Стой здесь. Я буду ловить чемодан, а ты подними конверт повыше. Он к тебе подойдет, спросит: «Вы Елизавета Петровна?» Ты ответишь: «Да», и отдашь ему конверт. На всякий случайего зовут Игорь.
Какой Игорь? удивилась я.
Молодой человек. Какая тебе разница? Я обещала в Риме передать этому Игорю конверт. Когда тот человек, который передавал мне конверт, описывал по телефону наши приметы, я сказала, что буду в синей кофте.
Но зачем ты моим именем назвалась? Дальше кричать и вопрошать в жанре трагедии было бесполезно, Вероника растворилась в пространстве.
Я стояла с поднятым в руке конвертом пять минут, потом десять, ну и так далее Когда Вероника появилась, ведя за собой упирающийся чемодан, я опять была на грани срыва.
Вероника, объясни толком, зачем я здесь торчу?
Потому что нет Желткова. В противном случае мы бы давно уехали. Неужели машина сломалась? Этого нам только недоставало! Что ты на меня кричишь? Мужчина средних лет, ближе к пятидесяти, она сделала интересное лицо, попросил меня передать фотографии своему племяннику.
Это кто-то из нашей группы? Из тех, кто поехал в Неаполь?
Да нет же! Совершенно незнакомый человек. Насколько я поняла, он в Риме проездом. По-русски говорил чисто, но, знаешь чуть-чуть с акцентом. Может быть, он литовец или эстонец. Блондин, между прочим. Вернее, седой. Но седина очень эффектно подкрашенав голубизну. Может, он синькой волосы полощет Естественно, я не могла ему отказать.
Но зачем ты подставила меня? вскричала я с негодованием. Мы торчим здесь уже час или больше того!
Желткова пока нет, так что ни минуты из твоего драгоценного времени мы не потеряли.
Да разве в этом дело? Откуда ты знаешь, что в этом конверте? Мало ли что мог передать тебе фрукт с подкрашенной сединой!
Ну не бомбу же! Он при мне положил сюда фотографии и запечатал конверт. А чего особенного? Я постоянно хожу на Киевский вокзал и посылаю на Украину посылки желтковской родне. И никогда ничего не пропало. Людям, моя дорогая, надо доверять.
А если этот Игорь вообще не придет?
А куда он денется? О! Желтков! Вероника подхватила чемодан и быстро засеменила к мужу.
Я пошла за теткой. Я решила быть пассивной. Мне никто никаких конвертов не отдавал. Это Вероникин грех, и пусть она берет его на свою беспечную душу. Расцеловались, сели в машину, поехали. Первые вопросы касались Муси, старой беспородной суки. Это нервное, бровастое и усатое существо серо-бурой шерсти с голым, нахально торчащим хвостом было не просто любимицей и членом семьи. Если бы Муся умела водить машину и вскапывала по весне огород, Вероника, конечно, предпочла бы ее Желткову, и развод был бы неминуем.
Я дождалась паузы в разговоре и сказала, что меня ни в коем случае не надо подвозить к дому, что я налегке, вылезу на окружной у Калужского шоссе и замечательно доберусь домой на государственном транспорте. Машина ехала на Соколиную Гору, где Желтковы, сдав свою московскую квартиру, жили безвыездно в крохотном домишке, прозываемом хибарой. Домик был построен еще в советские времена на узком, Г-образном участке. В благие времена нашего сомнительного капитализма Веронику только потому не согнали с дорогостоящей земли, что этот участок был слишком мал и неудобен. Теперь супруги поспешали домой. Желтков экономил бензин, Веронике не терпелось обняться с Мусей. Со мной не стали спорить. И тут Вероника вспомнила про конверт и неведомого Игоря.
Лизонька, киска, тебя не затруднит отдать этот конверт адресату?
Затруднит, я немедленно бросила конверт Веронике на колени.
Нет и нет. Оказывается, я не понимаю, как все просто. В Риме на всякий случай Вероника взяла у латыша или эстонца московский телефон племянника. Она, Вероника, едет на дачу, где, как известно, нет телефона. Глупо, в самом деле, ехать сейчас в Москву, когда у нее столько дел с огородом. Неведомому Игорю надо просто позвонить, он приедет за конвертом в условленное место. И все! Конечно, она меня уговорила.
Ладно. Давай телефон.
Вероника долго рылась в сумке, перебирала какие-то бумажки, потом сказала:
Нашла! и вручила мне старую телефонную квитанцию с косо написанным на ней номером.
Уже выйдя из машины, я задала контрольный вопрос:
А если я не доберусь до этого Игоря? Если он не подойдет к телефону?
