А как вломились? Дверь вынесли, что ли?
А то ты дверь не видел Зачем ее выносить? Позвонилия открыл.
А глазок?
Ну Во-первых, он мутный, а во-вторых, в него заглядывать унизительно. И это дажево-первых.
Очень достойная позиция. Петр достал пачку сигарет.
Ну, оченьне очень
Достойная мудака. А зачем вставлял?
Я не вставлял, так было. А за козла ответишь.
Ладно, что взяли?
Ни-че-го.
Волков удивленно поднял брови.
Шмон, Петя. Понимаешь, обыск в присутствии отсутствующего хозяина. С особым цинизмом. И, что самое безумное, я, по-моему, знаю, что именно они у меня искали.
Что? Петр вынул сигарету из пачки и прикурил.
Они искали у меня, Петр, белую футболку.
Петр, глубоко затянувшись, поперхнулся дымом, закашлялся и, сходив на кухню, вернулся со стаканом.
Плесни-ка сын Химеры.
Петь, ну право слово Ты присядь, а то стоишь, как У меня и так в голове бардак. Тут вот какая история. Минуточку, говорить больно, Гурский разлил по стаканам оставшуюся водку, выпил крупными глотками и закурил сигарету.
Я недавно, весной, где-то месяца полтора крестьянствовал. Есть, оказывается, у нас чуть в стороне от Колпина детдом, такой частный, что ли, в общем, что-то вроде того. Тамдиректор Невельский Лев Кириллович. Онхозяин, воспитатель и отец родной. Года полтора назад детдом этот загибался просто, ну, как все. А потом потихоньку, потихоньку стал распрямляться. Кирилыч этот спонсоров каких-то нашел, тепожертвования, шмотки, то-се, короче, сейчас там полный достаток. И даже излишек.
Это как?
У Кирилычадве тачки. У него своя, у жены своя. А жена Молоденькая, глазами просто жрет. Но это отдельный разговор.
Так что, такое выгодное делосодержать приют?
Не знаю, Гурский пожал плечами. Короче, знакомые мои ему там теплицу ставили, такую, знаешь, очень даже Он с ними и расплатился соответственно. Ну, от них там всякая ерунда осталасьмусор, какие-то совсем мелкие недоделки. Они меня и подписали месяцок там пожить на свежем воздухе, потрудиться в свое удовольствие, ну и заработать, не напрягаясь. Я и поехал. Они меня представили, обо всем договорились и свалили. А я остался. Все хорошо: ребятня грядки копает, я ими руковожу, Аннажена Кирилычана меня таращится, а я с девками старшими о жизни разговариваю и территорию облагораживаю.
Сколько девкам-то?
А их теперь не разберешь. Акселераты Но лет по пятнадцать, наверное.
Козел старый.
ПетрАлександр укоризненно посмотрел на друга. А кстати, почему ты спросил?
Не девки это потому что, а девчонки. Не отвлекайся.
А я не могу на девчонок не отвлекаться. Короче говоря, привязался там ко мне мальчишка один. Такой, знаешь, все от «На-Ны» с ума сходят, а он Леннона слушает. Очень славный.
Как в приюте-то оказался?
Я не спрашивал. Я вообще с ними на эту тему не говорил. Ну вот, когда я уезжал уже, он подходит и говорит: «Дядь Саш, давайте футболками поменяемся на память?» А у меня футболка была с Джоном во всю грудь. Сейчас таких не делают. Толстая, чистый хлопок, я в секонд-хенде откопал, совершенно новая. Я в ней там ходил. А он на нее поглядывал, я видел. И я ему как раз подарить ее хотел, когда уезжать буду. А он, видишь как, он специально ждал, когда им что-нибудь выдадут, чтобы обменяться, а не просто попросить. У них же ничего своего нет и бывают они в этом очень щепетильны. Ну вот «Я, говорит, специально размер побольше выбрал. Вам подойдет». Я говорю: «А моя тебе?» А он: «А мне без разницы, я же расту. Мне главное, чтобы он у меня вот здесь был». И по груди себя похлопал. «А потом, говорит, я все равно до него вырасту». И вот тут, Петя, я и брякаю, ну просто как в кино самом паршивом: «Ты что же, ее всю жизнь носить собираешься?» А он улыбается: «Ага, говорит, до самой смерти».
