Вы странный, заключила она. Вы хоть понимаете, от чего отказываетесь?
Я покосился на кулаки ее друга и сообщил:
Отдаю себе трезвый отчет, потому и отказываюсь.
Она растерялась и залепетала:
Впервые такого встречаю, другой был бы счастлив
Охотно верю, воскликнул я, но вынужден придерживаться иного мнения. Возможно, вы не в моем вкусе. К тому же, находясь в самом конце жизненного пути, практически у финиша, не хотел бы получить травму черепа и синяк под глаз. Хотелось бы уйти из жизни красивым, конечно, насколько это позволили мне матушка и природа.
Из всей моей речи девица поняла лишь одно: что она не в моем вкусе.
Что за бред? взбесилась она. Зачем же вы так на меня смотрели?
Как?
Она изобразила. Мне стало плохо. Катастрофа! Неужели я так на нее смотрел? Тогда я болван, права Светлана.
Что-то не припомню. Когда это было? холодно поинтересовался я.
Когда вы бродили по залу и позже, непосредственно перед тем, как я к вам подошла, торжествуя сообщила девица.
Теперь уже взбесился я:
Что? На вас? Смотрел? Да на кой вы нужны мне? Особенно сейчас. Поверьте, вы оч-чень невовремя.
Я глянул на стоящий на столе бокал, полный яда, и уже спокойно добавил:
Может безразлично в зал и глянул в последний раз, может взглядом на вас и наткнулся, но не советую это близко к сердцу принимать. Я смотрю так на всех женщин.
Остроносенькая отшатнулась:
Вы что, кобель?
Я безучастно пожал плечами:
Не знаю, вряд ли
Она разъярилась:
Тогда вы болван! Жаль, что об этом не знаете!
Знаю, сегодня мне это уже говорили. Да, я болван. Тем более, отправляйтесь к своему другу, пока он вас не опередил и не подвалил к нашему столику. Кажется для этого он уже достаточно размял кулаки.
Сказав такое, я сам ужаснулся:
Господи! Кулаки? Неужели ЭТО так невинно называется? Кувалдыда, а кулакивряд ли.
Остроносенькая удовлетворенно хмыкнула, я же ее просветил:
Мне совсем не хотелось бы с ним сражаться, как бы красивы вы ни были. Он такой громадный. И неловкий наверняка: еще прольет мой коньяк. Вот это будет трагедия.
Остроносенькая рассмеялась:
Ах, вот в чем дело! Ну что ж, это легко уладить.
Она вскочила и энергично направилась к своему другуя вздохнул с облегчением и поднял бокал. Пора! Давно пора! Пора на тот свет! Господь заждался!
Набрав побольше воздуха в легкие, я зажмурил глаза и
И бокал оказался в руках остроносенькой. Она вернулась, резво выхватила из моей руки бокал, лихо опрокинула его в себя и пояснила:
Для храбрости!
И убежала.
Я остолбенел.
Сначала остолбенел, а потом уронил голову на стол и заплакал.
Возможно, впервые в жизни.
Плакал я долго и горько. Напасти пошли косяком: одна за другой. Фортуна меня просто возненавидела. Позор, пережитый в Париже, жег хуже огня, предательство Светланы леденило душу, отсутствие сына разрывало сердце. За всем этим маячило унижение в образе косой пенсионерки-невесты! И вот оно, новое поражение: я не сумел уйти из жизни. Не справился с таким несложным делом. Казалось бы, чего проще, налей яду в бокал и выпей, раз так тебе повезло: собственная мать подарила самый легкий способ забвения бед и позора. Так нет же, и здесь я опарафинился. Какая-то дурочка, свиристелка опередила меня
Остроносенькая (легка на помине) вернулась и жизнерадостно сообщила:
Дело сделано, он ушел, так что можете быть спокойны: лицо вам никто не набьет.
Тут она заметила, наконец, мою печаль и удивилась:
Что с вами? Мужчина, неужели вы плачете?
От позора и обиды я замычал, а она рассмеялась:
Нет, правда, вы плачете что ли? Не может быть! Ха-ха! Вы плачете? Плачете?
Да! Да! взревел я. Плачу и буду плакать еще и еще, раз вас так это радует!
Вовсе не радует, смутилась она. А то, что хихикаю, так это нервное. Честное слово, никогда не видела плачущего мужчину.
Поживете с мое и не такое увидите, заверил я.
Она удивилась:
С ваше? А сколько вам?
Сорок пять.
