Колин? Да, я знаю который час, приятель, Байрон невольно улыбнулся. Да, какой я засранец я тоже знаю, ты не первый. Выйди из спальни, жену разбудишь. Криком. Угадай, у кого на камере фото нашего любимого лорда Уиггинса в компании пары горячих афганских ребят? Не кричи, у меня уши в трубочку. Да. О да, я знаю. Что я гениален, я знаю. Я же тебе говорил сразу, когда замяли дело с героином в его клубе, что тут все не так просто. О, повтори это еще раз Ладно, ладно. Завтра закину. Дай мне пару недель, и мы выстрелим таким материалом, что дело Чарли Менсона покажется Нет. Рано, у меня появились кое-какие идеи. Все. Завтра порадую. Нет, именно завтра. Сегодня я сплю.
Нажав на отбой, он с облегчением выдохнул и, поднявшись, облокотился о край раковины. Подняв глаза на зеркало, стон он сдержать уже не смог. Лицо было измазано в запекшейся крови и черте чем еще. Над бровью торчал осколок стекла, а из раны под ним все еще стекала струйка крови. Выдернув осколок и проследив, как медленно, будто бы нехотя, затягивается рана, включил воду.
И в таком виде он ехал по городу. Отдельный вопрос, как он сумел сесть на мотоцикл, но это уже другая история. Нет, все-таки иногда гребаная сдержанность англичан играла ему на руку. По крайней мере, или консьерж не заметил, в каком виде жилец явился домой, или сделал вид, что не заметил. Полицию не вызвал, к счастью.
Струи горячей воды с горем пополам смывали засохшую грязь. Итак, лорд Байрон, признайте, вы в заднице. Непоэтично, зато честно. Кто, кто в этом несчастном мире мог предположить, что помощник Уиггинса окажется Бессмертным и почует незваного гостя? Правда, выяснение отношений с «компаньонами» оказалось для него важнее, чем чья-то голова. Он решил, что с наглым гостем, пока он занят, вполне могут разобраться пара его людей. И они разобрались. Решив, что тощий (о да, после последних пары лет он наконец-то вновь мог так себя назвать) хромой мальчишка им не соперник, ребятки решили, что стрелять в него будет лишней тратой патронов. И, надо признать, бока они ему намяли знатно. Со вкусом. До того момента, как отвлеклись на попытки сломать его трость (черт, вот исчезновение трости Доку придется как-то объяснить). Поставленный удар боксера, пусть сейчас и в самом легком весе, это поставленный удар боксера. А когда он подкрепляется последующим выстрелом, то эффект становится еще интереснее.
Правда, бегство вышло все равно не самым удачным. Полет в овраг и сломанная шея в его планы не входили. Зато очнуться и понять, что его то ли не заметили, то ли босс не предупредил своих мальчиков, что мертвая жертва ему все равно нужна, и он все еще лежит на том же месте, было чертовски приятно. Неприятно было выть от боли, садясь на мотоцикл. В последнее время скорость регенерации подводила, и думать о причинах он не хотел. Как и спрашивать у Дока.
Он с трудом вылез из душа и, накинув халат, вернулся к зеркалу. Нужно было разобраться еще с парой неприятных мелочей. Например, со свалявшимися в какой-то адский колтун волосами на затылке, слипнувшимися от крови и комков глины из оврага. Вот им душ, к несчастью, не помог.
Из зеркала на него смотрел человек, глядя в глаза которого, он готов был согласиться со всеми, кто главным эпитетом к его имени считал «безумный». Тонкая паутина страха начинала затягивать сознание. Когда героиновый наркоман успел превратиться в адреналинового? Когда он начал ловить с этого кайф, сравнимый даже не с героиновым кумаром. Сравнимый с тем, что он чувствовал когда-то (или это был уже не он? Или еще не он?..) давно, когда сознание еще заполняло кружевное плетение слов. Вот только откат теперь был страшнее. Пальцы дрожали, виски ломило, а от боли в ноге хотелось выть. Док бы списал все на нервы. Сказал бы, что вся эта боль существует только в его фантазиях. Только в таком случае приходилось признать, что эти фантазии затягивали его все глубже и глубже. Что безумие уже не было игрой. Хотелось забиться в угол, стать меньше настолько, насколько это вообще возможно. Растворится в темноте и тишине, унеся с собой, прочь из этого мира, свое проклятье.