Последняя фраза Адашева-Гурского повисла в воздухе. Он замолчал, будто бы удивленно вглядываясь в нее, и, похоже, продолжать не собирался.
Петр встал, пошел на кухню, принес непочатую бутылку, отвернул крышку, плеснул по стаканам.
На, успокойся, в чем дело-то? Гурский кивнул, выпил, закурил и, сделав глубокую затяжку, шумно выдохнул.
Все, ладно. Просто я вот тебе сейчас рассказываю, и все как-то так выстраивается, что выходит, я в его смерти виноват, а? Или это нам судьба таким образом маячки ставит? «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется» Е мать.
Что за маячки?
А, я же не рассказал. Убили его. Через несколько дней. А может, и раньше. Распотроши8ли всего. И вроде как я к этому отношение имею.
Какое, к черту, еще отношение?
Подожди, я же тебе докладываюНевельский этот, который директор, он я уж не знаю, ну странный какой-то. Он к этим шмоткам, которые спонсоры привозят, ну, как я не знаю к чему, относится. Когда ребята весной в Таллин ездили, спонсоры куртки привезли. Буквально за день до отъезда. Красивые куртки, согласен, новенькие, не стыдно в таких, но он же что? Он их все у себя в кабинете сложил, заперся, ночевал там и выдавал ребятам прямо перед посадкой в автобус. Каждому. Лично.
А у них и автобус есть?
Свой. «Икарус». Подарили. Они и ездят теперь постоянно. Каждые каникулы. Всю П8рибалтику объездили. В Финляндии были, но там не понравилось.
Зажиточно живут. А что же детишкам в Чухляндии не понравилось? Сухой закон?
Да каким детям. Это Леву что-то там не устроило, но «не в том дело». Как раз за день перед этой их последней поездкой опять спонсоры приезжали и привезли, в частности, футболки эти белые на всех. Я в кабинет к нему зашел поговорить, что, мол, вы все завтра уезжаете, так, может быть, со мной сегодня разберемся, дел у меня, в общем, никаких не осталось, все закончил. А он: «Не до вас, вы же видите, какая кутерьма. Езжайте пока, а недельки через полторы позвоните, подъезжайте и рассчитаемся». А сам футболки стопкой складывает и в сейф прячет, ипод ключ, представляешь?
У него сейф такой здоровый?
Да обыкновенный. В детдоме-то всего человек двадцать, я разве не говорил? Он же частный какой-то, я не знаю, я в детали не вникал. У них и персонала-тосам Невельский, жена его, Аня, она и зам, и воспитате8ль, и бельем заведует, и я не знаю, что она еще делает, да тетки местные на кухне. Все.
Ну и?..
Что? Да вот, собственно, на следующий день автобус с самого утра во дворе уже стоит, ребята позавтракали, и он им после завтрака, заметь, после завтрака, чтобы пятнышка не поставили, выдал новые футболки эти. «Идите, говорит, быстро переодевайтесь и в автобус». Тут Пашка ко мне и влетел. «Давайте, говорит, поменяемся». Ну, поменялись, он мою быстро надел, в штаны заправил, куртку на груди на зиппервжик, и в автобус. Я его футболку в сумку бросил и тоже в автобус сел. Подвезли они меня до Колпина, я Пашке с улицы помахал, а он сидит в самом конце салонасияе-ет! Ну и все. Я домой, а онив ближнее зарубежье.
А потом?
