То достроят дом из порванной книги, то прольют из бисера летний ливень. Переставят местами скамейку и памятник.
Проводят овечек с одного пастбища на другое. Поменяют расположение гор.
Некоторые как придут, так и играют часами, сочиняя истории. А другие оглядятся вокруг себя, поправят покосившееся дерево или фонарный столб и уйдут. Или просто попереставляют уток вокруг озера, и этого с них довольно.
Но любой, кто зашел в комнату, изменяет ее. Оставляет, даже не желая этого, свой след. Откроешь тихонько дверьи впустишь сквозняк, который прошелестит над тем, что внутри. Дерево может упасть. Кукла лишится шляпы. Да что там, целый дом может рухнуть.
Неловким шагом раздавишь скобяную лавку. Заденешь рукавом башню замка, принцесса слетит на землю. Мир очень хрупкий.
Но всякое разрушение временно. Кто-нибудь явится и все исправит. Вернет принцессу на крепостную стену. Возродит с помощью палочек и картона скобяную лавку. Сочинит новые истории поверх старых.
Самый первый дом, тот, что в центре всего, изменяется не так радикально. Мебель переносится из комнаты в комнату. Стены перекрашивают или оклеивают другими обоями. Кукольные мама и папа разъезжаются и живут раздельно, в других домах, с другими куклами. Дочь и сын уезжают, возвращаются и снова уезжают. Собачка носится за автомобилями, преследует овец и осмеливается облаять дракона.
А мир вокруг них разрастается все дальше.
Иногда куклам требуется время, чтобы привыкнуть.
Закери Эзра Роулинс сидит на полу в своем стенном шкафу, за закрытой дверью, между свисающих с вешалок рубашек и пиджаков, спиной к тому месту, где находилась бы дверь в Нарнию, будь это не стенной шкаф, а гардероб. У Закери что-то вроде экзистенциального кризиса.
Он до конца прочел Сладостные печали, прочел снова и подумал, что, наверное, в третий раз не стоит, но прочел и в третий, потому что не мог уснуть.
Он и сейчас не может.
Три часа ночи, Закери сидит в стенном шкафу, слабом подобии любимого им местечка для чтения, когда он был маленьким. Давненько он такого не делал, и уж в этом шкафу точно, он совсем не годится для того, чтобы так в нем сидеть.
В тот шкаф из детства он забился и после того, как увидел дверь, теперь это вспомнил. В том шкафу сидеть было куда лучше. Он был глубже, и там были подушки, которые он туда натаскал для удобства. Но и у того тоже не было хода в Нарнию, он знает, он проверял.
Только один эпизод Сладостных печалей рассказывает о нем, хотя в книге есть выпавшие страницы. Повествование возвращается к пирату и девушке, но в остальном все несвязно и кажется незаконченным. Многое вращается вокруг подземной библиотеки. Но нет, это не библиотека, а скорей некая книгоцентричная фантазия, и Закери не воспользовался приглашением туда, потому что не открыл нарисованную дверь, когда ему было одиннадцать.
Ходил, наверно, вокруг в поисках неверного воображаемого входа.
Книга в переплете винного цвета лежит в изножье кровати. Закери не хочет признаться себе, что в шкаф он забрался от нее, спрятался.
Прочитав ее три раза всю целиком, он понятия не имеет, что делать! Остаток книги не производит впечатления такой достоверности, как первые несколько страниц. Закери всегда сложно относился к магии, еще бы, при матери-то гадалке, и с траволечением и ворожбой смириться кое-как может, но то, что описано в книге, далеко выходит за его представления о реальном. Магическая магия.
Но раз те несколько страниц о немправда, остальное может.
Закери укладывает голову между колен и пытается успокоить дыхание.
Невозможно не думать о том, кто написал эту книгу. Кто видел его в переулке у двери и зачем это записал. В начальных страницах намек, что первые сюжеты вставлены один в другой: пират рассказывает историю про служительницу, а служительница видит происшествие с сыном гадалки, предсказательницы судьбы. С ним.
Но если это история в истории, то кто же ее рассказывает? Кто-то ведь должен был набрать текст в типографии и переплести его в книгу.
Кто-то где-то знает эту историю.
Интересно, знает ли этот кто-то, что Закери сидит сейчас на полу в стенном шкафу.
