Что тебя беспокоит? подавив вздох, поинтересовался я, присаживаясь на матрас.
Не знаю, ответила она, включив фонарик на батарейках, который сразу же развеял интимный полумрак, царящий в палатке. Мне кажется, нам так о многом следует поговорить. Столько времени прошло! Без единой встречи, без единой весточки от тебя. Дима, мне очень хотелось бы верить, что Роберт говорит правду, но неужели за все это время у тебя действительно не было ни единой возможности связаться со мной? Передать несколько слов через своего корешаэто действительно самое большее, что ты мог себе позволить?
Это действительно так, Джен! Ты не представляешь себе, сколько усилий мне стоило сделать хотя бы это! возмущенно отозвался я на этот несправедливый упрек. Ты что, не веришь мне?!
Я верю тебе, Дима, просто она замялась и закусила губу. просто я хочу, чтобы ты понял, как я себя чувствовала все это время, постоянно думая о тебе, но не видя, не слыша. Иногда мне казалось, что ты даже не живой человек, а таксон, фантазия. Иногда мне казалось, что нашу с тобой любовь я придумала
Но я живой, улыбнулся я. Вот же я, здесь, Дженни. Ты ничего не придумала. Я очень люблю тебя, и я очень по тебе скучал
Ты так легко произносишь это слово, задумчиво глядя на меня, констатировала Джен. Не задумываясь о его смысле. В университете я заметила, что многие парни произносят слово «любовь» словно заклинание, которое раздвигает девушке ноги. И на многих дурочек это действует.
Дженни смутился я, поймав себя на мысли, что она, может быть, отчасти права.
Но я не дурочка, Дима. Я прождала тебя все эти месяцы и записывала часы видеосообщений вовсе не потому, что в Австралии больше нет других парней. Я делала это, будучи уверенной, что между нами существует что-то большее. Какая-то тонкая связь на уровне душ и сердец, которая но вот сейчас я смотрю на твое лицо и вижу на нем лишь скепсис и усталость.
Ничего подобного!
Ты сам не замечаешь это, Димитрис, но ты думаешь сейчас: «бла-бла-бла, опять она завела песню о своей любви». Тебе хочется опустить эту бесполезную болтовню и перейти сразу к делу?
Под ее обвиняющим взглядом, который словно сканировал меня насквозь, я почувствовал себя в какой-то момент жалким существом, неспособным вознестись над своими пошлыми мыслями и животными инстинктами. Но чувство вины долго не желало задерживаться в душе. Вместо него почему-то начала появляться злость.
К чему ты клонишь, Джен? устало спросил я. Говори прямо. Ты больше не хочешь быть со мной?
Вовсе нет! Просто полтора года разлуки нельзя просто так вычеркнуть из жизни. Ты хочешь, чтобы я вела себя так, будто мы с тобой только вчера расстались. И я старалась, честно! Но все эти дни не прошли бесследнони для тебя, ни для меня. Мы стали другими людьми. И нам теперь, в какой-то степени, нужно по новому узнать друг друга
Это мы сейчас и делаем, по-моему, я приобняв девушку и попытался развеять ее тревогу беззаботной улыбкой. Заново узнаем друг друга. Безо всякой видеосвязи, только ты и я. Так, как мы и мечтали все эти годы! Помнишь нашу последнюю встречу у лагерного костра в «Юнайтед»?
Конечно, помню, она смущенно опустила глаза. Просто мне нужно время, чтобы привыкнуть к тебе снова. Я не могу просто так сразу лечь с тобой в постель.
Что ж, с трудом сдержав негодование, я нервно откинулся на матрас. Ну хорошо, давай тогда поговорим, о чем ты хочешь.
Я запоздало понял, что словесный оборот выбран неудачно. Должно быть, совсем разучился общаться с девушками. Ведь в извращенной женской вселенной вещи не принято называть своими именами.
Вот опять, как и следовало ожидать, грустно улыбнулась она, поднявшись и подойдя к стенке палатки, повернувшись ко мне спиной. «О чем ты хочешь». А чего хочешь ты, Дима? Только одного?
Чего ты хочешь от меня, Дженни? тут уж я не сумел удержать в себе раздражение, и мой тон оказался резче, чем мне хотелось. Оправданий? Извинений?
Ничего я не хочу удивленная моей вспышкой, молвила она, оборачиваясь ко мне.