Потом Потом я звоню недели через полторы. Аня эта трубку берет, здоровается как-то так натянуто и говорит, что у них ребенок погиб. Паша Сергеев. Я говорю: «Как?» А она: «Ох, и не спрашивайте». И трубку повесила. Я, конечно, тут же туда поехал. Приезжаю, Ани нет, Лёвы этоготоже. Я к ребятам: «Как?» А они и говорят, что, когда границу проехали, где-то там остановилисьто ли перекусить, то ли пописать, а потом, когда в автобус садились. Лев Кирилыч стоял в дверях и всех чуть ли не по головам пересчитывал. Ну вот, все сели, а он с Пашкой на улице остался и как начал его трепать, за куртку схватил и трясет, у парня чуть голова не отлетела. И никто не понимает, за что. А потом Пашка вырвался и убежал. И все. И больше никто его не видел.
Ну, Кирилыч, конечно, заяву в местную полицию накатал, мол, так и так, сбежал трудный ребенок, контингент, сами понимаете, специфическийдетдом. Мы им последние крохи, а ониизвольте видеть. Но мы очень торопимся, остальные-то детки ни при чем, а у нас и время, и средства весьма ограничены. Боимся, дескать, не успеем всех ваших ближнезарубежных достопримечательностей осмотреть. А этот никуда не денется. Вы его, когда поймаете, посадите в кутузку, мы на обратном пути заберем. И, сука, бабок наверняка заслал. А что делать? Никто не знает, что делать. Чернышевскийи тот не знал. И всем, надо сказать, на этого русского Пашку глубоко насрать. «Ехайте, говорят, ехайте. Раз вы нам американскими деньгами плотите и за визу, и вообще Ехайте себе». Они и уехали.
А когда возвращались, им и сказали, что аккурат через пару дней после их заявы, недалеко от шоссе, в лесочке труп обнаружили. Совершенно голый и весь выпотрошенный малец со следами пыток на оставшихся частях тела.
Ну, я так понимаю, что им свое местное общественное мнение будоражить-то неохота. Тем более что случай, конечно же, для них «уникальный и даже нетипичный». Они его и схоронили по-тихому да по быстрому. Но Кирилычу, на всякий случай, сунули для опознания фотки цветные. Взгляните, мол, может, ваш? А там и в черно-белом-то варианте смотреть Но опознал его все-таки Лева по родинке на предплечье. Она у него такая, ну, особая, как говорится, примета. Мне он фотографии эти на стол потом швырнул. Смотри, мол! А я-то что? Но шибануло меня здорово. Я как-то тупо со всем соглашался, кивал и как пришибленный оттуда приехал.
А может, не он?
Да он, Петя, он. Я же эту родинку тоже видел.
Дальше-то что? Петр закурил сигарету.
Ну что дальше Стою я у него в кабинете, фотографии эти у меня вот тут, а он орет: «Не имел права! Имущество! Детдом! Футболку эту немедленно вернуть! Чтобы вот сюда!»и пальцем в стол тычет.
Я киваю и еду домой. Это вчера было. Ну, поискал я ее, не нашел, ладно, думаю, завтра. Сегодня проснулся, ну, поверишь, весь дом перерыл, ну нету, хоть ты тресни.
А она какая?
Да никакая! Просто белая футболка, и все. Ни надписей, ни рисунка, ну ничего. У меня таких и не было никогда. Это же не нижнее белье. Всегда хоть что нибудь, хоть на краешке рукава, да написано. А тут ничего. Но видно, что фирменная. Ткань такая Ну вот, звоню ему и говорю: «Лев Кирилыч, вы уж извините, никак не могу найти. Что вы так переж8иваете из-за тряпки? У вас ребенок погиб, а вы Хотите, я вам Лакосту куплю?» И, ты знаешь, я даже по телефону услышал, как он там зубы стиснул, и они у него крошатся. Ну, я трубку и повесил.
Все?
Все.
Что-то мне так кажется, Саша, что денег он тебе не заплатит.
Думаешь?
Ну Такое почему-то у меня складывается впечатление.
Хреново. Я, как назло, последний чирик сегодня слил.
Почем?
Нормально.
Хо-ро-шоПетр встал и, пройдясь по комнате, снова сел в кресло. И потом, говоришь, у тебя бойцы появились?
Минут через сорок.
Слушай, а может, он фетишист?
И садист, плюс латентный некрофил гомосексуальной окраски.
