А это что? и, не дожидаясь ответа, принялся его потрошить.
Гитара, вашмилсть, впервые подал голос самый младший из селян. Бритоголовый, наконец, разглядел его и заулыбался еще шире.
Гитара? Ну-ка, подь сюда! Откуда ты такой взялся?
Паренек подошел, глядя на него с наивным любопытством.
Брожу вот, вашмилсть, по деревням. Добрые люди с собой позвали, на Пророка посмотреть. Синие глаза паренька сияли восхищением. Правда, вы святой, а? Я никогда раньше святых не видал
Так он не из вашей деревни? Бритоголовый кинул строгий взгляд на селян.
Не, вашмилсть, по дороге к нам прилип. Да он безобидный совсем, вашмилсть, вона, песенки пел.
А спой-ка, парень, спой!
Шайка поддержала бритоголового нестройными воплями. Ну чем не праздник? Пиво задарма, да еще под музыку! Только баб не хватает для полного счастья.
Под песенки до деревни ближе будет, продолжил бритоголовый и обернулся к старшему селянину. Как, говоришь, ваша деревня зовется?
Дык эта селянин смял шапку и с тоской глянул назад, в сторону родной деревни. Козьи Гати, вашми
Конечно, вашмилсть! звонко прервал его паренек. Что спеть-то прикажете? Я про подвиги рыцарские знаю, и про любовь, а еще смешные куплеты
Про вдову и мельника знаешь? вылез один из бородатых с дубинками.
Лей-лей, не жалей! пропел паренек, одарил разбойников светлой улыбкой, запрыгнул на телегу и тронул струны.
ходила на ручей, эй-лей, а кузнец за ней, эй-лей полился юношеский голос.
Лей-лей, не жалей! тут же подхватил кто-то из разбойников.
Бритоголовый на несколько мгновений замешкался, повел плечами в такт песне и велел селянину:
Давай, разворачивай в Гати. Армии нужна провизия.
Так эта, вашмилсть, морква-то, промямлил тот, отступая.
Нет той мельничихи милей! Эй-да-лей, да налей, не жалей! голос паренька заглушил бормотание мужика; припев подхватила вся шайка.
Селянин тем временем дернул лошадку за узду и повлек вперед, от своей деревни, продолжая что-то бормотать под нос. Бритоголовый несколько мгновений смотрел на него, словно пытался понять, что не так. Но паренек пел так задорно, что ноги сами притопывали, губы растягивались в улыбкеа тут еще кто-то сунул ему в руки кружку с пивом.
Давай, пошевеливайся! предводитель отряда похлопал клячу по крупу. Солдаты ждут!
Селянин, ведущий лошадку, облегченно вздохнул: беда миновала деревню, прав был приблудный паренек. А хорошо поет, стервец! Так и хочется плясать. Но надо возвращаться. А мальчишка Жаль его, пропадет ни за что, да родная деревня дороже.
Через час к лагерю Пророка приближалась колоритная толпаполудохлая кляча, влекущая крестьянскую телегу, на которой восседал белобрысый паренек с гитарой, и две дюжины веселых пьяных разбойников, вовсю дерущих глотки. Селяне, откупившиеся от напасти телегой моркови, клячей и бочонком пива, давно уже вернулись домой, поминая добрым словом невесть откуда взявшегося менестреля Вроде был же какой-то менестрель. Или не было?
7 день пыльника. Поле близ реки Карасья, в лиге от Иверики
Стриж
Навстречу орущей непотребные куплеты толпе выскочил из лагеря обрюзгший человек в белом, лет на десяток старше того, который привел Стрижа в лагерь. Заходящее солнце облило его бритую макушку желтизной и расчертило лицо тенями застарелого недовольства.
Безобразие! заорал он, перекрикивая пьяных больше от музыки, чем от пива мужиков. Чистый брат мой, почему твои люди в таком виде? Что за гулянки накануне ответственной битвы? Почему только одна телега?!
Тощий фуражир в ответ залепетал что-то о поднятии боевого духа войск и божественной силе искусства. Обрюзгший начал было читать проповедь о вреде пьянства и грозить карами небесными и гневом Пророка, но тощий толкнул его в бок и кивнул в сторону телеги. Тот тут же забыл о проповеди и устремился к телеге, расталкивая разбойников.
Стриж сделал совсем глупые глаза и разинул рот, не забывая перебирать струны: гитара отлично придавала убедительности любой игре.
Святой с придыханием прошептал Стриж, глядя на старшего Чистого Брата.
Хочешь увидеть Пророка, пацан? просюсюкал тот, глядя на Стрижа снизу вверх.
