В течение этого бесконечно длинного дня, когда наши переговоры завершились перемирием, Юджин два раза оставлял меня в одиночестве, предварительно до тошноты инструктируя относительно правил конспирации. Если бы я вздумала четко следовать им, то даже плеск воды в ванне был бы воспринят им как серьезный проступок, граничащий с самоубийством.
После своей первой вылазки Юджин вернулся, обвешанный пакетами, коробками и пластиковыми сумками. Сочетание высоченного роста и щедрой цветовой гаммы поклажи делало его похожим на кремлевскую елку. Стряхнув с себя все это на постель в спальне, Юджин сказал только: «Это тебе!», затем залпом выпил два стакана воды из-под крана и, чмокнув меня в макушку, вновь исчез.
Даже сейчас, спустя много лет после описываемых событий, я по-прежнему бессильна передать чувства, которое вызвало во мне содержимое коробок и пакетов. Одеждакрасивая, яркая, модная! Боже, чего только не было в этих пакетах! Бесформенные и в то же время удивительно красивые платья и костюмы из материала, чем-то напоминавшего мешковину, французское белье, изящные кофты из ангоры, две пары высоких сапог, здоровенная коробка с косметикой Но окончательно сразила меня вожделенная мечта любой советской женщиныголубовато-серая канадская дубленка, изящная, мягкая, почти невесомая. Опасаясь, что из-за перевозбуждения у меня подскочит температура, я приняла две таблетки аспирина и в изнеможении рухнула на кровать. Это было уже слишком!
Когда Юджин вернулся из второй вылазки, он застал меня распластанной на кровати в одном сапоге, в роскошной меховой шапке и с французским лифчиком в руке.
Что с тобой? он остановился как вкопанный у кровати и, не дождавшись ответа, сделал неуверенный шаг. Вэл, что с тобой?
Ты убийца! тихо сказала я, не выпуская из рук лифчик. Хладнокровный и изощренный убийца молодой женщины.
Все еще не понимая, в чем дело, он опустился возле меня на колени, осторожно потянул на себя лифчик и внимательно осмотрел его на свет.
Что, мал?
Кто мал?
Я имею в виду размер. Можно обменять
Кстати, откуда ты знаешь мои размеры?
Ну, я же заполнял на тебя все данные, извиняющимся голосом пробормотал Юджин. Помнишь, тогда, в Буэнос-Айресе? Ну, рост, вес
И объем груди тоже?
Нет. Это я сам, на глаз
Ах, на глаз?! я схватила его за шею и резко рванула на себя. От неожиданности Юджин потерял равновесие и рухнул всей своей массой мне на грудь. А с чего это у тебя глаз такой наметанный, а? Практика была большая?
Так, значит, подошло?
Все подошло! Все! заорала я в полный голос, нарушая священные заповеди конспирации. А я-то, дура старая, думала, что мужчина, разбирающийся в женских шмотках, еще не родился!
Тебе очень идет эта шапка, улыбнулся он. Ее, кстати, можно использовать и так
Как «так»?
В качестве чепчика для бигуди.
Юджин! я резко приподнялась, схватила его голову и приблизила к своему лицу. Скажи честно, ты богат?
Что, жить не можешь без классовых противоречий?
Так богат или нет?
А что такое богатый человек?
В представлении гражданки СССР?
Ага.
Это собственная вилла, яхта, несколько «лимузинов», счет в банке, стерва жена и свора любовниц.
Вэл, в таком случае я беден. Кроме счета в банке, у меня ничего нет.
Ну, все это не так уж и недостижимо.
Ты имеешь в виду стерву жену?
Я швырнула в него меховой шапкой и попала.
А счет в банке у тебя большой?
С точки зрения гражданки СССР?
Угу.
До неприличия.
Значит, ты не все деньги истратил на эти вещи?
Нет, у меня еще осталась несколько долларов на такси.
На какое такси?
Ну, до аэропорта.
Значит, мы уже улетаем?
Да. Через три часа наш самолет.
Ты как-то невесело это сказал.
Видишь ли, возникла небольшая проблема
Внутри у меня все оборвалось. Я почему-то сразу вспомнила мою подругу, произнесшую как-то очень странную фразу: «Когда все у меня слишком хорошо, я начинаю дрожать от страха».
