Сумана, никогда не имевшего ни нормальной работы, ни приличных условий жизни, не могло оставить равнодушным такое предложение. А когда соблазнитель упомянул об австралийских врачах, которые смогут с легкостью помочь его больной дочери, сердце отца и вовсе дрогнуло. По словам рекрутера, для того, чтобы получить работу, необходимо было отправиться в порт, находящийся в сотне миль от их деревни, пройти там процедуру отбора и за свой счет оплатить билет на теплоход до Брисбена. Сумма, которую озвучил этот человек, была неподъемной для бедной семьи Пракашей. К счастью (а может, и к сожалению, но это выяснилось уже позже) не одни Пракаши соблазнились идеей трудоустройства в Содружестве наций. Отношения между людьми в той деревеньке были на удивление доверительными. И поэтому другая семья, которая каким-то чудом сохранила некоторые сбережения в виде драгоценностей, согласилась одолжить Пракашам средства на билет. Долг те должны были вернуть после того, как найдут работу.
И вот на старом пикапе сельского старосты несколько отчаявшихся семей со своими скромными пожитками проделали долгий путь по побитым и опасным дорогам до порта. Немалую часть своих сбережений бедолагам довелось отдать членам вооруженной группировки, контролирующей въезд в порт (в ответ на предъявленные листовки, выданные крестьянам рекрутером, по которым их якобы должны были бесплатно пустить в порт, боевики лишь рассмеялись). В доках их ждала не самая радужная картина. Огромный грязный палаточный городок, переполненный людьми, напомнил Суману лагерь беженцев ООН, в котором он провел детство. Не вызывал доверия и старый побитый ржавчиной теплоход под флагом неизвестной никому страны, пришвартованный у причала. Разительный контраст с этим ржавым корытом составлял огромный голографический биллборд, показывающий радостный рекламный ролик в духе: «Как прекрасно нам с семьей живется в Содружестве!» Они провели в этом лагере четверо суток, пока какие-то люди не провели им нечто отдаленно похожее на собеседование вкупе с врачебным осмотром. Эта странная процедура заняла минут десять, большую часть из которых сотрудники «рекрутингового агентства», не проявляя интереса к людям, рассматривали и оценивали драгоценности, которые им предлагали за билет. Еще двое суток они ждали, пока их погрузят на борт.
Условия на теплоходе были не подходящими даже для свиней. Трюм был битком набит людьми, которые спали прямо на полу. Еду и пресную воду было достать очень сложно, отощавшие люди отдавали за нее последние рубашки, дрались, ругались, бунтовали. Семнадцать невыносимо долгих суток злополучное старое корыто раскачивалось на волнах, опасно кренилось и трещало, готовое в любой момент пойти ко дну. И наконец прибыло в залив Джакарта. Они бросили якорь в двенадцати морских милях от берегатам, где когда-то располагались густонаселенные районы индонезийской столицы, погребенной ныне под толщей морской воды. Ближе их не подпустила береговая охрана, беспилотники которой угрожающе облетали облепленное голодными мигрантами судно. Ничего не объясняя, изголодавшихся и измученных мигрантов начали садить на весельные лодки и везти на берегно не в «зеленую зону» Новой Джакарты, а в неблагоустроенный пригород, печально известную «желтую зону», выросшую рядом с городом из лагерей беженцев. Тех немногих, у кого еще были силы возмущаться, вооруженные матросы быстро усмирили.
Стоит ли говорить, что ни в какой Брисбен их везти изначально не собирались? История умалчивает, на кого работали «рекрутеры». Но, по странному стечению обстоятельств, в пригороде Джакарты как раз активно строился промышленный центр. Единственной работой, которую можно было найти в округе, была эта самая стройка. И платили здесь рабочим сущие копейки. Ни о каких общежитиях, тем более в «зеленой зоне», не было и речи. Прорабы лишь смеялись и посылали куда подальше индийцев, пенявших на нанявшее их «рекрутинговое агентство». «Хотитеработайте, не хотитевалите», говорили они.
