Артем только у самой калитки на улицу уговорил ее оставить тесак дома. Но Эмма перехватила запоминающий взгляд братав какой край клумбы с розами холодное оружие легло. И упреждающе возмутилась: «Не смей!»
Дачники заехали со своей стороны примерно в середину станицы и видимо, уже какое-то время требовали ответа на вопрос: «Что сотворили аборигены с морем и почему ониславные люди не могут в нем купаться!
Природа быстро захватывает отвоеванные у людей участки земли. И на дорогу, по которой никто так долго не ходил, уже в прошлые сутки стали выбираться детиистинные природные показатели. Правда, на обочине, составляя контраст миру-покою, валялась обиженная свежееперееханная красная лошадка.
Сельчане хранили гордое молчание, выразительно уставившись на лошадку и кроме довольно вежливо высказанного предложения убраться восвояси ничего другого не говорили.
«Ага! злобствовали дачникиСразу видно: вам стыдно, у вас рожи виноватые. Немедленно прекратите это издевательство! У нас с десяток в психушке, еще больше с сердечными приступами в больнице, остальных с трудом привели в чувство, чтоб хоть на месте оставались, не убегали не весть куда.»
Высадисты! По вам закон плачет. Признавайтесь по хорошему: «Что вы сотворили, чтобы мы стали бояться собственного моря?»
Внимание дачников привлек дядя Игнат, молчаливо стоявший вместе со всеми.
В любых массовых волнениях наступает момент, когда все устают от бессмысленности болтания языком. И тогда действие или усиливается дракой или ослабевает тишиной.
Это ты, урод свой дурацкий забор пожалел? И втянул нас в такое?
Игнат ничего не ответил. Он как серьезный мужик визг, тем более мужской, поддерживать не стал. Да поздно забором прикрываться, когда «заслуг» на миллион.
В этот момент самый молчаливый и точно бысолидный, если бы дачников не касалось, с видом «трачу время!» отодвинул впереди стоящих и сказал: «А ну!»
В руке его на солнце блеснул серая тяжесть монтировки. Он вразвалочку двинулся к Игнату. Вокруг которого молча сомкнулись мужики.
Артем сделал резкое движение вперед-в бок и в его футболку вцепились сразу шесть женских рук.
Артем оглянулся назад. Эмма в жизни не видела у него такого злого лица. Тут он что-то сделал, как-то крутанулся-вывернулся и футболка осталась в женских руках, пустая.
Эмма закричала и рванула за братом. Они с Риткой серьезно приложились головами. У обоих на миг взбунтовался мозг.
Временно потерявшая ориентиры Эмма, снова увидела брата, находящегося уже вне зоны близкого прихвата. За ним бежала одна тетя Валя.
Мужик с монтировкой был страшен. Страшен именно освоим спокойствием, у него словно на лбу читалось: «У меня много подходящих мыслей и практики хватает.»
Эмма сзади Артема, тетя Валя впереди нее и Ритка позади всех еще не успели добраться до своих. В момент близком к нападению они оказались с боку от нападающего.
Дачники, возможно и готовились к рукоприкладству, но были ли они к нему на самом деле готовы. Однако когда один из них уверенно указал им путь, на месте не остались.
Тут под рев криков началась уже полная неразбериха. Два море злости столкнулись с грохотом, словно не из жидкости состояли. Кто-то закричал от боли, кто-то истерической нотой выкрикнул слово: «Кровь!»
Последнее, что видела Эмма, это рука Артема, перехватившая монтировку, блеснувшую на солнце второй или третий разэто уточнит количество сваленных на землю тел. Вокруг поднимался лес других приближающихся рук. На фоне удачной позиции Артема.
Эмма бежала, сталкивалась с другими телами, отталкивалась и продолжала выкрикивать имя брата. За ней неслась Ритка. Тетя Валя впереди пропала из видимости. Лишь бы не упала, затопчут!
Эмма распихивала людей локтями, прокладывая себе путь. На несколько мгновений ей стало безразличнокого толкать своих или чужих, лишь бы добраться до брата. Началась давка, словно людям перестало хватать земли, вот они на этом медом мазанном пятачке и столпились.
Эмма увидела сперва тетю Валю, которая буквально буксиром вытягивала Артема из давки. Эмма дотянулась одной рукой до плеча брата и потащила его к тете Вале и себе. Она наверно оглушила всех, выкрикивая: «Артем! Артем!»
