Она снова села, чуть подальше, уверившись перед этим, что под ней не окажется никаких гнезд.
У меня жена и шесть голодных детишек, пробормотал Бродяга, не будь жестокой. Он взмахнул рукой, словно прощаясь. Семь, поправился он. Я позабыл о чертовом Орасе.
А как зовут остальных? спросила Дженни.
Каких остальных?
Остальных шестерых.
Шестерых кого?
Шестерых детей.
Чьих детей?
Оставим это, сказала Дженни.
Оставим, согласился Бродяга, и чертовых приставал. Он поднялся и перешел к делу:Сколько у тебя денег?
Я я не считала, ответила Дженни. Она сунула руку под юбкупистолет был на месте.
Хватит на пинту?
Пинту чего?
Ох, уж эти чертовы девицы. Лучше дай сюда все, а я верну тебе то, что мне не надо.
Нет, возразила Дженни.
Что значит «нет»?
Я хочу сказать, не глупите.
Послушай, сказал Бродяга рассудительно, ты же не хочешь, чтобы тебя задушили?
Нет.
А чтобы стукнули по голове?
Нет.
И не станешь ждать, пока я надену башмаки, чтобы двинуть тебя в живот?
Нет. (А вдруг не сработает, не выстрелит!)
Тогда давай деньги.
Так не выйдет.
А как?
Если вы вежливо попросите и скажете «пожалуйста», я дам вам шестипенсовик. По пенни на каждого из членов вашей семьи.
Какой семьи?
Оставим это.
Как насчет чертова Ораса?
Дженни поняла, что этот разговор ни к чему не приведет. Она вытащила пистолет из-за подвязок и спрятала за спиной. Затем встала, в левой руке у нее была шляпа.
До свидания, сказала она, я ухожу.
Сначала давай сюда деньги.
Пожалуйста, не глупите.
Бродяга осторожно и с достоинством воздвигся на ноги.
В башмаках или без них, объявил он, я задушу эту чертову девицу. Он поплевал на ноги и заковылял к Дженни.
Мысленно обратившись к Гусару, Уотсону, мистеру Сандройду, Господу«умоляю, пусть все получится как надо», она навела на него пистолет.
Уходите, сказала она, или я буду стрелять!
(Он отвратительно хохочет, он понимает, что ей не хватит смелости Дженни ожидала услышать отвратительный хохот. Но хохота не последовало.)
О-о, произнес удивленный Бродяга, у нее при себе чертов пистолет. Он быстро шагнул назад, тяжело наступил на куст чертополоха, высоко подпрыгнул, чтобы не наступить на другой, и тяжело плюхнулся на землю. Нет, нет, сказал он, ничего такого.
Я собираюсь застрелить вас, сурово произнесла Дженни.
Ты не можешь, отозвался Бродяга, нежно ощупывая ногу.
Почему?
Потому что я наступил на чертополох и уколол большой палец.
Это не основание.
Нечто? Он разглядывал палец.
Множество людей было застрелено с уколотым большим пальцем.
Наступили на чертополох и укололи большие пальцы? удивленно спросил Бродяга.
Да, подтвердила Дженни.
Свои чертовы большие пальцы?
Дженни кивнула.
Я думаю, сказал Бродяга, на минуту отвлекшись от пальца, у тебя в этой сумке нет пинцета?
Боюсь, что нет.
Нет пинцета?
Нет.
Тогда как же, сказал Бродяга, вновь ощупывая ступню, как же эти чертовы девицы выдергивают свои чертовы волоски, если не пинцетом?
Дженни решила не развивать эту тему.
Мне пора идти, сказала она твердо.
Пока, отозвался Бродяга.
До свидания, попрощалась Дженни.
Она зашагала дальше. Дойдя до другой излучины реки, она обернулась. Бродяга был целиком поглощен тайнами собственной ноги. Дженни миновала поворот, ее сердце, все ее тело пело от радости
В половине десятого вечера Дженни подошла к стогу и решила здесь заночевать. Почти сразу же она совершила второе за этот день открытие. Первым было то, что Бродяги Безопасны. И это, разумеется, зависело от того, обладаете ли вы «Удивительным гибридом сторожевого пса и водяного пистолета», закрепленным на ноге, или нет. Второе открытие было безусловной истиной: общеизвестным фактом, что всегда существует другая сторона стога, за которой тебя не видно.
Увидев стог, Дженни решила переодеться за ним. Она зашла за него и обнаружила что ее видно всему графству Кент. Поняв таким образом, что по ошибке не зашла за стог, а оказалась перед ним, она обогнула его и снова оказалась перед ним. Оставалось еще две стороны, но выяснилось, что они заслуживают не больше доверия, чем первые две. Она поняла, что переодеться за стогом невозможно.