Точно, я тоже подумал, зачем он в столе эти фотографии держит?
А он, Петя, на эти фотки дрочит, а без футболки Пашкиной кончить не может. Только пахнуть-то она им не будет. Пашка ее даже не надевал.
А ты?
Вот! Вот-вот-вот-вот-вот Я же ее надевал. Вот! Совершенно забыл. Позвонил Берзин, давай, говорит, пересечемся. Погода хорошая, давно не видались. Я сунулся в шкаф, а ничего чистого нет. Вот тогда-то я ее и надел. И пошел встречаться с Берзиным.
И что нам это дает?
Чудовищное похмелье.
Я не о Берзине. Ты-то сам чего к этой футболке прицепился?
Ну, знаешьГурский осторожно потрогал скулу, это не к тебе бандиты вламываются и шмон наводят.
Еще чего. А кстати, с чего ты решил, что это братва?
А кто, Петя? Какие-нибудь отморозки случайные иначе бы себя вели. И потом, они же ничего не взяли.
Да, вели они себя Вошли чисто, ты наверняка и разглядеть-то их не успел, не то что квакнуть. Когда прочухался, хоть одно слово слышал?
Не слышал.
И не должен был. Чтобы даже по голосу ты бы никогда ни одного из них не узнал. Смотри, работали быстро, но молча, и каждый знал, что ему делать, а ведь квартирку-то они перетряхнулидай Бог Далее, ну-ка, пошевели челюстью. Не сломана? Нет. И правильно. Не было у них задачи тебя уродовать. И личного зла тоже. Тебя просто выключить надо было, чтобы под ногами не путался. Бандиты так делают? Нет. Они и спеленали-то тебя так, чтобы ты потом сам смог распутаться. Это что?
Трогательная забота.
Этопрофессионализм. Ничего лишнего, кроме задачи, которая поставлена. Они были на работе, а не мучить тебя пришли.
Ага. Ничего личного. А зачем, когда уходили уже, ногой по роже?
Во-первых, что ногойне факт. Во-вторых, на всякий случай. Вдруг ты, связанный, мычащий, вывалишься на площадку и начнешь. башкой в соседскую дверь молотить, а они еще отъехать не успели? Не могли, выходит дело, они этого себе позволить.
И что ты хочешь сказать? Спецура?
Видишь ли, когда «контору» разогнали, ребята разлетелись. На кого только не работают. Но на власть тоже.
Но что хотели-то?
Да квартиру твою посмотреть. Ты считаешь, что они ждать будут, пока ты в загранкомандировку уедешь на длительный срок? Пришли, посмотреликвартира пустая. Того, что им нужно, здесь нет. И ушли. Все. Поставили галочку.
А спросить не могли?
Выходит, нет. Очевидно, были причины.
Петя, я же на самом деле ничего не знаю.
Но ведь они же этого не знают.
А я им скажу.
Кому? Волков склонился над журнальным столиком и заглянул Гурскому в глаза. Саша, ну почему ты постоянно вляпываешься в какое-нибудь дерьмо?
А это потому, что, когда Хам торжествует, взгляд Адашева-Гурского на какой-то момент стал совершенно трезвым и очень, жестким, дерьмо на каждом шагу.
Ладно, Петр хлопнул себя по коленям, встал и достал сотовый телефон, давай собери что-нибудь из вещей, я пока звонок сделаю, и поехали ко мне. А то и правда, прибьют тебя в чужой игре.
А это вряд ли. Я неприбиваемый. Александр встал и, отхлебнув из горлышка, направился с бутылкой из комнаты. У нашего рода бронь.
Кем выписана?
А Господом нашим, обернулся Гурский. Спасителем.
Слушай, я вот тебя чуть не с детства знаю и до сих пор понять не могув тебе на самом деле гены бродят или ты выешься?
Против породы не попрешь. А ты чего из себя корчишь? Вон же телефон стоит.
Этому человеку, сказал Петр, надо звонить по этому телефону. И вообще, давай, давай И футболочку не забудь!