Тут находились представители фауны со всех концов галактики, тут было представлено множество самых разных миров, и каждому отводилось свое место под своим куполом.
Только пройдя через два первых лепестка ромашки, Сергей заметил, что каждый из лепестков представляет собой выхваченный живописный кусочек другой планеты. Снизу каждый купол выглядел, как небо – голубое, желто-коричневое, красно-бурое, покрытое светлыми земными или серыми облаками замерзшей пыли; под каждым куполом светило свое солнце – желтое, красное, белое, голубое, огромное или маленькое, окрашивая и без того фантастические пейзажи в таинственные тона. Некоторые купола были погружены во тьму, соответствующую ночи, и холмики, поросшие необычными деревьями, кустами, папоротниками и еще чем-то непонятным, освещались слабым светом незнакомых созвездий, белой рекой Млечного пути или сразу несколькими лунами, закрывающими одна другую и создающими дикое захватывающее зрелище незнакомого чуда.
Сергею не хотелось ни думать ни говорить – только смотреть. Переходя из под одного купола под другой, он словно перешагивал пространства, попадая на новую планету под новое солнце. Он был ошарашен, оглушен… и даже не пытался сдержать волнения.
Силовые стены, установленные между колоннами, на это раз совершенно не ощущаемые, создавали иллюзию бесконечной протяженности мира под куполом, не позволяя видеть другие пейзажи и не давая свету чужих солнц нарушить гармонии ограниченного ими мира. Проходя между колоннами, посетитель неожиданно для себя врывался в царство новых красок, новых форм нового пейзажа, и растерянно оглянувшись назад, обнаруживал за спиной уже другие горы, на фоне другого неба.
После трех-четырех «лепестков ромашки» Сергей понял, что миры этой коллекции выбирались не случайно, а были тщательно подобраны по температуре, гравитации и составу атмосферы, и в этом смысле все они соответствовали земному типу в средних широтах.
Каждый мир встречал своего посетителя таким разнообразием растительных форм, что их просто не имело смысла описывать. Тот, кто бывал в ботаническом саду на Земле, хорошо понял бы землянина, оставившего всякие попытки запомнить то, что видел.
Сад, как и «море», предназначался не только для созерцания. Беседки на тонких спиральных колоннах, изящные ложи, озерки с лесенками для купающихся, игровые площадки, башенки с круглыми платформами наверху и с установленными на них конусами устройств дальнего видения – все это было повсюду, под каждым солнцем, и так искусно размещалось в зарослях какого-нибудь цветущего папоротника, что совсем не нарушало первобытности дикого пейзажа вокруг…
Велт шагал через миры с таким равнодушием, словно каждый день ходил этой дорогой. Ветер подражал своему хозяину, не считая нужным даже принюхаться к морю чужих запахов, от которых даже у человека кружилась голова.
– Если ты хотел показать все это, то зачем так спешить? – не выдержал землянин, когда из-за торопливого шага космодесантника не смог рассмотреть деревце, плод которого взорвался, как граната, совсем рядом с дорожкой, по которой они шли. Серебристые перья семян, разлетевшиеся сверкающим фонтаном во все стороны, усыпали одежду землянина, словно новогоднее конфетти.
– Показать «это»?! Ты плохо обо мне думаешь! – заявил Велт не замедляя шага. – Неужели я привел бы тебя сюда, чтобы заниматься ботаникой? Такого еще насмотришься за свою жизнь столько, что будет мутить от одного воспоминания – уж можешь мне поверить!
Наконец они добрались до центра зала, до центрального круга ромашки. Вместо побегов всевозможных растений здесь располагалась своего рода долина гейзеров.