Так же начала выравниваться ситуация с гиблыми землями. Потихоньку-помаленьку, количественное соотношение тварей стало приходить в норму, прежние обитатели долины замка Дзенайде стали одерживать верх над пришлыми, и избавляться от наиболее опасных для охотников особей. Так что охотничьи бригады вскоре возобновили свою работу в прежнем режиме, только в данный момент они работали сразу с двух сторон. Перегородили вход в ущелье из гиблых земель стеной, и теперь им не приходилось долго бить ноги до своих охотничьих угодий. До замка доходили уже несколько раз, появились мысли уже к следующему году почистить его от той мерзости, которая там обосновалась, и сделать из него очередной форпост, как и было раньше задумано.
За всеми этими заботами наступила весна.
У меня для тебя две значимые новости, заявила мне Оливия.
Ну, одну новость я знаю, нагло заявил я.
Да уж, я все время забываю, кто у меня муж, хмыкнула благоверная, и, конечно же, пол нашего ребенка ты сможешь определить позднее?
Но не в этот раз, улыбаюсь я, даже не знаю, обрадует тебя это или наоборот, но у тебя снова будет мальчик. В данном случае я уже могу определить пол ребенка.
Жаль, вздохнула Оливия, мне бы хотелось девочку, мальчики уж больно беспокойные растут.
Что беспокойные это хорошо, пришлось не согласиться, представь себе, что твои сыновья вырастут инфантильными и ничем в жизни не интересующимися. Разве ты этого хочешь?
Нет, не хочу, но иногда мне кажется, что надо поубавить их энергию, поморщилась она, усидчивости никакой, да и капризы у них иногда проявляются.
Капризы это да, но мне кажется, пора уже мальчишек приучать к мужскому обществу, для этого я уже выписал воспитателя из Менферо. И очень надеюсь, ты не будешь сильно вмешиваться в процесс воспитания, а то сердце матери порой перечеркивает старания наставников.
О, за это ты можешь не беспокоиться, хмыкнула Оливия, порой мне так и хочется поддать шалунишкам, только твое требование не быть с ними слишком суровой меня останавливает. Надеюсь, воспитатель найдет действенный способ воздействия на них. Так тебя интересует вторая новость?
Конечно, могла бы и не спрашивать.
Наши агенты нашли наставника несостоявшегося убийцы.
Это хорошая новость, киваю я, но судя по твоему кислому виду, это тебя не радует.
Да радости в этом мало, соглашается супруга, оказывается, родственник бывшего императора основал орден и задача у этого ордена, ни много ни мало восстановление империи.
Ерунда, тут же нахожу нестыковку, империю мы развалили полгода назад, а этот орден уже существовал.
В том-то и дело, что раньше у него были другие задачиспасти империю от развала, то есть свергнуть существовавшего тогда императора, ведущего империю к гибели.
Ну да, а императором в этой, спасенной империи родственничек видит себя.
Это вовсе не факт, возражает Оливия, последнее время некоторые пытаются брать с тебя пример. Сегодня все больше желающих уйти в тень, не хотят выставлять напоказ свою силу, но при этом желают определять политику государства.
Подожди, но я не стремлюсь «определять политику». Мне нет до нее дела, лишь бы меня не трогали.
А кто об этом знает? Как ты думаешь, почему совет домов не может до сих пор определиться с королем? Спрашивает меня супруга и тут же сама отвечает. Потому что, нет среди кандидатов на независимого правителя, человека способного противостоять тебе.
Вот и хорошо, что нет, пожимаю плечами, а то опять начнется чехарда с продажей гиблых земель и обложением меня дополнительным налогом.
Но об этом потом, отмахнулась Оливия, вернемся к ордену. Видимо Растус задумал расправиться с Плинием давно, и у него были для этого хорошие шансы, ведь он мог близко подобраться к императору. Но тут вмешались мы и разрушили все его планы. Что ему остается?
Да уж, сегодня он изгой, никто не даст ему убежища.
