Примерно раз в тысячелетие проходили Вселенские соборы. По традиции их состоялось двадцать девять. Последний был десять лет назад. На нём основным вопросом было отношение к тому, кто такой Дзен Й'Лур с Южного Материка: новый пророк или лжепророк?
В религии Единобожников считалось, что после Кунга Великого и Соу Заблудившегося к Богу может прорваться лишь один человек в мире, поскольку, когда прорвались двое, они стали мешать друг другу. Из-за этого один из них сбился с пути, впал в грех уныния и отчаяния и стал молиться мамлюкам Господа, отбывающим тяжкую службу во искупление своих страшных грехов и помогающих людям лишь личным примером, что, сколь тяжкие грехи ни были совершены, деятельное раскаяние и честная служба Богу Единому может их искупить. Но, когда появляется или должен вот-вот появиться пророк, Кришна сбивает с пути истинного одного из ищущих Божественного Откровения и превращает его в лжепророка. Часто лжепророк даже сам не понимает, кому он служит теперь. Он искренне считает, что показывает лёгкий и быстрый путь к искуплению грехов и к блаженству в духовных объятиях Бога Единого или же, наоборот, начинает неистово бороться против всех грехов, забывая, что человек грешен по природе своей и что нужно не только осуждать, но и увещевать, и прощать.
Когда появляется священник, аскет или монах потрясающей духовной мощи, приходится разбираться, настоящий ли это пророк или коварнейший из духовных сыновей Князя Мира Сего. На последнем соборе было постановлено, что Й'Лурлжепророк. Но, поскольку людям свойственно ошибаться, собор мог вынести лишь предостережение, а окончательный вывод делался на следующем соборе или же на поместных соборах не ранее, чем через век, чтобы страсти успели утихнуть. Появление лжепророка означало появление пророка и наоборот. Практически никогда они не появлялись одновременно, поскольку Кришна понимал, что при личной встрече его агент будет разбит или, ещё хуже для Князя, переубеждён и обращён настоящим Пророком Господа. Лжепророк приходил либо несколько раньше, либо несколько позже с тем, чтобы либо отвратить людей от настоящего Пророка, либо исказить его откровения. И после сравнения плодов деятельности двух духовных вождей становилось окончательно ясно, кто из них был настоящим.
Осуждённый на соборе, Й'Лур обвинил иерархов в симонии, гедонизме, извращениях, лжи и гордыне. Он вместе со своими сторонниками ушёл в окрестности Великих Озер и там, под именем Йолур-хаджи из Южан, проповедовал и успешно перетянул под знамена своей секты несколько племён и государств.
На соборе Йолур настаивал: пора начинать священную войну против впавших во все смертные грехи почитателей Победителей. Оказавшись же главой своей секты, он завёл сношения с Великими Монастырями по всем канонам правил взаимодействия двух религий. Последней пришла новость, которая переполошила весь Канрай: еретик послал на Имперский Суд своих монахов, а эти свихнувшиеся северяне приняли их в качестве наблюдателей с правом совещательного голоса, обосновав: пока неясно, какая из сект в конце концов окажется правоверной.
Первосвященник Алий XXXII расстроился:
Наши унылые братья совсем не понимают реальности. Ведь, победив, он начнёт их просто резать. И весь мир окажется охвачен огнём страшного джихада, как уже бывало.
Между собой иерархи Единобожников называли приспешников Победителей "унылыми братьями". Простой народ, особенно купцы, бывавшие в Империи и в Агаше, подсмеивались над этим. По рассказам, жилось заблуждающимся куда веселее, чем "правоверным".
В Канрае представления допускались лишь на строго ортодоксальные религиозные темы и лишь один раз в год, во время Дней Великого Пророка. Посты разной степени строгости занимали больше половины года. Четырежды в день (а в пост семь раз в день) надо было обязательно молиться, и лучше всего публично, чтобы тебя не заподозрили в нечестии. Вино разрешалось лишь в дни праздников, из-за чего по праздникам большинство напивалось до упаду. За азартные игры отрубали кисть руки, наказывая строже, чем за воровство: вору отрубали лишь большой палец, чтобы лишить его возможности ловко воровать. На открытую женскую красоту можно было полюбоваться лишь на невольничьем рынке. За прелюбодеяние мужчин кастрировали, а женщин убивали. Правда, это несколько смягчалось тем, что разрешались временные браки. А в Ломканрае нравы были намного свободнее, поскольку императорский двор, как правило, особым аскетизмом не страдал, и молились по три раза, как было принято у большинства Единобожников.
