Становилось интересно. Меня что, уже куда-то пристроили?
Вот и кабинет директора. Я, почему то так и думал.
Можно, Вера Семеновна? Лариса Викторовна без стука открыла дверь.
Значит, ждали.
Проходи, Витя, не бо, осеклась, Проходи.
Проходи, Караваев, проходи, подхватила директор.
Мантру, что ли они наговаривают? Или зубы заговаривают? Это еще посмотрим, кто здесь кого боится.
Лариса Викторовна заходить не стала, осторожно закрыла дверь за моей спиной.
В кабинете директора был посетитель. Кроме меня, разумеется. Пухленький дядечка средних лет в серых штанах, бирюзовой рубашке без галстука и в летних полотняных туфлях легкомысленного голубого цвета. Он сидел справа от директора, на одном из поставленных в ряд у стены мягких стульев. Внимательно разглядывал меня, лучась доброжелательностью и счастьем.
Вера Семеновна вопреки своей комплекции мотыльком выпорхнула из своего директорского кресла и отодвинула один из стульев у совещательного стола.
Садись, Витя. Нет, подожди, давай сначала снимем ранец. Садись, не стесняйся.
«Чего они все дергаются?»мелькнуло в голове.
Хотя Чего тут не ясного?
Я сел. Руки как положено по-школьному сложил на столе. Спину выпрямил, подбородок приподнялхоть картину пиши. «Образцовый первоклассник» называется.
Дядечка полюбовался на меня с чуть заметной улыбкой, удовлетворенно кивнул и потянулся за папкой, которая лежала на стульях рядом. Покопавшись, достал какую-то газету и, ловко соскочив со стула, расправил ее на столе передо мной, не забыв перевернуть текстом в нужную сторону.
Так, вчерашняя «Правда». Старая добрая «Правда», два ордена Ленина слева, «Пролетарии всех стран соединяйтесь», «Газета основана», «Орган Центрального Комитета», номер, дата, «Цена 3 коп».
Я хрюкнул.
Что, Витя? дядечка оживился.
Я показал пальцем на муравья, присохшего в левом верхнем углу газеты. Дядечка поморщился.
Вот здесь, прочитай, пожалуйста, он ткнул пальцем-сарделькой в заголовок передовицы.
Я с шумом втянул воздух и начал представление:
За-а Я-я Вы Ле-е Ни-и Е, шумный вдох, Со-о Вет Ско-о Го-о.
Дядечка недоуменно посмотрел на директора. У Веры Семеновны кровь медленно отливала от застывшего лица. Глаза начинали превращиться в две зловещие щелочкиизвестная примета! Всей школе, между прочим.
Караваев!
Пра-а Ви-и
Вы ничего не напутали, Вера Семеновна?
Шлепок ладони по директорскому столу. Звякнула ни в чем не повинная чернильница.
Караваев! Хватит валять дурака!
Те-ель Ства! бодро закончил я, Фу-у!
Разве что пот рукой со лба не вытер.
Поднял глаза на пухлое создание в голубой рубашке.
Ну, вотлживого доброжелательства как не бывало. Растерянность, задумчивость, досада, какие-то догадки, предположения, оцепенение, опять растерянностькак в калейдоскопе. Что угодно, только не слащавое благодушие.
Теперь можно и пообщаться.
Я готов говорить с Вами, медленно с расстановкой произношу и с удовольствием наблюдаю, как лживый мужичок слегка вздрагивает, Только, один на один. Без посторонних.
В его глазах мелькает страх. Будто присохший к газете муравей заговорил человеческим голосом. Да, с выдержкой у вас, товарищ не все в порядке.
Мы синхронно переводим взгляд на Веру Семеновну.
Соляной столп!
Красивая все-таки женщина. Величавая русская красота. Даже в оцепенении прекрасна. Она вдруг с шумом отодвигает кресло, встает и решительно выходит из кабинета. Без особого приглашения.
Вот так. Я поворачиваюсь к мужику:
Вы не представились.
Он судорожно сглатывает.
Мои данные Вам известны. Мне Вашинет. Я слушаю.
СтарК-х К-х! ну откашляйся, откашляйся, прочисть горлышко, Старший оперуполномоченный Комитета Государственной безопасности СССР капитан Гришко Степан Андреевич.
Не фига себе, «старший», какая честь!
Степан Андреевич, присядьте.
Да что он на меня вылупился, как на говорящую мартышку? Хотя, понять его можно. Глазами видит малявку-первоклассника. А ушами слышит что-то невообразимое. Наверное, мало кто из ныне живущих с ним так разговаривает.