Теперь Дженни задумалась, что люди имеют в виду, говоря «спать под стогом». У стога не было не только «за», но и «под», он казался как-то странно, неправильно сложенным. Может быть, имелось в виду «спать наверху стога»? Дженни снова обошла его и обнаружила лестницу! Она села, не заботясь о том, насколько ее видно, и попыталась обдумать ситуацию. Скошенный луг спускался к реке, на берегу виднелось несколько неубранных копен. Недоконченный стог означал не только то, что ферма близко, но и то, что с самого утра на этот луг вернутся люди. Еще это означает, подумала Дженни, что фермер не опасается дождя, а фермеры всегда знают, какая будет погода. Более того, и это важно, они всегда встают очень, очень рано. Поэтому дело выглядело так: она может спать, не боясь дождя, на стоге, но встать придется очень рано, чтобы уйти до прихода фермера.
Хорошо. Дочь Гусара принялась строить планы.
1. Она переоденется у реки. Стог будет позади нее, а речка, затененная с другой стороны деревьями, впереди, так что ее никто не увидит.
2. Она умоется в речке.
3. Зубы! (Она немного подумала.) Пожалуй, так. Она съест апельсин на ужин, разрезав кожуру маникюрными ножницами, чтобы получились две чашечки из апельсиновой кожуры, и почистит зубы, используя одну из них.
4. Утром ей нужно быть готовой отправиться в путь сразу же, значит рюкзак нужно собрать заранее, чтобы уйти, как только она кого-нибудь увидит.
5. Значит, придется спать одетой. Но ведь тогда утром одежда будет выглядеть жутко.
6. Спать в одежде, а утром переодеться в зеленое платье, как только она проснется и уйдет отсюда? Но ей не хотелось носить зеленое, не перекрасив, из-за своего бедственного положения.
7. Прекрасная мысль! Спать в пижаме, надев сверху бежевое трикотажное платье. Все остальное положить в рюкзак, чтобы он был собран и стоял под рукой. А проснувшись, она подвернет пижамные брюки, наденет рюкзак и ботинки, тогда будет казаться что она просто в платье и без чулок, так может ходить кто угодно.
8. Одеться как следует можно будет немного позже, когда она умоется в речке.
Дженни поужинала. Апельсин оказался хорош, шоколад тоже, но финики при ближайшем рассмотрении разочаровали ее. Вряд ли кто-нибудь пересек или собирался пересечь пустыню, питаясь горсткой фиников; очевидно, у мистера Сандройда были неверные сведения. Дженни, облизнув пальцы после того, как справилась с двумя финиками, с облегчением вернулась к апельсину и с удовольствием подумала о предстоящем умывании. Чашечки из кожуры были готовы, она взяла рюкзак и направилась к реке
Закат догорал, сгущалась темнота. Краски неба потускнели, розовое и голубое смешивались, становясь серым; мир внезапно потерял свой цвет, свою песню, свой смех. Под сенью ольшаника река встретилась с ночью и начала выпускать щупальца темноты в сторону призрачной Дженни, склонившейся над ней. Дженни быстро выскользнула из одежды и поспешила назад к стогу. Быстро, пока еще не совсем стемнело, она приготовила все к завтрашнему утру. Затем Ночь спустилась и приветствовала Дженни обняла ее, когда она, дитя в своем доме-крепости, еще стояла на коленях, произнося молитвы Господу и своему Гусару.
СРЕДА
ГЛАВА ВОСЬМАЯДАЛЬНЕЙШАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ЛОНДОНЕ
I
Какая жалость, что по самой своей специфике лучшие статьи, посвященные успехам тети Джейн, не могли быть ею прочитаны. Все они, разумеется, были хвалебными. Начать с того, что она была актрисой, а в игре на сцене, единственном из искусств, существует некий критерий, согласно которому артист должен быть скорее разоблачен, чем открыт. Отчасти потому что (по тем или иным причинам) она заключала мало контрактов, отчасти потому что эти контракты сводились к единичным представлениям по воскресным вечерам, Джейн Латур так и не была разоблачена. Напротив, явное нежелание превращать свое искусство в источник дохода казалось достаточной гарантией того, что это чистое искусство; и в связи с ее неожиданной смертью (и тем, что бо́льшая часть ее авторов работала в новой манере, что на самом деле многое объясняло) это более чем оправдывало восторженный тон некрологов.