Тогда выброси конверт в помойное ведро, тетка чмокнула меня в щеку и вернулась к разговору с Желтковым о Сикстинской капелле и собачьих кормах.
2
Разумеется, я не сразу позвонила этому Игорю. Первое, что я сделала, вернувшись домой, поругалась с дочерью. Видит Бог, на этот раз не я начала. Яна вела себя так, словно в руках ее не телефонная трубка, а иерихонская труба. И она в нее трубила.
Как Соня?
А что ей сделается? Здорова. Ждет тебя. А твой замечательный Барсик обгрыз пальму и саженец фикуса, разбил синюю греческую вазу и, как собака, пометил все углы. В доме вонища, не продохнуть.
Он скучал
Неправда твоя, он веселился. По ночам сочинял марсианскую музыку, прыгая по клавишам, будил Соньку, а я потом снотворное принимала.
Ну, положим, крышку пианино положено закрывать. Я тысячу раз говорила об этом Соне. Открытый инструмент пылится.
Мама, отставь в сторону свой педантизм. Не об этом сейчас речь.
Ты бы лучше спросила, как я себя чувствую.
Твое здоровье мы обсудили позавчера. На десять долларов наговорили. А про Барсика я не рассказала, и не из экономии, а потому что не хотела портить тебе в Риме настроение.
Понятно, теперь я вернулась домой и можно продолжать сводить меня с ума. А мое здоровьевовсе не пустой звук. Италиясерьезная нагрузка на мой артрит.
Ма-ма! Окстись! Сколько я себя помню, ты талдычила об Италии. Ты мне все уши прожужжала, мечтая о своем божественном Боттичелли.
Это, кстати, не самая плохая мечта. Ты, насколько я понимаю, мечтаешь совсем о другом! А Барсика я заберу завтра же. Помыться ты мне разрешишь?
Дальшенепереводимая игра слов. Я согласна, у меня трудный характер, согласна, что яблоко от яблони не обязательно падает под его ствол, но чтобы откатиться в чужой огород Большей скандалистки, чем моя дочь, не сыскать во всем мире. Но не в этом дело. Будь она главной скандалисткой хоть во всей вселенной, я бы простила ее. Не стоит серьезно относиться к словесным перепалкам, главноепоступок. А поступки Янинырот открыть и не встать.
До седьмого класса она считалась в семье умной, в восьмом классе ее стали называть красавицей. Второе ее приобретение полностью вычеркнуло первое. Я вообще удивляюсь, как она окончила школу. А эти ее кислотные наряды и развлечения на дискотеках! На иглу не села, и на том спасибо. Хотя не исключено, что она попробовала наркотики, скорее всего, они ее просто не взяли.
В институт поступила с третьего раза. Денег на репетиторов угрохали уйму, тогда еще муж был жив. Учись, доченька Училась она, кстати, неплохо. Кажется, неплохо, но на четвертом курсе «принесла в подоле». От ребенка она не избавилась только из-за крайней беспечности, излишняя совестливость или сентиментальность не в правилах моей дочери. Как она сама говорила, «сильно запустила процесс». Когда сообразила, что к чему, аборт уже смахивал на убийство.
Кто отец ребенка, я не знаю до сих пор. Сколько мы ее ни уговаривали, ни увещевалибесполезно. А потом перестали спрашивать, не до того было. Мы жили ужасно! Паша болелрак, рядом малютка, у Янки государственный экзамен. Одна радостьПаша увидел перед смертью внучку. Образ Сониного отца тревожит меня до сих пор.
Как только мы остались одни, Янка потребовала размена квартиры. Вначале я воспротивилась. По всем человеческим законам разумно было жить под одной крышей. Бабушками не бросаются. Но, оказывается, я совершенно не вписываюсь в образ жизни моей дочери, оказывается, находясь рядом, я непременно загублю ее карьеру и подавлю ее как личность. Кончилось дело тем, что Янка с Соней получили маленькую двухкомнатную, а я большую однокомнатную, уехав в подмосковный городок, который в подлые времена сталинизма-брежневизма имел гордую приставку «Академ».
Дальнейшая жизнь дочери для меня протекала как бы в тумане. Внешне все выглядело замечательно. Янка работала в какой-то фирме, Сонечка росла на руках у приходящей няни. Но всегда есть могучее «но». Образ жизни моей дочери, в который я не вписывалась, называется теперь очень приличноиметь друга. А по-моему, она просто содержанка. Иначе откуда дорогие духи, побрякушки с сапфирами, роскошные манто и прочая дребедень? Кроме того, я подозреваю, что «дружила» Янка одновременно с несколькими бойфрендами. Легко представить, кем были ее клиенты. Партократы после девяносто второго года ослабили власть, потеснились, и в освободившуюся нишу хлынул уголовный элемент.