Да не надо его потрошить, успокоил Алика следак. Ты мне только его ладошку вскрой.
Это новое слово в танатологииладошки вскрывать, удивился Алик. Может, по ней ещё и погадать?
Не надо гадать, хиромант армянский. Мне нужно, чтобы ты кулак этому жмуру разжал. Сдаётся мне, там внутри что-то припрятано.
Сдаётся мне, такие дела решаются через ларёк, задумчиво протянул Сутрапьянц. Сам же говорил, что я с утра трезв.
Да ладно тебе поморщился Костя.
Беги, беги. А я за это время всё проверну.
Я применю силу! пригрозил Костя.
Против меня у тебя одна силасила убеждения, ухмыльнулся накачанный армянин. Ты, наверное, гантели последний раз в страшном сне видел?
Ну, Алик, ну, короче заныл Костя, покосившись на бицепсы прозектора.
Корочедо ларька «Фиолетовый павильончик». Метров триста.
Вот же ты урод
А ты думал, в кишках у мертвяков нормальные люди ковыряются? удивился Алик наивности собеседника.
КОГДА КОСТЯ ВЕРНУЛСЯ с пузырём и шпротами, Алик уже сидел со стерильно вымытыми руками в своей комнатке.
Алик, ты свинья, констатировал следак, узрев в углу объёмную бутыль с жидкостью, прозрачной, как слеза младенца. Чего ты меня гонял? У тебя же спирт есть.
Не опошляй момент, оскорбился медик. Спирт я и сам выпью. Ну?
Чтону?
Глядеть будешь мою находку?
Что там? Бриллиант? выдвинул версию Костя.
ГЗМ у меня на верхней полке, и Алик указал, на какой именно полке у него покоится таинственный ГЗМ.
Чего у тебя на верхней полке? не понял Костя.
Губозакатывающая машинка, пояснил весёлый армянин. А для тебятолько это.
И Сутрапьянц протянул Костанову обрывок бумаги. Обрывок как обрывок, ничего интересного. Уголок листкавидать, из блокнота. Ни записей, ни рисунков.
Это что? удивился Костя. Естественную надобность Колян справлял? А его в это время рраз
Угу. И потом штаны на него натянули. Нет, он же не Хемингуэй.
При чём тут Хемингуэй? не понял следователь.
Говорят, Хемингуэй мог подтереться трамвайным билетом, а потом им же под ногтями почистить, выдал Алик историко-биографическую справку.
Это ты где прочёл такую ересь? разинул рот ошарашенный Костя.
Каждый школьник знает, пояснил Алик. Классику надо читать.
На самом деле сам Сутрапьянц услышал интимную подробность о выдающихся способностях автора «Фиесты» во время туристических блужданий по долинам и тропам Алтая. В их группу неведомым образом затесалась субтильная барышня из Петербурга, которая надувала губки, жалобно попискивала и постоянно восклицала«О, боги Олимпа!». Богов инструктор Дима Курвоедов ещё как-то терпел. Но когда барышня со слезами на глазах призналась, что не захватила в поход туалетную бумагу, Дима сорвался и выдал массу любопытных случаев из жизни замечательных людей. Алик запомнил только про папашу Хэма да ещё про какого-то французского великана со сложной фамилией, который подтирался молодым гусёнком.
При воспоминании о фамилии Алика Сутрапьянца пробило на лирику.
Слышь, Костя, проникновенно обратился он к следователю, почему так несправедливо мир устроен? У одних фамилия как фамилия. Скажем, хоть бы и Костанов. Костановэто звучит гордо. А другим достанется какой-нибудь голимый Сутравусмерть
Костя влил в себя очередную мензурку, чтобы как следует осмыслить услышанное и ответить по существу.
Алик, это исключительно твои личные комплексы, пояснил он медику. Нет в мире идеальных фамилий. Ни одной.
А твоя чем плоха? спросил Сутрапьянц.
Ты знаешь, как меня шеф называет, когда ему вожжа под хвост попадает?
Нет
Ты, говорит, не Костанов, ты Шайтанов! воспроизвёл Костя. Тебя, говорит, черти сотворили, когда хрен полоскали в рукомойнике. Как следователь ты находишься на пещерном уровне. Тебе, говорит, не преступников, тебе мандавошек у мамонта ловить
А у него у самого какая фамилия?
Не знаешь, что ли? Смирнов у него фамилия.
Вот так всегда, расстроился Алик. Как сволочь, так с приличной фамилией.
Да он не сволочь, сказал Костя. Он прокурор. Алик, давай ещё раз на Коляна глянем.
Началось, скроил недовольную физиономию Алик. Эх, раз, ещё раз Это не музей мадам Тюссо. Хорошо, вспорю я ему брюхо. Получишь свою гистологию. Но попозже.