Что случилось, Юджин?
Последние сутки в аэропорту Схипхол болтается несколько типов из вашего посольства. Это ребята из местной резидентуры.
Ну и что?
Не понимаешь?
Ты думаешь, это
Да.
Значит, мы не летим?
Я сказал, что возникла небольшая проблема. Но я не говорил, что речь идет о трагедии
4Амстердам. Международный аэропорт Схипхол
3 января 1978 года
Пока мы выбирались из такси, расплачивались с водителем, дожидались носильщика, который, наконец явившись, торжественно водрузил два наших чемодана на металлическую тележку и уволок их через зеркальные двери на фотоэлементах, меня не переставала бить мелкая дрожь, и, несмотря на титанические волевые усилия (по врожденной наивности я все еще воображала, что они могут принести какие-то плоды), я все время оглядывалась по сторонам. После предупреждения Юджина мне казалось, что в гигантском, хотя и необыкновенно уютном зале аэровокзала, где обслуживающего персонала было значительно больше, чем пассажиров, меня подстерегает самая большая опасность в жизни. Хотя, видит Бог, я могла уже садиться за диссертацию о преследующих меня опасностях, по сравнению с которыми фильмы Альфреда Хичкока выглядели просто колыбельными для грудных младенцев. Так или иначе, шагая по мягкому покрытию главного зала Схипхола, я чувствовала себя буквально голой в окружении респектабельно одетых господ. Мне казалось, что за нами давно уже установлено наблюдение и неизвестные ребятки с пистолетами под мышкой и бесстрастным выражением лиц только выжидают удобного момента, чтобы скрутить нас обоих и запихать в багажник машины, как моего продажного и несчастного редактора
Я продолжала озираться и оглядываться до тех пор, пока Юджин, тоже прибарахлившийся во время своей второй вылазки из отеля и теперь выглядевший просто неотразимым в черных очках, черном приталенном пальто, в вырез которого идеально вписывался ослепительно белый ворот сорочки, небрежно повязанный ярко-красным шелковым галстуком, и с черным атташе-кейсом в руке, не меняя безмятежно-радостного выражения лица богатого американского туриста, не прошипел сквозь зубы:
Перестань вертеть головой, Вэл! Ты обращаешь на себя внимание!..
Ну и гордись, мальчишка, что сопровождаешь такую эффектную даму, тихо ответила я.
Ты можешь броситься в глаза совсем не тем, кому нужно.
Кому это «не тем»? я безуспешно пыталась сымитировать беззаботный вид Юджина, с ужасом чувствуя, как дрожит от напряжения и страха моя нижняя челюсть.
Если я смогу ответить на этот вопрос, продолжал улыбаться и шипеть Юджин, крепко держа меня под руку и уверенно держа курс к семнадцатой стойке, то можешь считать, что уже лишилась приятного попутчика
Мне страшно, Юджин! У меня ноги подгибаются. Давай посидим немножко.
Посидим в самолете, не снижая темпа движения, ответил он. В первом классе очень удобные кресла. Ты когда-нибудь летала первым классом, Вэл?
Да. По маршруту МытищиНижний Устюг.
Ты шутишь?
А что, незаметно?
Соберись, девушка, Юджин продолжал улыбаться, но я чувствовала, что и он внутренне весь напряжен. Думай о чем-нибудь хорошем.
О чем, милый?
Обо мне.
Я уже пробовала. Ничего не получается.
Почему?
Мне становится страшно и за тебя тоже.
Тогда думай о том, как прекрасно мы смотримся рядом. Мама рассказывала, что нет на свете ничего, что так тешило бы самолюбие женщины. А ты как считаешь, Вэл?
Твоя мама, очевидно, плохо представляет себе, чем занимается ее сынок, пробормотала я, продолжая затравленно озираться. Мне абсолютно наплевать, какое впечатление мы будем производить, находясь в соседних гробах!
Вероятно, ты права, кивнул Юджин. И все равно, обрати внимание, как все на нас оглядываются. Кстати, я тебе уже говорил, что ты удивительно похожа на Дину Дурбин в молодости?
Нет. Ты даже не говорил, кто это такая.
Известная киноактриса тридцатых годов.
Красивая?