Краем глаза Эмма увидела притертое между телами отверстия поднимающейся двустволка. Ну, теперь все!
Женское вмешательство привело к неприятным последствием. Артем потерял равновесие, этому поспособствовал и прилетевший удар у другое плечо хорошо не металлом, лишь кулаком, прежде, чем четырем женским рукам удалось вытянуть избиваемые и опорные плечи в свободное пространство.
Первое, чем выразил Артем состояние духа, вернув себе дыхание было не поощряемое сестрой: «Эмка, твою мать»
Эмма как бычок уперла голову и тянула и тянула и когда нашла, что брат в относительной безопасности от длинной проповеди воздержалась, но сердито напомнила: «У нас мать общая! Придурок, куда ты полез!»
В этот момент на них всех налетела Ритка, едва не сбив ближайшую Эмму с ног и далеко протянув нервные руки, принялась истерично ощупывать Артема с криком: «Где болит, где болит!»
Ритка от испуга в голос рыдала и не тратила время на вытирание слез. Забитый слезами нос позволял ей выговаривать только боболи бо боли
Отдельно ошарашенная теперь уже больше Риткой, Эмма, устоявшая близко к земле, пыталась унять подругу. Но услышала голос Артема, который рубанул: «Туда только для своих!»
И захихикал.
«Вот охальник!» сказала тетя Валя почти нормальным голосом.
Ритка почему-то испуганно отскочила, словно ее током шибануло.
И на всех снова упали звучи драки. Теперь в нее втянулись все дачники и большая часть местных. Артем увидев это попытался вернуться. Все снова в него вцепились, только на этот раз в голое тело.
Будет завтра пятнистым от синяков.
Тетя Валя достигнув равновесного состояния сказала, словно Эммину мысль продолжила: «Ничего, на солнышке синяки быстро выгорают.»
Тут слышимые даже сквозь крики, противно завизжали тормоза. И почти сразу раздался выстрел.
Ритка первой заорала: «Ложись!» И бросилась на Артема. Она, энергичная ты наша! Сбила плохого уже не ожидавшего парня с ног, упала сверху и единственная в сегодняшнем ужасе на некоторое время обрела счастье.
Тормозные и стреляющие события тем временем развивались.
«Все назад! Разойтись!» рявкнул незнакомый бас и снова бабахнул выстрел. Голос звучал уверенно и часть дерущихся замерла в откатных картинных позах, «мы убежденные противники насилия!». Но утихомирились не все.
Теперь сквозь застывших людей проглядывал человек в форме полицейского. Еще, пока троеавтоматы поперек тела разворачивались вперед, двигались тяжелой поступью нога в ногу наводить порядок. Их действия оказались еще эффективней, мало кого не бодрит и не разворачивает на послушание наведенный троящийся ствол автомата. Совсем скоро стало совсем тихо. Ни выкриков, ни даже шелеста одежды, даже морской ветерок на секунды затих.
Единственный из пришлых, ненадолго застывший, но тут же решивший, что он крут, продолжил буйство в отношения спарпартнера. Ухватив станичника за шиворот, подтащил поближе, одновременно загораживаясь им от представителей силовых структур, навел свой кулак. На лицо, конечно.
Этого никак не желавшего утихомириться и довольно удачно избегающего прямого воздействия в итоге изловили вручную и ввели в недолгий симбиоз с капотом полицейского авто.
Старший начал устанавливать правых-виноватых. Его настрой стал понятен со второго вопроса. Как и то, кто вызвал полицию.
Хочешь стать, как минимум на первом этапе ставленником полиции, не дожидайся, пока ее вызовут противники, вызывай сам.
Было затихшие станичники снова зашумели.
А когда мы на этих сто пятьдесят раз жаловались, что-то никто не приезжал!
А эти позвонили и вот тебе пожалуйста. Аж автоматы наизготовьсь!
Конечно, ведь это их бедненьких надо защищать!
Власть сразу озаботилась!
Еще бы, особо если кто из богачей выставился.
Федор, а пошли и мы в услужение к богатеям, делать будем, что левая нога захочет хочет, хозяин прикроет.
Лучше сдохнуть!
То, что обменявшись мнениями, люди выкрикивают ее имя, Эмма поняла не сразу. Слышала его, но как-то не в лет осознавала.
Люди перед ней расступились и она уже не на практике в суде, а отчетливо поняла, что ей или придется прямо сейчас научиться собираться, или лучше людей не подводя, оставить адвокатскую карьеру навсегда.