Да не нужна мне пока гистология. Мне бы поверхностный осмотр.
Поверхностный я уже сделал. Аппендикс ему вырезали. Судя по шву, в глубоком детстве. Громадный рубец, чуть ли не колючей проволокой стянут. Во коновалы были!
А то сейчас лучше, саркастически вклеил Костя. Чего ещё?
В Усольске этот тип сидел, сообщил Сутрапьянц. В семьдесят четвёртом году. Наколка на правом предплечье.
Неплохо, похвалил Костя. Это уже нечто. Других картинок нет?
Она мне нужна, его Дрезденская галерея? Иди уже, гляди. И мёртвого затрахаешь.
Алик подвёл Костю к столу, и перед следователем во всей первозданной наготе открылся давешний труп Коляна. Вдобавок к сообщённому патологоанатомом сюжету Костанов узрел на левой груди Коляна перекошенную морду леопарда с развёрстой пастью, справаголую девку на фоне игральных карт и медицинского шприца, в центреправославный крест с четырьмя карточными мастями, а на бедре левой ногивесёлого чёрта, бегущего с залатанным мешком через плечо.
Было счастье, да чёрт унёс, констатировал Костя. А что на спине?
Алик перевернул тело. Спина была чиста, как поцелуй невесты.
Давай снова пузом кверху, скомандовал следователь и выудил из кармана небольшую плоскую «цифровуху». Фоткать буду.
А на кой вам тогда эксперт-криминалист? удивился Алик. Это же его епархия. Или ты решил на чужих хлебах подъедаться?
Мне в личную коллекцию, пояснил Костя.
Ну, ну, неопределённо бросил патологоанатом. А черепушки не собираешь? Могу подкинуть кое-что занятное. Слушай! А чего щёлкать? Я тебе сейчас с него кожу сдеру. Можешь в рамочку вставить, а можно на абажур натянуть
Я тебе что, Эльза Кох? возмутился Костя.
Это кто? не понял прозектор.
Историю надо знать. Одна твоя добрая коллега. Кажется, из Бухенвальда. Тоже наколки коллекционировала. А ещё делала из кожи лагерников сумочки и перчатки.
Ничто не ново под луной, расстроился Алик. Занятная, должно быть, дамочка была. Я бы с неё с удовольствием шкурку содрал. С живой, разумеется. Он взглянул на фотоаппарат следователя:Хорошая техника. Что за фирма?
Ни/кон, пояснил следак.
Никонэто патриарх, который старообрядцев по Руси веником гонял, поправил Алик. А у япоцевНикОн.
Развелось вас на нашу голову, армянских грамотеев, обиженно буркнул Костя. Ты бы лучше света добавил. Слушай, приподними его и подержи. Нет, так подержи, чтобы ты сам в кадр не влезал! Ты-то мне зачем?
А если тебя с ним в обнимку запечатлеть? предложил Алик. Мы в студенчестве баловались такими штуками.
Костанов сокрушённо покачал головой:
Ты, может, в студенчестве ещё и труположеством баловался?
Господь миловал, отмёл гнусные обвинения Сутрапьянц. И мечтательно добавил:Однако поначалу случались, знаешь ли, видения. Как отключусь, являются мне молоденькие убиенные девицы. Знаешь, какие попадались красавицы? Ууу
И что? заинтересованно спросил Костя.
И всё. Ну, иногда буйное воображение давало себя знать Но исключительно во сне! мгновенно уточнил Алик, увидев ехидное выражение на лице Костанова.
Я так и думал! возликовал следователь, довольный тем, что вывел подозреваемого на чистую воду. Типичный виртуальный некрофил.
Тьфу на тебя, с видом праведника, оскорблённого в лучших чувствах, гордо ответил Сутрапьянц. И ткнул пальцем в коленные чашечки трупа:Не пропусти, тут тоже звёздочки наколоты.
Звёздочки мне без надобности, отмахнулся Костя. У меня по ним план перевыполнен, как у тебя по «парашютистам».
Костя Костанов давно уже корпел над кандидатской диссертацией по типологии русских уголовных татуировок. Диссертация грозила растянуться на века, поскольку времени писать её у Кости не было. Зато он собрал несколько пухлых фотоальбомов нательной живописи. За эти альбомы Косте предлагал неплохие деньги какой-то скандинав, разнюхавший о любопытном пристрастии прокурорского работника. Скандинав уже выпустил у себя в Копенгагене или в Осло исследование по русским наколкам, которое подарил Косте с дарственной надписью. Книжку Костанов раскритиковал в пух и прах, а чтобы сдувшийся викинг вконец не расстроился, продал ему десятка два «расписных» карточек. Недорого, по тридцать евро за штуку. Довольный норманн упорхнул, как Карлсон, но обещал вернуться.