Сейчас в Канрае было время тишины. Соседи, будучи правоверными, не трогали священной обители главы религии. Агаш, единственный сосед, исповедовавший веру Победителей, уже двадцать лет с Канраем не воевал. Но ведь еретик может поднять Степь и двинуть её на пристанище отступников, которые, как известно, хуже гяуров. Поэтому Первосвященник и Император Правоверных Шаран Эш-шаркун, заслышав, что на юге появились дерзкие пришельцы и ухитрились войти в союз с Агашом и более мелкими государствами, решили послать своих эмиссаров (а заодно миссионеров) к новичкам и торжественное посольство с богатыми дарами в Агаш. Сейчас два посольства собирались в путь. Они должны были дойти до рултаслского города Курст, там сесть на корабли и плыть сначала в агашский Калгашт, а затем в пролив Локара, где обосновались новые пришельцы.
Первосвященник проинструктировал послов и эмиссаров. Он обратил внимание на необходимость весьма вежливого поведения с главой нового союза, не допуская, однако, умаления достоинства веры и самой Империи Правоверных. С пришельцами рекомендовалось сразу взять наступательный тон, поскольку в союзе они младшие, а затем, по просьбе агашского царя, если он соизволит заступиться, смилостивиться и передать (конечно, гораздо более скудные) дары. В обоих случаях надо было передать описание деяний и ругательств лжепророка и попытаться разъяснить его опасность для неверных, напирая, что именно на них этот фанатик бросит свою орду.
* * *
Королевство Киска славилось среди земледельческих государств Великих озёр прекрасной конницей и ортодоксальностью в вере. Молодой царь Диритич уже успел провести пару маленьких победоносных войн, послал богатый караван с добычей Первосвященнику и получил в обмен весьма почётное посольство, обещавшее предоставить митрополиту Киски сан патриарха Озёр, но недвусмысленно намекавшее: сначала нужно разделаться со лжепророком, который вовсю соблазняет народ.
Диритич получил известие, что Йолур с полутысячей верных приспешников решил направиться к хану Комсакрая и проходит практически через его территорию. В Комсакрае свары между сторонниками и противниками Йолура дошли до ожесточённой распри. Лжепророк явно рассчитывал, что его личное участие окончательно перетянет как орды Комсакрая, так и соседние с ними государства на сторону его лжеучения.
Король быстро собрался и с четырьмя тысячами отборной тяжёлой конницы помчался наперерез лжепророку. Он боялся лишь одного: не сбежит ли сам прельститель? Надежду внушало главным образом, что лжепророк практически не признавал верховой езды и повозок, передвигаясь пешком, как он сам говорил, из смирения перед Господом. Оглянувшись, король остался доволен: суровые воины с белыми плюмажами на шлемах, а над отрядом развеваются белые знамёна королевства с вышитым на них изречением Великого Пророка: "Сила угодна Всевышнему, если она служит Истине".
На третий день король нагнал лжепророка в открытой степи. В отряде был всего десяток конных, остальные наполовину пешие воины, наполовину монахи. И действительно примерно полтысячи.
Выдайте нам лжепророка и расходитесь, обманутые правоверные! повелительным тоном потребовал Диритич.
Попробуйте возьмите! Оглянулись бы на ваши собственные знамёна! дерзко ответил главный в отряде после Йолура: здоровенный детина, по виду мужик-воин, вооружённый палицей и одетый в хорошую броню (видно, захваченную у какого-то владетеля).
Ни один из отряда лжепророка не поколебался. Они выстроились вокруг своего кумира, а тот расстелил молитвенный коврик, почему-то из каучуковой материи, и начал истово молиться. Король пожалел, что потерял время и утратил внезапность, пытаясь обойтись без лишнего пролития крови.