Моими новыми соседями стали четверо ребят: трое «дикарей»Шон Голдстейн, Ши Хон и Сергей Парфенов, и один «сирота»Паоло Торричелли. Все эти имена, естественно, достались им не от родителей, а от воспитателей в центре Хаберна, когда они туда попали (в случае с «дикарями») или же совсем недавно от администрации интерната (для «сирот»). Наша комната была иллюстрацией многонациональности и многокультурности Содружества наций.
Шон был высоким, как каланча, щуплым чернокожим с крупными чертами простого, открытого лица. Он с восьми лет воспитывался в крупном центре Хаберна недалеко от Эль-Пасо, в Северной Америке. Шон был единственным из четверки, с кем я был шапочно знакомон играл в собранной мною злосчастной регбийской команде в тот самый раз, когда мяч угодил в голову Кито.
Ши оказался крепким, коренастеньким раскосым азиатом невысокого роста. В десять лет он попался одной из поисковых групп на пустошах Кореи и оттуда был доставлен в центр Хаберна на острове Калиматан.
Сережа был тихим, улыбчивым, немного стеснительным русоволосым славянином среднего сложения, отличительной особенностью которого был искусственный имплантат на месте левого глаза. С четырех лет несчастный одноглазый ребенок взращивался в одном из маленьких центров Хаберна, основанном в независимом поселении на пустырях русской тундры, а после его закрытия был переведен в более крупный центр в Турине.
Паоло, или, как его разрешалось называть сокращенно, Поль, был худощавым, нескладным и неуверенным в себе подростком, итальянская фамилия которого, придуманная компьютером, необязательно указывала на происхождение. Он не хотел ничего рассказывать о своей семье. Я мог ошибаться, но, кажется, Паоло был одним из тех, у кого в первые недели постоянно случались срывы и истерики из-за отсутствия доступа к виртуалке и онлайн-играм.
Рад знакомству, кивнул Шон. Ты ведь наш новый староста, верно, Алекс? Я слыхал, ты провел уже немало времени в этой дыре
Полегче на поворотах, старина, если не хочешь схлопотать дисциплинарку, вовремя остановил его я. Мы все должны быть благодарны нашему родному интернату, который согласился приютить нас и сделать из нас людей. Верно?
Внимательно посмотрев мне в глаза, Голдстейн, похоже, уловил засевшую там нотку иронии и, понимающе закивал, усмехнувшись.
Ну конечно! Ну я и растяпа, хлопнул он себя по лбу, подмигнув. Спасибо за напоминание!
«С этим мы поладим», решил я, сдержав ответную усмешку.
А ты тот самый Хон, что за два месяца схлопотал семнадцать дисциплинарок? спросил я, поворачиваясь к угрюмому корейцу. Судя по твоей неразговорчивости, ты уже и «зубрильную яму» успел отведать.
Что ты об этом знаешь? холодно спросил Ши, вперив в меня решительный взгляд своих серых глаз. Такие пай-мальчики, как ты, вряд ли представляют себе, каково этопровести там пять дней без единого глотка свежего воздуха
Я знаю об этом достаточно, перебил его я. Я провел там двадцать четыре дня.
Да ну?! недоверчиво-восхищенно вскричал Сережа, и его единственный живой глаз радостно заблестел. И за что это тебя так?
За серьезное нарушение. Но там я многому научился. И таких ошибок больше не повторял. Надеюсь, и вы не станете. Я буду за вас ответственным. Все проблемы, которые вы создадите себевы создадите и мне. А я бы не хотел иметь проблем из-за васхватает и своей дурной головы. Надеюсь, с этим все ясно?
Ясно, серьезно кивнул Голдстейн. Я лично никого подставлять не собираюсь.
Я тоже! охотно поддакнул ему Сережа.
Как насчет тебя, Хон? я испытывающе глянул на упрямого корейца. Не хочешь наконец немного сократить свой список?
Мне не страшны ни записи в моем деле, ни карцер, решительно покачал головой он.
«Жесткий парень», признал я. «С этим придется повозиться».
Но я не хочу, чтобы у других были из-за меня проблемы, после паузы добавил Ши, не сводя с меня взгляда. Раз уж в этом чертовом месте опустились до того, чтобы связывать людей круговой порукойя буду стараться не навлекать на вас неприятности.