Закери ползком возвращается в комнату, ноги его затекли. Уже почти рассвет, темнота за окном сделалась чуть светлей. Он решает пойти пройтись. Книга пусть лежит себе на кровати. Пальцы тут же начинают зудеть, подсказывают взять ее с собой, чтобы прочесть снова. Он заматывает шею шарфом. А что такого, прочесть книгу четыре раза за деньсамое нормальное дело. Он застегивает пуговицы шерстяного пальто. И в острой реакции тела на отсутствие книги в руках решительно ничего странного. Он натягивает вязаную шапку на уши. Кто же не проводил ночь на полу стенного шкафа, когда учился в магистратуре? Он дергает молнию на сапогах. Наткнуться на эпизод из своего детства в таинственной книге без авторачто же тут необычного? Он надевает перчатки. С кем не бывает!
Он сует книгу в карман пальто.
Закери бредет по свежевыпавшему снегу, сам не зная куда. Минует библиотеку и направляется к холмам, рядом с которыми расположены студенческие общежития. Мог бы пройти мимо своей старой общаги, но не делает этого, ему всегда казалась странной эта потребность взглянуть на окно, из которого ты когда-то смотрел, с другой стороны. Он шагает по хрусткому, нетронутому снежку, раздавливает сапогами снежинки.
Зиму он вообще-то любит: и снег, и холоддаже когда коченеют кончики пальцев. Есть в этом ощущение чего-то чудесного, оставшееся от тех времен, когда он читал о снеге, еще никогда с ним не сталкиваясь. Первый его снег случился в наполненную смехом ночь, когда в поле за фермой матери он голыми руками лепил снежки и постоянно оскальзывался в башмаках, которые, как оказалось, к тому же и промокали. От одной мысли об этом руки, спрятанные в перчатки на подкладке из кашемира, начинает покалывать.
Его всегда удивляет, как тих и покоен снег, пока не начнет таять.
Роулинс! раздается сзади, и Закери оборачивается.
Закутанная фигура в полосатой шапке машет ему рукой в яркой перчатке, и он смотрит, как нелепое сочетание цветов движется к нему по белому полю, сквозь снег взбирается вверх по холму, время от времени проваливаясь в оставленный им след. Когда фигура оказывается в нескольких метрах, он узнает Кэт, одну из немногих студенток его факультета, которая из знакомой сделалась почти другом, в значительной степени потому, что она держит за правило знать всех, а он заслужил ее одобрение. Она ведет кулинарный блог с тематическим уклоном в видеоигрыи плоды своих экспериментов, часто действительно вкусные, дает распробовать другим. Сдобные булочки, вдохновленные ролевой игрой Скайрим, классические кремовые пирожные а-ля стрелялка Биошок, мараскиновые трюфели, отсылка к вишенкам из аркады Пак-мэн. Закери подозревает, что она вообще не спит, и еще у нее есть манера появиться вдруг ниоткуда и позвать на коктейль, или на танцы, или еще куда, лишь бы выманить Закери из его логова, и хотя он никогда не признавался ей, что благодарен за то, что есть такой человек, как она, в его в остальных отношениях в высшей степени интровертном существовании, он почему-то уверен, что она и так это знает.
Здравствуй, Кэт, говорит Закери, дождавшись, когда она с ним поравняется, и втайне надеясь, что по виду его не скажешь, в каком он на самом деле раздрае. Что это ты так рано?
Кэт со вздохом закатывает глаза. Выдох облачком улетает в ледяной воздух.
Так ведь только чертовски рано можно выцарапать лабораторное время для тех проектов, которые официально пока не утверждены. А ты что?
Кэт перекидывает сумку на плечо и едва не падает, покачнувшись. Закери протягивает руку ее поддержать, но она и сама справляется.
Не спится, отвечает Закери, что недалеко от истины. А ты все еще работаешь над проектом про запах?
Да! Щеки Кэт выдают улыбку, спрятанную за шарфом. Я считаю, что это ключ к эффекту присутствия. Виртуальная реальность совсем не так уж реальна, если она без запаха! Не представляю пока, как этого добиться при домашнем использовании, но забавы с сайт-специфик продвигаются неплохо. Мне, наверное, весной понадобятся бета-тестеры, прогнать программу. Ты не хочешь?