Вам удобнее общаться стоя?
Плюхнулся на стул напротив, пружины жалобно скрипнули.
Так вот, товарищ капитан государственной безопасности, специально называю его старинным званием времен Великой Отечественной, я готов сообщить о каналах связи, по которым мне стала доступна информация о событиях в Чили. Вас ведь это интересует? я похлопываю рукой по газетной передовице, Вот только прежде мне необходимо встретиться с Вашим руководством. Негласно. Предлагаю продолжить беседу на улице Ленина. Непосредственно в вашей конторе.
Откидываюсь на стуле, складываю руки на груди и пристально смотрю ему в глаза.
Только пешком я туда не пойду. Ребенок, знаете ли
* * *
Несмотря на относительно солидный чин, Степан Андреевич прибыли-с в школу на троллейбусе.
Фи, какой моветон! На тралике я могу и без него покататься. Вот хочу на машине с ветерком, так вынь, да положь!
Капитан даже быкануть попробовал. Типа, «сопляк, с кем разговариваешь». Шоу под названием «Гэбня показывает окравовлённые клыки свои».
Сопляк, говоришь? Ты даже не представляешь, насколько ты прав! Прервав его гневную чекистскую тираду, я вдруг оглушительно во весь голос заревел. Со вкусом, натурально, со слезами и соплями. Легко так получилось. Видимо, детскому организму тоже нелегко приходится. Каково это, носить в себе взрослое изуверское сознание?
А когда услышал топот ног за дверью, свалился на пол и, указывая рукой на оторопевшего «злодея», стал отползать в дальний угол комнаты по директорской ковровой дорожке. При этом, вставляя между плаксивыми руладами что-то вроде: «Не надо Дяденька, не бей Больше не буду».
Вот такую картину и зафиксировал ворвавшийся в кабинет высший педагогический состав школы. Отвратительную, скажем прямо, картину. Скандал заминали долго. Успели и машину вызвать, которую я заказывал, и школьного медика, которая задолбала своей ваткой с нашатырем.
А когда в этой карусели мы с капитаном опять случайно остались один на один, я, резко прервав судорожные всхлипы, спокойным голосом спросил: «Еще вопросы есть?». И тут же захлюпал снова, так как надолго нас одних уже не оставляли.
Таким образом, на «Волге» зловещего черного цвета я все-таки прокатился.
Очередная мелкая и не нужная победа.
Но самолюбие потешила.
Глава 8
Мы внимательно рассматривали друг друга.
Я искал к чему придратьсяхотя бы по внешним признакам, в плане возможной антипатии.
И не находил.
Стройный подтянутый мужчина лет сорока. Костюм, галстук, темно-серая рубашка, черные туфливсе обыденно, без вызова, но сидит как влитое. Не выразительное худое лицо. Чуток усталое, не загорелое, красавцем не назовешь. Серые спокойные глаза. Умные. Смотрит не мигая. Эмоцийникаких. Просто смотрит. Как на табурет. Мне почему-то это нравится.
Упрямо молчу и не отвожу глаз.
Что Вы хотели нам рассказать?
Еще два плюса ему в кассу.
Во-первых, после длинной паузы сам начал разговор.
Во-вторых, обращение на «Вы» к ребенку. Он мне все больше и больше импонирует.
Встаю, пересаживаюсь на стул ближайший к его письменному столу. Черт, ноги до пола не достают.
Неудобно.
Сергей Владимирович! Как Вы можете объяснить тот факт, что ребенок семи лет запросто оперирует сложными логическими построениями, без усилий формирует комплексные умозаключения и держит в своей голове такое количество информационных посылок, что не каждый взрослый в состоянии их запомнить, даже при значительном усилии с его стороны?
Молчит.
Действительно ищет ответ на вопрос.
Наверное гениальность. Физиологическая аномалия, говорит задумчиво.
Очень хорошо, Сергей Владимирович, что Вы первый произнесли это слово. Аномалия. Приблизительно так я это и расцениваю. Причем, наступившая в дискретной форме. Скачкообразно. После экстремального воздействия на детскую психику, в момент дорожно-транспортного происшествия. Позавчера. В 13.15 по Московскому времени. Напротив школы номер четырнадцать по улице Льва Толстого. Вы легко это можете проверить через свидетелей. Автомобиль «Москвич-433» фургон желтого цвета. Водительженщина лет тридцати, рост 165170, среднего телосложения, в зеленой униформе. Мне бы не хотелось, чтобы она пострадала. Я ей благодарен. До момента моего соприкосновения с машиной я был абсолютно нормальным средним ребенком.