«Восемнадцатую дисциплинарку за «чертово место» ты только что получишь, приятель», мысленно подумал я. И все-таки этот парень мне определенно нравился.
А ты что скажешь, Поль? я повернулся к последнему из своих новых соседей.
У меня никаких проблем нет, нервно покачал тот головой, сидя в углу на своей койке. А если и будут, то скорее из-за вас, чем из-за меня.
В каком это смысле? не понял Шон.
А вы сами-то не понимаете? Не понимаете, что попали в «черный отряд»?
Что ты имеешь в виду? нахмурился я.
Ну мне все рассказали немного смутился под нашими взглядами Торричелли.
Что«все»? И кто это тебе рассказал? надвинулся на него я.
Неважно, покачал головой Паоло, подобрав под себя ноги и испуганно оглядев нас. Я ничего вам не расскажу! А если будете меня обижатьвоспитатели все увидят!
Да кому ты нужен, чтобы тебя «обижать»? презрительно прыснул Хон. Что у тебя вообще за проблемы, сиротинушка?
Не называй меня так! рявкнул Поль с обидой в голосе. Это неправильно! Ты не имеешь права! Тебе за это дисциплинарку выпишут!
С чего ты взял, что мы хотим тебя обидеть? продолжал допытываться я.
А чего мне еще ожидать, оказавшись в «черном отряде»? встревоженно прошептал он. Это несправедливо, что я оказался здесь! Я ведь так старался на всех тестах! Ничего почти не нарушал! Эти четыре несчастных дисциплинаркитакая мелочь, и все по глупости, по незнанию. И за что меня распределили в отряд с самыми отъявленными нарушителями?!
С чего ты взял, что?..
Да все это знают! Спросили бы у кого из старших! Профессора Кито всегда ставят куратором «черных отрядов». Это у него будет уже четвертый. И определили к нему худших из худших. Чего стоит парень с семнадцатью взысканиями? Или староста, проведший двадцать четыре дня в спецгруппе? Я все понимаю, кроме одногоменя-то сюда за что?!
Слушай, ты, хнычущая девчонка, гневно молвил Голдстейн, хрустнув плечами. Не знаю, чего ты там где услышал, но тебе предстоит провести с этими «худшими» два года. И если ты не изменишь свой тон, то, я боюсь, это будет не самое приятное времяпровождение
Это угроза?! Угроза?! заверещал Поль испуганно. Он угрожает мне, староста! Заставь его поприседать немного!
Голдстейн, Торричеллипо двадцать приседаний, спокойно велел я.
Что?! А мне-то за что?! вскричал Поль.
Тебе тридцать. Двадцать за оскорбление в адрес товарищей. Десять за пререкание со мной.
А Голдстейну за что? спросил Ши.
За оскорбление товарища.
Тогда я присяду столько же, кивнул китаец и, повернувшись к Полю, произнес:Ну и жалкий же ты червяк, Полли. Надо же попасть с таким хорьком в одну комнату
Довольно, а то наговоришь на сотню, осадил его я.
Хон молча начал приседать посреди комнаты. Голдстейн, глянув на меня и кивнув, стал рядом. Торричелли, обиженно бормоча что-то себе под нос, неохотно присоединился к ним. В отличие от Шона и Ши, которые выполнили свои двадцать быстро и четко, он приседал удивительно неуклюже и с видимым напряжением. Тридцать приседаний, которые я ему назначил, оказались для сироты сложной задачейбыло похоже, что он не приседал столько за всю жизнь.
Н-не могу больше, скривившись, пожаловался он на двадцать седьмом разу, и присел на кровать, едва не плача. Это было нечестно! За что вы надо мной издеваетесь?!
«Дикари», усмехнувшись, переглянулись между собой и выжидающе уставились на меня.
Что ж, все мы в разной физической форме, но одинаково обязаны придерживаться дисциплины, изрек я. Для Поля его двадцать семь раз точно стали хорошим уроком. Надеюсь, что и для вас двадцать не прошли дароминаче в следующий раз будем начинать с пятидесяти, или с сотни. Хоть с тысячи. Лишь бы вы задолбались и ноги у вас отваливались. В этом весь смысл наказания. Боль. Она заставляет помнить.
Убедившись, что никто из присутствующих, даже Сережа, избежавший какого-либо наказания, больше не улыбается, я решил, что стоит разбавить свою последнюю жестокую реплику чем-то ободряющим.