Надо бы попробовать их успокоить, пробормотал я.
Лучше держись подальше, посоветовал Андерс. А то тебя задавят, прибьют или сделают, как меня, калекой. Был я уже как-то миротворцем. Люди в отчаянии, их словами не успокоишь.
Девушка с ребенком, которую я раньше приметил в очереди, села невдалеке прямо на пол и горько зарыдала. Ребенок уже и не кричалили спал, или от голода потерял сознание.
Ребенок без документов. Возможно, больной, перехватил мой взгляд Андерс. Молодую женщину, может, и пустили бы куда-нибудь. Но с ребенкомбез шансов. Лишние рты нигде не нужны.
И что же ей делать? нахмурился я. Не могут же все просто бросить ее здесь умирать.
Всеэто кто? горестно усмехнулся Андерс. Государства заботятся о своих подданных. А она чья подданная? Гуманизм Содружества очень избирателен. На «нерезидентов» он не распространяется.
И что же, грудной ребенок умрет, и никому не будет до этого дела?
Андерс посмотрел на меня с интересом.
Мальчик, ты, похоже, многого еще в жизни не видел.
Страсти в очереди, тем временем, накалялись.
Последний раз повторяюне лезьте сюда, шакалы! вопила женщина в очереди.
Вы все равно не пройдете! Прочь, карга! лысый мужчина грубо оттолкнул ее.
С криком молодой парень из очереди бросился на него, но лысый, явно более сильный, ударил его кулаком в лицо и тот плашмя упал на пол с подбитым глазом.
Бей их! крикнул кто-то из прибывших.
Стоять! Не пропускать! воинственно скомандовала женщина в очереди.
Толпа смешалась, взорвавшись криками и проклятиями. В гущу кинулись полдюжины новых мужчин и пару женщин, столбики попадали, ленточки перепутались, в воздухе летали чемоданы и ругательства на полудюжине языков.
Вы же люди! Перестаньте! взывал какой-то мужчина к голосу разума.
Нельзя же так! поддержала его какая-то женщина.
Получи, гад! верзила из очереди с ревом заехал кому-то в ухо своим кулачищем.
Я в полном смятении глядел на эту вакханалию, разрываясь между осторожностью и порывом броситься в самую гущу разнимать драчунов. Оглянувшись на Андерса, я заметил, что он даже не шелохнулся. Возможно, стоит брать пример с его спокойствия?
Мордобой едва не докатился до нас. Какого-то толстого мужчину кинули прямо нам под ноги, но он быстро поднялся и, не отряхиваясь от пыли, бросился на своего обидчика.
А затем под сводами терминала раздался резкий хлопок, с которым разорвалась светошумовая граната. По толпе прокатился вопль удивления, она невольно расступилась. Сквозь просвет в волнующемся море людей я рассмотрел на фоне вывески «Выход в город» десятка три офицеров СБ в угрожающего вида экипировке для подавления массовых беспорядков: тяжелых доспехах, шлемах с задвинутыми забралами, со щитами и дубинками. Они заканчивали выстраиваться в клин. Над строем парили несколько дронов, периодически ослепляя толпу яркими вспышками наподобие вспышек старых фотокамер.
Пассажиры! прозвучал компьютеризированный голос из недр одного дрона. Вы нарушаете правопорядок! Вам предписывается немедленно прекратить насилие и разойтись!
Да пошли вы! заорал кто-то из толпы. Впустите нас!
Впустите нас!! повторил еще кто-то.
И откройте чертовы пищевые автоматы!
Нам нечего есть!
Чертовы фашисты!
В сторону охранников аэропорта полетели случайные предметы из числа наименее ценного содержимого багажа и плохо привинченного имущества аэропорта. Щиты сомкнулись. Метательные орудия ударялись о них с громким металлическим стуком.
Компьютер еще несколько раз воззвал к благоразумию, но эти призывы были едва слышны сквозь усиливающийся гомон. Тогда дроны перешли к своей вспомогательной функции. В сторону людей неслышно засвистели тонкие дротики. Несколько активистов на переднем краю толпы, один из которых, засучив рукава, как раз размахивался для очередного броска, вздрогнули, задергавшись от ударов электрическим током.
Строй ощетинившихся щитами эсбэшников решительно двинулся на толпу, раздавая налево и направо мощные удары щитами и дубинками. Разили всех, кто попадался под руку.