Вот именно, согласилась супруга, ему надо где-то найти деньги на свое существование, а идея реставрации империи обязательно найдет отклик в сердцах знати столицы. Наверняка он понимает, что не сможет повернуть время вспять, но будет всячески демонстрировать свою решимость, чтобы получить деньги на якобы непримиримую борьбу. Но нам от этого не легче, подготовка идейных убийц в ордене идет полным ходом, пока они еще нам не сильно опасны, но кто знает, насколько хорошо их подготовят в будущем.
Отсюда следует вывод, подвожу я итог, Растуса надо прибить, и чем быстрее это произойдет, тем лучше.
Именно так, снова соглашается со мной Оливия, вот только это не получится сделать с помощью наемников, придется действовать точно такими же методами, как действует орден.
Ну, уж нет, возмутился я, делать из детей убийц я не позволю.
Но другого способа нет.
Есть. На чем основывается благополучие ордена в денежном плане? На идее возрождения империи, возник спрос, появились те, кто может его удовлетворить, но если мы вдруг дискредитируем Растуса и предложим что-то более интересное, то денежный поток иссякнет и орден перестанет существовать сам собой. Это не значит, что надо перестать преследовать нашего врага, но то, что он останется без поддержки, несомненно.
Что ж, возможно ты прав, кивнула супруга, тогда за дело. С чего начнем.
С газеты, с создания оппозиции, улыбнулся я, идеи Ленина до сих пор не потеряли своей актуальности.
Глава 16. Последний бенефис
В чем беда любой власти? В том, что встав во главе властной цепочки, правители забывают о том, что надо продолжать бороться за умы, поданных, мол, цель достигнута, зачем еще продолжать себя утруждать? Опасное заблуждение, и дело вовсе не в том, что это может осложнить их жизнь в целом, вся проблема в экономической составляющей. Власть может быть слабой, а может быть сильной, это не так уж и важно для монархии, пока нет другой идеи, альтернативы, то революции не случится. Единственно чего надо опасаться монарху, это дворцового переворота, но с этим можно разобраться. А вот того, что власть может оказаться неуважаемой в народе, нельзя допускать ни при каких раскладах. В этом случае в народе зреет неудовольствие, не важно, лучше стало жить в стране или хуже, все равно появляются те, кто призывает к бунту, и их призывы оказываются услышанными. Естественно властным структурам на это приходится реагировать, начинает расти репрессивный аппарат, ужесточаются законы. Это приводит к тому, что появляются профессиональные борцы с данной конкретной властью (на самом деле борьба ведется с любой властью), то есть возникает бизнес борьбы, смуты. Чем больше репрессивный аппарат, тем больше денег требуется на его содержание, власть вынуждена повышать налоги, вследствие этого снижается уровень жизни населения, что ведет к новому витку недовольства. Тут надо еще обратить внимание на то, что именно в этот период появляется новая знать, которая пытается упрочить положение существующей в стране власти, но не бесплатно, этой знати позволяется то, что не позволяют другим, а от этого становится только хуже. Начинается развал экономики, основы существования любого государства.
Но это все так, слова в пустоту, ни один правитель им не внемлет, и спохватывается только тогда, когда его задницу хорошо подпа́лят, но, как правило, уже оказывается поздно трепыхаться. Так вот, бороться за умы своих подданных монархи должны сразу с двух направлений, с одной стороны это должна быть пропаганда, но не тупая, которая предпочитает ничего не замечать вокруг. Как раз она должна чутко реагировать на события и не давать возможности обвинить ее в предвзятости, а если все же кто-то начнет кричать об обратном, обязательно надо отвечать на обвинения и находить источники вброса дезинформации. С другой стороны, надо помнить, что помимо работы языком нужны и конкретные дела, которые покажут всем, что власть действительно власть, а не прикрытие для воров в законе. Как бы не было кому-то прискорбно, надо вбить себе в подкорку, что опасность представляют не те, кто иногда неудобен, а новая знать, и именно с ней надо вести непримиримую борьбу, хотя она горой стоит за существующий порядок. Такой вот парадокс.