Я не буду оправдываться и извиняться. Я устал от этого. Устал подвергаться унижениям и наказаниям за свое собственное естество. Устал стесняться и бояться того, что я человек, а не робот. Интернат сделал меня циничным? Может быть. Он научил меня ценить простые вещи, которые кажутся вам здесь чем-то естественным и неотъемлемым, о которых вы здесь даже не задумываетесь. Ты не представляешь себе, что это такое: когда ты не можешь пойти куда захочешь, съесть или выпить что захочешь, спать когда захочешь, поговорить с кем захочешь и о чем захочешь, получить нужную тебе информацию или поделиться ею. Когда ты сам себе не принадлежишь и ни на что не имеешь права!
Дима изумленно выдохнула она.
Знаешь что, Джен? я вновь подошел к ней и обнял за плечи. Я покаюсь тебе в своих грехах. В этой ужасной тюрьме, вспоминая о тебе, я не представлял себе пения соловьев и журчания ручьев. Я представлял себе твое лицо, твои глаза, твою улыбку. Твою нежную кожу с милыми веснушками, твои стройные ноги, твои упругие груди под моими ладонями. Я представлял себе, как наши губы сливаются в поцелуе, как мы нежимся друг у друга в объятиях и как занимаемся любовью. Ты обижаешься, что я не хочу ни о чем говорить? Да нет, хочу. Просто есть язык более красноречивый, чем язык слов. Можно говорить, что хочешь, но все эти слова и сообщенияхолодные и пустые. Лишь дыхание, которое ты чувствуешь, лишь тело, к которому ты прикасаешьсятеплые и настоящие!
Захваченная моей внезапной пламенной речью, не в силах ответить хоть слово, девушка, открыв рот от удивления, маленькими шажками отступала, пока я не прижал ее к брезентовой стенке палатки
О, Дима на лице Дженни было написано и удивление, и робость, и даже испугно были там и страсть, и желание. Она явно не находила в себе сил противостоять мне.
Можешь винить меня в том, что я порочный, пошлый, примитивный, озабоченный, какой угодно. Или просто прими мою примитивную любовь такой, какая она есть, прошептал я, мягко толкнув Дженни на матрас и сбросив с себя рубашку.
Дима, пожалуйста, подожди! она с просительным выражением лица протянула вперед руку. Прежде чем мыэ-э-э я должна тебе кое-что сказать.
Уверен, это может подождать, заверил я, сбросив с себя бриджи и присаживаясь рядом с ней.
Дима, я выдохнув, она наконец произнесла то, что никак не решалась. уже не девственница.
Щеки девушки покрыл румянец от стыда. В ответ на мой недоуменный взгляд она начала скороговоркой объясняться:
Понимаешь, мы с тобой так долго не виделись, я даже не была уверена, что ты помнишь обо мне, а вокруг была вся эта университетская жизнь, как ты и говорил, я поначалу старалась держаться в стороне от всего этого, но однажды так получилось, что это все была просто ошибка!
Она смотрела на меня умоляюще, с замиранием сердца ожидая моей реакции. В отблесках света фонарика, отражающегося от стенок палатки, разрумянившаяся и взволнованная, она была так сексуальна, что я с трудом понимал, о чем она вообще говорит.
Я понимаю, что ты сейчас, наверное, чувствуешь, Дима, правда, но пожалуйста
Дженни явно опасалась, что ее признание повергнет меня в шок и ярость. Как же она ошибалась! Стыдно сказать, но даже если бы она сейчас призналась, что за этот год ее перетрахала половина общежития, вряд ли это изменило бы для меня что-нибудь в этот миг. Она была передо мной, я хотел ее, и ничего больше сейчас не имело значения.
Я вспомнил тот случай, когда Рина показала мне сиськи, а затем случай с Мей, и даже хотел рассказать о них, чтобы успокоить девушку, мол, никто из нас не святой, но, подумав, решил приберечь это для другого случая.
Ты с ним все еще встречаешься? спросил я.
Нет, вовсе нет! Я же говорюэто была просто ошибка!
Тогда забудь об этом, придвигаясь к ней ближе, легкомысленно сказал я.
Тебя это совсем не беспокоит? отодвигаясь от меня по матрасу, с удивлением и обидой переспросила Джен. Тебе что, вообще все равно?!
Обиды и надутые губкиэто прерогатива девчонок. Мужчина может лишь уйти, хлопнув дверью, или остаться. Я остаюсь, произнес я твердолобо, склоняясь над девушкой.