А можно? Правда?..
Можно, малыш. Медовым голосом пропел тощий, протиснувшись к телеге, и хлопнул Стрижа по бедру. Слезай. Что там у тебя в котомке?
Гитару не забудь. Обрюзгший отодвинул тощего, огладил Стрижа в поисках спрятанного оружия, оглядел как лошадь на базаре и обернулся к тощему: Бегом, приготовь этому славному юноше умыться и найди гребень. Негоже такому чумазому вкушать мудрость истинной веры.
Тощий злобно зыркнул на старшего, но промолчал и убежал Куда-то. А тот, не скрывая довольства, повел Стрижа через лагерь к небольшой роще, темнеющей на берегу реки.
Позволяя Чистому вести себя к цели, Стриж старательно лупал глазами, задавал дурацкие вопросы, восхищенно ахал осведомленности Чистого Брата и отчаянно завидовал его близости к самому Пророку. Брат же выпячивал грудь, пыжился и разливался соловьем, все больше о себе. Под его токование Стриж отлично разглядел расположение войск, то есть сброда и швали, вооруженной больше топорами да вилами, и прикинул, что отступать в случае чего лучше по реке. Мятежники жгли костры, что-то готовили: пахло кашей и пригорелым несвежим мясом. Среди мужичья изредка встречались солдаты: потрепанные, опустившиеся, растерявшие всю гордость и блеск королевской армии. Похоже, Пророк не настолько доверял дезертирам, чтобы оставить их отдельным подразделением. А может быть, это был один из «полезных» советов Медного генерала: расформировать батальон и слить с мужицким ополчением. Отдельно от мужичья держались белобалахонные братьяизбранные Пророком бдительно лезли в котлы, отдавали распоряжения, проповедовали и всячески требовали к себе уважения.
Пророк поставил свой шатер на холмике рядом с рощей, перестрелах в пяти от деревни и в двух от реки. С трех сторон его окружал лагерьразбитый как попало, но отделенный от шатра полосой вытоптанной земли сажен тридцати шириной. Рядом с шатром Пророка стояла палатка поменьше, армейского образца. На пустой полосе толпились мятежники и с хозяйским видом прохаживались вооруженные мечами Чистые: охраняли раненого генерала наравне с самим Пророком. Военной выправки не было ни у одного, мечи держали как дубинысброд и есть сброд.
До места оставалось не больше полусотни шагов, когда около шатра началась суета. Бритоголовые выстроились в два ряда у входа, один отдернул полог, и все дружно заорали славу: показался Пророк. Крепкий и высокий, с буйной полуседой шевелюрой, проповедник подавлял животной силой. Если бы не страх, поднявший все волоски на теле Стрижа дыбом, он бы назвал Пророка красивым: горделивая осанка, крупные черные глаза, орлиные черты. Но все инстинкты вопили: опасность! Убить, немедленно убить!
Серьга в ухе нагрелась, болью напоминая: спокойно, Стриж. Держи себя в руках.
Он еле оторвал взгляд от беспросветных глаз-колодцев, ведущих прямиком в Ургаш и, наконец, заметил источник темной мощи. На груди Пророка висел на толстой цепи серебряный круг, а сквозь него багрово светился терцанг Хисса с черным глазом посередине.
«Иди, возьми меня, звал дух, заключенный в амулете. Ты достойнее. Ты будешь моими глазами и руками. Вместе мы достигнем великой цели. Мы подарим свободу этому миру!»
Острая, ослепительная боль вспыхнула в ухе и разлилась по всему телу, выжигая отраву. На миг послышались колокола Алью Райны: пол-день, пол-день. Стриж очнулся от наваждения весь в холодном поту, несмотря на жаркий вечер. Руки его дрожали, колени тряслись, по подбородку текло что-то теплое.
«Спокойно, Стриж, спокойно. Он облизнул губы и вздрогнул от вкуса собственной крови. Все хорошо. Ты играешь дурачка, так что все хорошо»
Он кинул осторожный взгляд сначала на Чистых Братьев рядом: они смотрели на Пророка с обожанием курильщиков кха-бриша, не обращая внимания на пленника. Мужичье вокруг тоже притихло и пялилось на предводителя. Кто-то трясся и пускал слюни от восторга, кто-то тихо пятился. А сам Пророк, немного отойдя от шатра, разговаривал со смутно- знакомым молодым шером. Где-то Стриж уже видел этот породистый профиль, задиристо заломленную шляпу и огненные отсветы силы. Шер, в отличие от простого мужичья, держался уверенно, почти на равных с Пророком.