Толпа, не ожидавшая такого жестокого обращения, попятилась. Тех, кто падал, нещадно давили. Самые сообразительные и уже бывавшие в таких переделках пассажиры прислонялись к стенам и закрывали лица рукамиих эсбэшники не трогали. Несколько драчунов, в том числе и давешний лысый мужик, попытались дать отпорим особенно досталось.
На месте, где прошел строй правоохранителей, осталось лежать с дюжину людей, которые ворочались, кашляли и стонали, заляпывая пол кровью. Среди них я заметил одного из давешних миротворцев, тщетно пытавшихся утихомирить толпу.
Убедившись, что толпа недовольных рассеяна и волнение подавлено, строй сотрудников СБ попятился назад, схватив и потащив с собой валяющихся на полу людей. Вскоре они исчезли из виду и все затихло. На место схватки подъехал робот-уборщик, принявшись методично отмывать кровь. Люди начали опасливо показываться из укрытий. Несколько самых бойких, воспользовавшись моментом, заняли освободившиеся места в очереди, но это не спровоцировало новых недовольных возгласоввсе были слишком шокированы.
После побоища установилась удивительная тишина. Очередь удлинилась, но никаких споров и пререканий больше не наблюдалось. Даже тон разговоров как-то незаметно сошел на шепот. Мрачная тишина, перемешиваемая шелестом шушуканий, окутала терминал. Я различал лишь обрывки фраз«безумие», «надеюсь, людям хотя бы окажут помощь», «кто-то должен за это ответить». Какая-то женщина плакала, причитая, что СБ побила и увела ее мужа, а ведь он ничего плохого не сделал, и она не знает, где теперь его искать.
Тишину нарушала лишь кощунственно доносившаяся из динамиков легкая и спокойная музыка, под которую впору было прогуливаться по магазинам беспошлинной торговли или попивать кофе.
Это ужасно, пробормотал я, помотав головой, будто стараясь согнать с себя наваждение. Я просто не верю в то, что видел. Как они могли так поступить?!
Мой собеседник ответил ироничной улыбкой, мол, «я же говорил, что наши жизни здесь ничего не стоят». Я вспомнил рассказы родителей из их прошлого, о том, как на начальных этапах становления селения полковник Симоненко железной рукой пресекал выступления недовольных. Может быть, иногда действительно требуется жесткость, чтобы сохранить порядок. Но неужели это было оправдано в этой ситуации? Может быть. Может быть, если бы не вмешательство СБ, то в драке пострадало бы больше людей. И все-таки мне кажется, что лупить дубинками всех без разбору было совсем необязательно.
Откуда ты э-э-э Димитрис, да? спросил Андерс, видя, что я раздавлен зрелищем этой бессмысленной драки. Я знаю в Греции лишь четыре «зеленых зоны»: Янина, Трикала, Арта и селение Новая Надежда невдалеке от Ларисы. Держу пари, ты родился в одной из них.
Я из Генераторного. Это около Олтеницы. В Румынии. Я не грек, просто имя такое. Долгая история.
О. Я думал, оттуда никого не успели эвакуировать. Твои родители?..
Они не смогли уехать со мной.
О, мне очень жаль. Поверь, я знаю, каково эторазлука с близкими.
Он тяжело вздохнул.
Сколько тебесемнадцать?
Пятнадцать, признался я. А что же вы? Откуда вы, мистер Андерс?
Я провел последние семь лет в Новой Софии. Это небольшое селение в Болгарии, под протекцией республики Ловеч. Там хорошо. Я даже начал надеяться, что там и умру. Но, похоже, не судилось.
Давно вы здесь?
Да нет Всего сутки. Меня запихнули в автобус вместе со стариками и малыми детьми, хотя я говорил, что не хочу никуда уезжать. Успели улететь на последнем самолете, поднявшемся из Ловеча перед бомбежкой.
Повезло, кивнул я, узнав в этой истории свою.
Повезло? он невесело усмехнулся. Ну, может, будь я молод, как ты, то да, радовался бы. Но старики смотрят на мир по-другому. Двадцать лет назад я оставил свою жену, двух детей и одну ногу в Копенгагене, над которым взорвалась термоядерная бомбалишь потому, что одна крошечная страна входила в один большой альянс. Все, что было после этогоэто не жизнь. Так, тени, воспоминания. Я смотрю на смерть иначе, чем молодежь. Для меня это будет скорее возвращением домой. Туда, где все, кого я любил.