Не буду утомлять вас подробностями всех тягот и лишений, которые пришлось пережить обманутым людям в этой клоаке, куда они были выброшены на произвол судьбы. Скажу лишь, что за два года, которые Суман и Аванти вместе гнули спину на этой стройке, им удалось заработать лишь столько, сколько хватило, дабы не протянуть ноги. Их дочь Аша практически не росла, не ходила и не говорила. В один «прекрасный» день Суману на стройке упал на руку бетонный блок. Такое там случалось повсеместно, так как правила техники безопасности не соблюдались: рабочие вкалывали по восемнадцать часов в сутки, не имея даже элементарных средств защиты и не проходя никаких инструктажей. У Сумана были раздроблены все кости в правой руке. Милосердный прораб разрешил уколоть едва находящемуся в сознании рабочему обезболивающее и велел убираться со стройки, так как однорукие рабочие тут не нужны. Так же там поступали и с теми, кто погибал на стройкепросто сбрасывали трупы в яму и зарывали экскаватором. Едва добравшись до дома, Суман грохнулся без сознания. Много дней провалялся в горячке, но каким-то чудом все же оклемался. Аванти прекрасно понимала, что теперь муж не сможет прокормить свою семью. И к ней пришла шальная, упрямая мысль: они любой ценой должны попасть в Австралию, как изначально планировали.
Контрабандисты на черном рынке продавали «места» в трюмах грузовых судов, идущих в Сидней, по баснословным ценам. Был только один способ получить такие деньги. И Аванти использовала его: продала свою почку местным черным хирургам. Ровно за столько, сколько требовалось, чтобы оплатить места на корабле для всей семьи. Не успев еще отойти от операции, изможденная и едва держащаяся на ногах, вместе с одноруким мужем и больной дочерью, Аванти ступила на очередное ржавое корыто, заполненное людьми. Пракаши уже не верили, что эта посудина довезет их к лучшей жизнив их сердцах теплилась разве что отчаянная надежда.
Вот уже три года, как они нелегально живут в графстве Вуллондили в пригороде нашего замечательного города, более известном как «Новый Бомбей», подрабатывая на подпольной швейной фабрике. Их дочь все еще жива, хотя ей требуется серьезное лечение, которое они оплатить не в состоянии. Кроме меня, случайно познакомившегося с Суманом в нашем Центре милосердия, история Пракашей никого не заинтересовала. Если бы вы увидели их на улице, то начали бы брезгливо морщить носы или даже позвонили бы в 911, надеясь, что этих «грязных бомжей» вышвырнут из вашего чистенького района».
Как и предрекал автор, его статья вызвала на себя шквал гневных, презрительных, едких и ироничных комментариев. Кто-то вообще выражал сомнения в подлинности его историй и заявлял, что «знаем мы этих Суманов». Кто-то призывал автор не путать нечистых на руку дельцов, обманывающих доверчивых нелегалов, с властями Содружества и руководством корпораций. А я долго еще сидел, ошарашенно представляя себе все те злоключения, через которые прошли эти несчастные люди, о которых я этим вечером отзывался с такой неприязнью и презрением.
Поток информации из Всемирной сети совершенно меня потряс и мигом разрушил царящий в мыслях искусственный порядок, насаженный в «Вознесении».
Кто из этих людей говорит правду, кто ошибается, кто врет? Разобраться в этом нелегко, а порой и невозможно. И все же драгоценные зерна истины могут быть спрятаны где-то среди этого хаоса с такой же вероятностью, с какой могут лежать на поверхности в вечернем выпуске новостей одного из популярных общенациональных телеканалов. Странно лишь то, как легко я об этом забыл. Как мало времени понадобилось таким, как Кито и Петье, чтобы насадить мне свою точку зрения на мир! Да так ловко, что я начал принимать ее за свою собственную!
Если бы не спасительные полуторамесячные каникулы и если бы не общение с Робертом Ленцом, чьей мудростью я начинаю все больше восхищаться по мере того, как узнаю полковника поближея сам не заметил бы, как моим сознанием управляют, словно марионеткой.
«Никогда больше», скрежеща зубами от злости, обратился я к себе. «Никогда больше я не позволю никому собою помыкать. Никогда больше я не приму чужие слова на веру. Никакого, мать вашу, Алекса Сандерса, вы из меня не сделаете. Ну уж нет!»