным носом, ростом он не уступал брату, но выглядел гораздо моложе его.
Ясновидящей стало страшно: ведь это именно он был тем самым человеком из видений. Но она чувствовала, что бал происходит в неизвестной стране именно в эту минуту, и выходило, что он нисколько не постарел с тех пор, как ей самой было два года. И это пугало еще больше.
Смарагдпоказалось ейтоже боялся брата. Как-то неловко, неуклюже старался он встать между Алмазником и маленьким мальчикомединственным на возвышении ребенком. Но Алмазник уже наклонился к юному принцу:
Как же ты вырос, Нефрит! Ты становишься похож на меня. И не удивительноты ведь тоже младший брат. Но ты, я надеюсь, любишь своего будущего государя?
Я люблю отца, и брата люблю. И я похож на мамутак говорит государь, мальчик гордо и с вызовом выставил вперед ножку, затянутую в зеленый бархат.
Вот как? Алмазник выпрямился и, демонстрируя, что ребенок ему больше не интересен, отошел к столику, рядом с которым стояли высокая красивая девушка, усыпанная бриллиантами, и юноша, чей указательный палец украшало кольцо с опалом.
Приветствую будущее величество и его прекрасную невесту, безо всякого почтения произнес Алмазник. Крон-принц побледнел, испугавшись, и не нашел слов для ответа.
Потом из хрустальных пузырьков соткалось утро следующего дня.
В королевской опочивальне теснились придворные. Все были взволнованы, лица выглядели испуганными. Одна дама лежала в обмороке, паж махал на нее белым платком, а сам не отрывал глаз от королевской кровати, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за плотной стеной придворных спин. Чувствовался какой-то тошнотворный запах. Шар поднял свою хозяйку выше, и она смогла, наконец, рассмотреть, что же лежит на атласных простынях королевской кровати.
Там лежал Смарагд. Он был мертв, и воняло именно от него. Его лицо было синим, а тело свела судорога.
Король отравлен! громко объявил главный королевский врач. Придворные испугано зашептались. Опал и Нефрит были бледны и испуганы больше других. Алмазника не было видно.
Потом она видела похороны Смарагда. Но дети не пришли попрощаться с отцом. Утро было сырым и туманным. По дороге среди полей ехал простенький обшарпанный экипаж, грозящий развалиться в любую минуту. В окне мелькали лица Бриллиант, Нефрита, которого дама держала на руках, и еще какой-то девицы. За экипажем скакал Опал, с ним пять дворян, вооруженных до зубов. На крыше возвышалась пирамида из привязанных кое-как чемоданов. Они бежали из страны.
Ясновидящая смотрела, как выбирают регента. Невысокий, худой и хрупкий на вид человек суетился перед дворянским советом, хлопотливо складывал крохотные ручки и был избран большинством голосов. Его звали Асбест, но за глаза дворяне называли его Ломнейза уступчивость характера и хрупкость создаваемых им статуэток.
Потом перед ее глазами проходила череда бесконечных погромов, арестов и грабежей. Делали все это люди с темными повязками на рукавах, и как только они появлялись, в воздух взлетало чужеродное слово «милиция».
За пятнадцать лет шар успел многое ей показать.
Вчера она тоже смотрела в хрусталь, но картина казалась ей расплывчатой, неясной. Будто в тумане хозяйка шара видела Алмазника, идущего по дороге, и впряженную в телегу лошадь, которую он вел в поводу. На телеге лежало что-то черное, живое. Едва-едва ей удалось разглядеть, что это крупная собака. Алмазник что-то злобно выкрикивал, обращаясь к связанному псу. Слов почти не было слышно, но раз или два ясновидящая уловила имя принца Нефрита. Туман сгущался все больше, слова затихали. Шар стал молочно-белым, и она вдруг отчетливо поняла, что хрусталь умирает. Он лежал на столе, словно собираясь с силами, и лишь тускло светилась заполнившая его белизна.
Ясновидящая не хотела спать в эту ночь, но уснула, а утром увидела, что шар уже мертв. Он раскололся пополам, как раз в том месте, где сквозь него проходила широкая трещина.
Шар умер, но он прислал себе замену: именно так хозяйка хрусталя объяснила появление в своей квартире того самого пса, который был связан чем-то с Нефритом и Алмазником, а значит, и с ней самойс той девочкой, которую раньше звали Хрусталик. Пес пришел к ней ранним утром. Когда она вышла утром за хлебом и творогом, внушительных размеров черная собака встречала ее на лестнице.