Две таблетки, глоток воды из-под крана. Нет, он не врал Доку, просто не смог бы. Никаких наркотиков, почти никакого алкоголя. А обезболивающее не в счет. Доктору нужен яркий, горящий Байрон, способный втянуть в нелепую авантюру, способный ночи напролет, в компании бутылки вина, болтать без умолку. Или просто молча быть рядом, но все равно гореть. А в нынешнем состоянии все, на что он способенрухнуть на кровать и забыться беспокойным сном.
Но пока о сне не могло быть и речи. Когда Док проснется, на происходившее ночью (или уже утром?) не должно было остаться и намека. Значит, в первую очередь, нужно было разобраться с волосами и пакетом
Лист шестой
Митос со вздохом потянулся и попытался встать со служившего ему постелью дивана. Осознания Зова и ощущение чьего-то тела на полу под ногами прорвались во все еще сонный разум одновременно. Взглянув на пол, Старейший с трудом удержался от желания то ли рассмеяться, то ли проматериться. Байрон с обвязанной полотенцем головой, в халате и и черт его дери, в сапогах, дрых на полу возле дивана. С одной стороны, бесспорно, радовало, что это чучело доползло до дома и, судя по всему, даже до душа. С другой, место для сна поэт выбрал, мягко сказать, не самое удачное. К тому же очень слабо верилось, что причиной такого выбора места, да и вида, был просто тяжелый день.
Митос свесился с дивана и потянул за край полотенца:
Милорд, вы не будете так добры, что хотя бы позволите Мать твою! Байрон, какого черта?!
Прическа поэта напоминала творение пьяного да к тому же слепого коновала. Назвать того, кто это сотворил, парикмахером язык не поворачивался. Непривычно коротко подстриженные волосы были неровными и торчали клоками в разные стороны.
Байрон, сев, с трудом пытался сфокусировать взгляд на Митосе:
Док Можно было просто переступить, дружище
Остатки хорошего настроения Старика потихоньку вылетали в трубу:
Мне повторить вопрос? До какого состояния нужно было нажраться, чтобы это сотворить?
Байрон тяжело вздохнул, прощаясь с последними надеждами на сон:
Тебе говорили, что ты пессимист? Нажраться Док, я возвращался ночью, не справился с управлением и улетел в канаву. Разбил свою и без того больную голову, а до кучи перемазался в глине. Надо было что-то делать с колтунами, а на большее я был не способен. Прости, но парикмахерский талант в число моих достоинств не входит.
Митос опустил на диван полотенце, которое все это время комкал в руках, и прикрыл глаза. Наверное, он никогда уже не сможет не искать в поступках этого мелкого пакостника тревожные звоночки. Хотя зарекаться было нельзя. Никогдаредкое слово в лексиконе человека, которому больше пяти тысяч лет. Тем более что версия Байрона звучала убедительно и вполне реалистично. Поэт тем временем перебрался с пола на диван и, усевшись рядом, с выражением вселенской скорби на лице ощупывал свою голову:
Но в одном, мой милый мудрый Док, ты правя выгляжу как последний урод. Как парижский клошар, которого заели вши и измучил лишай. Док, я ужасен.
Маклауд бы, наверное, принялся жалеть парня, но Митоса что-то в этой речи смущало
Док, я ничтожен. И только ты в силах мне помочь
О да, любимая песня этого гениального спекулянта. А еще эгоиста, нахала, беспардонной скотины и и, пожалуй, худшего на свете парикмахера.
Намек понят, Митос со вздохом поднялся с дивана. Ножницы оставил в ванной? Байрон молча кивнул. Наблюдать это убожество выше моих сил.
Ножницы нашлись действительно быстро, прямо в раковине. Но уходить из ванной Старик не спешил. Что-то было не так. Понять, что именно, труда не составило. В ванной комнате было идеально чисто. Хотя Митос точно помнил, что вчера, как минимум, на зеркале был след от зубной пасты, а занавеска слетела с одного из крючков. Человек, попавший в аварию, не доходит до спальни, одевает уличную обувь после душа, не в силах найти носки (босиком поэт ходил редко, по понятным причинам), но буквально до блеска вылизывает ванную?!
Хотелось осмотреться внимательнее, но из гостиной уже доносилось недовольное кряхтение, а препираться сейчас было слишком опасно. Нужно было как следует подумать на счет того, что Байрон скрывал на сей раз.