Тогда кто-то предложил ловить мяч тапкой, а он знал, что стоит ему снять шапку, и длинные локоны рассыплются по плечам. Дело кончилось дракой, исход которой был предрешен, и его бегством по длинным грязным улочкам, где все преимущества были на стороне преследователей.
Стало быть, надо было предложить что-нибудь верное.
– А что, если двинуть в молочную на углу? – холодно сказал он.
– К Юнсону? – переспросил кто-то.
– А то к еврею, папироснику, – наугад предложил он. Он помнил, что где-то на улице Тофте была табачная лавка, фамилия владельца кончалась на «вич». Он делал ставку сразу на все – на неприязнь к «еврею», на охоту покурить, которую он смутно угадывал в мальчишках, на жажду приключений, а то и просто сладостей, на детское или уже взрослое стремление вырваться из повседневности, стать чем-то другим.
– Пошли к еврею, – произнес сиплый голос из темноты.
В дыре, где они стояли, тревожно пахло гнилым деревом. Запах грязной одежды и потных, возбужденных тел увеличивал духоту и без того спертого воздуха. На какое-то короткое, пьянящее мгновение Вилфред почувствовал, что здесь, сейчас он может заставить девятерых мальчишек сделать все, что ему заблагорассудится, даже против их собственной воли.
– За мной, – коротко бросил он, прокладывая себе путь среди них. Они робко расступились, а потом, что-то бормоча, последовали за ним. И когда опять впереди забрезжил свет, он с внутренним ликованием понял, что роли не переменятся даже теперь, когда они вернутся в привычную обстановку. Именно теперь, и даже особенно теперь, все будет им казаться иным: улица, дома по обе ее стороны и он, в первую очередь он. Он идет впереди, а трое или четверо мальчишек не отстают от него ни на шаг. Вилфреда вдруг осенило.
– Вы будете моими адъютантами, – бросил он тем двоим, кто шел ближе к нему.
Кого он имел в виду? Те, что были посильнее, хоть и шли позади, пробились вперед к самому выходу из дощатой пещеры:
– А я? А я?
– Ты будешь телохранителем, – небрежно кивнул Вилфред верзиле с сиплым голосом. Это он наступал ему на пятки, он первым пытался зажечь фонарь. Теперь сиплый голос повторил:
– Телохранителем.
Кто-то из идущих сзади спросил:
– А что будем делать с евреем?
Маленький Лорд ответил первое, что пришло в голову:
– Сопрем какую-нибудь мелочь. Для начала.
Кто-то из ватаги с благоговением повторил:
– Для начала.
Они понимали, что это значит: за мелкой кражей последует кое-что почище.
На углу возле табачной лавки Вилфред вдруг сообразил, что всей гурьбой вваливаться в лавку нельзя. Он обернулся к мальчишкам, сгрудившимся вокруг него.
– Со мной пойдут трое. Остальные пока рассыпьтесь по парку.
Обращенные к нему лица тускло маячили перед ним, он их не видел, не воспринимал как лица. В резком свете они казались плоскими овалами, разинутые рты жадно ловили его приказания. Все хотели оказаться в числе троих. И все боялись. Он трепетал от нервного напряжения, понимая это и понимая, что тот, на кого падет выбор, будет дрожать от восторга и в то же время желать очутиться на другом краю света.
– Ты, – изрек он, тяжело опустив руку на плечо сиплого.
Тот, кого звали Крыса, попытался улизнуть, но опоздал.
– И ты, – произнес Вилфред, подтащив Крысу рукой, отяжелевшей от ощущения власти.
Оставалось выбрать еще одного. Все потупили глаза, кроме бледного малыша, смотревшего с мольбой, точно под гипнозом…
– Ладно-ладно, и ты, – заявил Маленький Лорд, словно нехотя соглашаясь на благодеяние. Бледный мальчуган еле удержался на ногах, когда на его плечо легла рука Вилфреда.
Вилфред кивнул остальной ватаге.
– Сбор в парке по одному, – сказал он. – А покамест держите! – Он швырнул им несколько монет по десять эре.
Мальчишки ринулись подбирать деньги, стали драться.