Остроносенькая отшатнулась:
Надо же, никогда бы не подумала! Сорок пять, это полный завал! Считайодна нога в могиле!
И тут же начала меня успокаивать:
Но не расстраивайтесь, беда, конечно, но Кстати, давно хочу вам сказать: вы очень красивый мужчина. По таким просто плачет! Плачет Голивуд!
Я посмотрел на нее, как на врага народа, а она всплеснула руками и затараторила:
Когда вы прошли мимо нашего столика, я обмерла и глазам своим не поверила. У вас профильзашибись! Вам, наверное, надоели такие признания. Нас, красивых, и хвалят, и хвалят, и хвалят, и льстят, и льстят, и льстят. Представляю сколько вы наслушались за свои сорок пять, если я, в свои двадцать восемь уже насмотрелась
Послушайте, возмутился я. Что у вас за рот?
Рот? А что мой рот?
Она испугалась, извлекла из сумочки зеркальце и начала себя изучать, приговаривая:
Что у меня за рот? Рот как рот.
Это вам так кажется, просветил я ее, он же у вас не закрывается.
Ну да, согласилась она. Как у любой нормальной женщины.
И тут же меня упрекнула:
Уж в свои сорок пять могли бы знать. Повидали, наверное, на своем полувеку.
И она игриво подмигнула. Захотелось ее побить, но я сдержался. Остроносенькая же нахмурилась и спросила:
Почему вы так нелюбезны?
Меня прорвало:
Потому что у меня одни неприятности от вас. Зачем вам понадобилось пить коньяк? Он же был для меня предназначен. Что мне делать? Не знаю теперь! Где еще я найду себе яду? Так все удачно складывалось, так мне повезло, этот флакон появился в моей жизни фантастически вовремя, словно по заказу. Моя мать Все же она молодчина! Она меня породила, она же меня и
Остроносенькая слушала с большим интересом, но в этом месте перебила:
Я вас не понимаю. Совсем. Вы говорите загадками. Не могли бы выражаться ясней?
Ясней? вспылил я. Куда уж ясней. Бокал пустой видите?
Вижу, кивнула она.
Знаете что там было?
Коньяк.
А какой коньяк, знаете?
Знаю, неплохой. Там был очень неплохой коньяк, заверила она.
Ха! Вот она, ваша ветреность! Одним махом выдули! Где я теперь такой возьму?
О, боже, да здесь же и возьмете, воскликнула она, утомленно закатывая глаза. Не надо делать трагедию. Если хотите, сама вам куплю.
Я схватился за голову:
Вы, девушка, не догадываетесь, как бессовестно поступили со мной: отняли у меня то, что достать не так просто. А мне это нужно позарез!
Остроносенькая разволновалась:
Ничего не понимаю, что вы так разошлись, ведь там был всего лишь коньяк
Да-а, завопил я, там был коньяк! И не он один! Не хотел вас огорчать, но вынужден сообщить: вы без спросу выпили мой последний флакон, единственный
И тут до меня дошло: она же отравилась! Только что отравилась! Вместо меня!
Катастрофа!
Глава 4
Катастрофа! завопил я, вскакивая со своего места.
Да-да, озабочено согласилась остроносенькая, тоже поднимаясь из-за стола и глядя куда-то поверх моей головы глазами, наполненными ужасом. Именно так: катастрофа! Видите? Он вернулся и не один. Ничего, не бойтесь, он просто хочет, чтобы я отдала ключи, а дружки с ним для понта, для страха. Хочет ужаса на нас напустить. Ничего, я все улажу. Я сейчас. Я быстро.
И она унеслась с немыслимой скоростью.
Постойте, закричал я, постойте! Вам нужно срочно к врачу! Вас еще можно спасти! Наверное
Но она не слушала, быстро удаляясь. Естественно, я погнался за ней, но официант решительно преградил мне дорогу:
Прошу вас немедленно заплатить.
Я воскликнул: «Мне некогда!», собираясь его оттолкнуть и догнать девицу, но не успел: руки мои уже безжалостно крутили.
Заплачу! Заплачу! мгновенно согласился я и вынужден был вернуться к столу.
Там вступил в объяснения с администратором ресторана. Он настойчиво подозревал меня в воровстве и мошенничестве, требовал паспорт и убеждал, что за это надо платить втройне, я же настаивал на своей порядочности, осторожно намекая, что воры и мошенники как раз он и его хозяинцены меню тому подтверждение. В конце концов вмешалась охрана и предъявила неопровержимые доказательства моей вины: свои кулаки. Я вынужден был показать им и паспорт, и свои права. И платить согласился