На шее пса на золотой цепи из плоских звеньев висела круглая малахитовая печать. На печати было изображено древнее чудовище, напоминающее динозавра.
Глава 2 Аделаида
Среднего роста худенькая старушка с короткой стрижкой и фиолетовым цветом волос стояла у бильярдного стола и курила тонкую дамскую сигарету. Правый глаз ее был прищуренчтобы в него не попадал дым, а левый внимательно рассматривал комбинацию, сложившуюся из шаров.
Она так задумалась, что не слышала, как хлопнула входная дверь.
Ада! послышался Пашин голос. Аделаида, ты где?
Она вздрогнула и обернулась:
А, Павлюсик! Давай, присоединяйся, а то я играю сама с собой и чувствую, как раздвояется моя личность. Я буду шизофреничка, и ты не наездишься в дурдом.
Ну и шуточки у тебя, с улыбкой проговорил Паша. Ты лучше скажи, почему ты трубку не берешь?
Я отключила телефон. Меня одолели поклонники.
Ада! Ты не обижайся, но мне кажется, что до дурдома уже недалеко.
Да нет, ты извини, Аделаида резко сменила тон, просто грустно стало жить, и я развлекаю себя, как могу. Видимо, не очень удачно. А что ты пришел?
Как что? Мама ждет тебя обедать через полчаса. Она, конечно, знала, что ты забудешь, и заранее начала тебе звонить
Хорошо, сейчас переоденусь и спущусь.
Паша вышел, и Аделаида принялась переодеваться. Она скинула красное шелковое кимоно с драконами, в котором обычно ходила дома, и надела черные широкие брюки и брусничного цвета шерстяную водолазку. Оставался последний штрих. Ада подошла к книжному шкафу, открыла дверцу и протянула руку, чтобы взять лежавшее тут за стеклом обычное ее украшениехрустальную подвеску на черном кожаном шнуркеи увидела расколотый шар. Рука замерла, так и не дотянувшись до хрусталика.
Она уже и забыла, что сама вчера положила его сюда. Испещренная мелкими трещинками поверхность шара не отражала свет, и не сияла маленькими искрами. Аделаида ласково погладила хрустальбудто прощалась с ним еще раз, говорила последнее спасибо. На пальце, которым она провела по острой грани, остался красный следпочти царапина.
Наконец она взяла подвеску, надела себе на шею и, забыв прикрыть дверцу шкафа, села в кресло. Тут же пришел из кухни черный пес. Уловив настроение хозяйки, он тяжело вздохнул и положил голову ей на колени. Она опустила на голову пса ладониточно таким же движением всего двумя днями ранее Аделаида обхватывала шар.
Так они и сидели, а Аделаида вспоминала то, о чем шар когда-то говорил с ней. Он смогла бы сидеть так долго, но надо было идти.
Вместе с псом она спустилась со своего восьмого этажа на четвертый и толкнула дверь квартиры, в которой ее ждали.
Пашина мама выглянула из кухни и сказала, прижимая к груди поварешку, с которой стекали капли супа:
Ада, боже мой, что это?!
А это мой пес. Он ко мне приблудилсявчера.
Ада, мне кажется, он способен съесть тебя живьем. Паша, ты только посмотри на это!
Паша вышел из комнаты и рассмеялся радостным смехом:
Ну ты, Ада, даешь! У тебя и без склероза каждый день что-то новенькое!
Паш, и ты спокоен? Ты можешь поручиться, что эта псина не отъест Аде голову?
Мам, не паникуй! Все нормально. Ну и что, что большой? У него же пена с языка не капает.
Мама пожала плечами и вернулась на кухню. Аделаида уселась в кресло.
Паше всегда нравилось смотреть на нее, потому что она была не похожа на всех своих ровесниц. Она тщательно скрывала свой возраст и однажды соврала, что Пашаее сын. Она умело одевалась, скрывая руки, ноги и шею и подчеркивая тонкую талию. Издалека по силуэту ее можно было принять за девочку-подростка, а не за старушку.
Волосы Аделаида каждое утро укладывала в аккуратную прическу и следила, чтобы обувь ее всегда была в безупречном состоянии. Кроме того, она играла в бридж и бильярд, курила и флиртовала с мужчинами, которые были младше нее. И еще она могла, нагнувшись, положить ладони на пол, не сгибая колен. Паша в свои шестнадцать так не мог.
Строго говоря, Ада не была Паше родственницей. Она приходилась сводной сестрой его бабушке, маминой маме. Семейная легенда гласила, что родители бабушки считали себя бесплодными и к сорока годам взяли из приюта сироту, а в тот день, когда трехлетняя Ада переступила порог их дома, ее новая мама узнала, что беременна.
Увидев, что на стол еще не накрыли, Аделаида направилась в комнату к Павлу. Обычно она вела себя там довольно бесцеремонно и в поисках нового эскиза могла даже начать открывать ящики стола. Вот и сейчас первым делом Ада сдернула с чертежной доски старую распоротую наволочку, прикрывавшую карту.
Ада, ну Ада Это же еще неоконченная работа, Павел вцепился в наволочку и попытался пристроить ее на место. А потом это фигня. Это просто карта.
Вот уж нет! Ты же знаешь, если я не посмотрю, я умру от любопытства!
И тут цепкая Аделаида наконец победила. Наволочка упала на пол, Ада встала перед работой. Она смотрела на карту и постепенно узнавала то, что было на ней изображено. Ее рука потянулась к горлу и начала теребить ворот водолазки.
Ну, это такая страна Я ее в прошлые выходные нарисовал, смущенно начал объяснять Паша. Здесь замки дворян, это крестьянские поселения, это городКамнелот. Здесь, в центре, замок.
А в замкекухня
Что?
Кухня, и кухаркаБирюза.
В бирюзовом платье, да А ты откуда знаешь?
Это моя мама в бирюзовом платье.
Паша обернулся в поисках мобильника: подумал, что пора вызывать скорую. Аделаида напугала его: она смотрела на карту и плакала так, что слезы крупными каплями скатывались на водолазку. Кроме того, Паша не понял, что она говорила о маме. Он слышал, что мертвые родственники вспоминаются пожилым людям перед инсультом или другими серьезными неприятностями.
Ада, ты как? спросил он осторожно.
Что? она, наконец, очнулась.
Ты в порядке? Ты как себя чувствуешь?
Да, все хорошо.
Ты уверена?
Да. Паш, поднимешься ко мне после обеда?
Конечно, поднимусь, он все еще боялся, что с Аделаидой случится приступ.
Ты как придумал эту карту? спросила она, усевшись в свое любимое кресло возле книжного шкафа.
Как и все остальные работы. Я не понимаю, что ты так на ней зациклилась?
Аделаида внимательно посмотрела в Пашины глазадаже наклонилась вперед, опершись локтями о колени. Потом заговорила, и голос ее звучал неуверенно:
Знаешь, я долгое время считала себя сумасшедшей, но, конечно, никому об этом не говорила. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, со мной случилось нечто странное. Я плохо чувствовала себя весь тот день: живот болел, голова раскалывалась, и вечером я провалилась в сон, как в темную яму. Проснулась от жуткого взрыва: буммм! и мелкие стеклышки запрыгали по подоконнику. Я испугалась и закричала во весь голос: мне показалось, что снова началась война. Прибежали родители. Они слышали, как разбилось стекло, но не слышали никакого взрыва, как будто взрыв прозвучал только у меня в голове. Через разбитое окно в комнату врывался холодный воздух. Папа завернул меня в одеяло и увел в другую комнату. Вот так. Да, а на утро мы обнаружили, что в серванте разбились два хрустальных бокала, а дверца серванта осталась цела. Через две недели я нашла то, чем запустили в наше окно. Это был хрустальный шар. Он закатился в дальний пыльный угол между кроватью и шкафом, потому-то мама и не нашла его, когда собирала осколки
Аделаида подошла к книжному шкафу, взяла осколки шара, осторожно, баюкая их в руках, поднесла к Паше и показала ему.
Если бы ты видел, каким красивым он был раньше! Его пересекала трещина, широкая и длинная, напоминающая каньон в горахпо ней он и раскололся. На поверхности шара были щербинки. Мне казалось, если я буду долго-долго в него смотреть, я что-нибудь увижу.
Я ничего не сказала о шаре родителям и сестре, завернула его в старую тряпку и запихнула в самый дальний угол шкафа. Они так никогда и не увидели его.
И что, ты что-нибудь в нем разглядела?
Да, разглядела. Первое, что я увидела в шареэто кухня и женщина в бирюзовом платье Знаешь, я ведь очень боялась того, что мои виденияот психического нездоровья. Я ведь знала, что я не родная дочь, и думала, что, может быть, таким образом не просто мечтаю о своей настоящей маме, а делаю ее более реальной.