Ей будет тяжело с этим ребенком. Честно говоря, у него не очень много шансов выжить
Сын будет хорошо! упрямо сжав губы, решительно заявила девушка, видимо, поняв смысл слов Андерса. Я не бросить никогда, даже если умереть!
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы по щеке не прокатилась слеза. Оглянувшись, я заметил, что несколько людей наблюдали за этой сценой с немым, бездеятельным состраданиемс таким же, как смотрели на ищущую своего мужа женщину или тихо бредящего психа.
Что случилось с людьми? тяжко вздохнув, риторически спросил Андерс. Со всеми нами?
С молодой матерью, покровителем которой я невольно заделался, я успел поговорить не так уж и долго.
Как тебя зовут? спросила она на своем ломаном английском.
Димитрис.
Д-и-м-и
Дима, назвался я сокращенным именем
Спасибо, Дима. Спасибо Но меня ведь все равно не пропускать, в ее голосе было тихое отчаяние. Я говорить им, что некуда ехать кроме здесь. Что маленький сын. Но они не пускать.
Ей всего лет двадцать и она достаточно красива. Она могла бы жить другой жизнью. Но ей не дали ни малейшего шанса. Я, может быть, уеду в Сидней, если повезет. А куда денется она? Мое сердце болезненно сжималось.
Как зовут твоего сына? спросил я.
Я назвать его Уоллес, как Протектора. Я думать, это поможет ему выжить. Но они не пускать, по ее щекам снова потекли слезы.
Мне захотелось как-то утешить, успокоить ее, но я не знал, как. Пустые слова ничего не значили, а дать ей стоящий совет я не мог, потому что не знал, что ей делать. Скоро мы расстанемся и больше никогда не увидимсяпотому что она никогда не попадет в Содружество и никогда не бросит ребенка, а я не смогу взять ее с собой. Мне бы лучше поскорей уйти, даже не знать, как ее зовут. Попытаться забыть про нее и не замечатькак это делают все.
Жаль, что таких добрых людей, как ты, мальчик, не так много. Тогда мир был бы другим, произнес философски хромой датчанин.
Я так и не ответилего глаза внезапно расширились от удивления и он отступил от меня на несколько шагов. Я не сразу додумался обернуться. За моей спиной стояли трое сотрудников СБ.
Это вы Войцеховский? На вас поступила жалоба из-за рукоприкладства и угроз в адрес пассажиров у пищевых автоматов, сказал один.
Да вы что? я неуверенно усмехнулся. Быть того не может! Это чистой воды клевета! У меня пытались отобрать еду, которую я купил за свои кровные!
Они ничего не делать! Я все видеть! Он мне помогать! сразу же вступилась за меня азиатка.
Ну что вы, это очень вежливый молодой человек, он бы никогда поддержал ее Андерс.
Как бы там ни было, мы вынуждены просить вас пройти с нами. Требуется составить протокол.
Без проблем, я нервно улыбнулся, затем обернулся к Андерсу и матери. Не беспокойтесь за меня. Я скоро вернусь.
Люди смотрели, как меня уводят, кто с опаской, а кто с безразличием. Что касается меня, то я убедил себя, что никакой проблемы нет, и всячески храбрился, пока вежливые офицеры охраны вели меня к какой-то неприметной двери с надписью «Только для персонала», попросили меня сдать им свой рюкзак, все предметы из карманов и коммуникатор («Такой порядок»), а затем по длинным полутемным коридорам. Сердце беспокойно заныло лишь после того, как мы спустились по какой-то лесенке вниз и я оказался в коротком коридоре с рядом одинаковых, тяжелых железных дверей. В этом коридорчике нависла мрачная атмосфера.
Идущий первым правоохранитель воспользовался сканером отпечатков пальцев, чтобы открыть одну из дверей.
Проходи! сзади меня слегка подтолкнули.
Едва я шагнул в темное помещение без окон, как почувствовал, как мне кто-то сделал подножку, и от неожиданности грохнулся на пол. Звуконепроницаемая дверь с неприятным хлопком затворилась, погрузив помещение в тишину. Свет шел лишь от тусклой лампы под потолком. Вокруг меня раздавались шаги нескольких людей.
Вы что делаете?! чувствуя, как сердце вырывается из груди, я инстинктивно отполз и прислонился спиной к стенке. Вы не имеете права! Я ничего не сделал!
Да что ты говоришь, босота? в голосе говорившего звучало презрение.
Я резидент Альянса, много раз был в Содружестве! Я внесен в ЕРФО, посмотрите, я за всю жизнь не совершил ни одного преступления
А-ну заткнись! меня лягнули ногой.
Я инстинктивно закрылся рукой, но этот жест не понравился допрашивающим. Один из них несильно хлопнул меня дубинкой по руке. Я взвыл от боли, задергавшись от мучительно проходящего по всему телу электрического заряда. Волосы на голове, кажется, встали дыбом. Если бы я не был в туалете всего час назаднаверняка я бы описался. Меня никогда по настоящему не избивали. И я не подозревал, как это больно.
Один из мучителей засмеялся.
Страшно, да, резидент Альянса? Перся бы ты назад в свой гребаный Альянс! Вы развязали войнувот и перлись бы туда, дохли бы на ней! Чего вы сюда претесь?!
Я
Заткнись, я сказал! Думаешь, ты можешь прийти сюда, загадить наш аэропорт, устраивать здесь беспорядки и тебя за это еще по головке погладят?! Или, может, пустить тебя в Содружество? Там же как раз не хватает дармоедов!
Да я ничего не сделал! На меня самого напали, пытались отобрать еду, сбивчиво пробормотал я.
Думаешь, нам не все равно, кто из вас, грязных животных, был зачинщиком?! Я скажу тебе так, сукин сынесли твоя мама не научила тебя вести себя воспитанно, то я уж точно научу. Хочешь отведать еще раз моей дубинки?
За что?!
Я получил резкий удар и вздрогнул всем телом, заорав. Двое из трех засмеялись. Меня пнули ногойне сильно, скорей для острастки. Бил не тот, что говорилвторой. Третий вообще ничего не делал.
Называй меня «сэр», приказал голос. Я офицер службы безопасности, а не какой-то хер с горы, понятно? Если я захочу, я тебя на ноль помножу, сученок, никто и не узнает. Понял? Понял меня, я спрашиваю?!
Да сэр, с ненавистью пробормотал я.
Смотри, он быстро учится! засмеялся голос. Может, этого дармоеда можно и к работе приучить? Так, а ну-ка почисти мне, для начала, ботинки. Живее, мразь или тебе руку сломать?!
В тусклом свете лампочки я видел трех здоровых мужчин в униформе СБ, со шлемами, забрала которых скрывали лица, в маленькой полутемной комнатке с запертой дверью. Я с ужасом осознал, что эти люди олицетворяют, по сути, единственную здешнюю власть, и мне неоткуда ждать помощи. Если я буду упрямитьсяони просто замордуют меня до смерти.
Чем я должен их чистить сэр?! содрогаясь от унижения, спросил я дрожащим голосом.
Мне все равно. Руками или языком.
Даже не знаю, согласился бы ли я на такое унижение, или скорее позволил бы им избивать себя дальшено в этот момент в дверь требовательно постучали.
Ей! Что здесь происходит?! спросили снаружи гневно. Немедленно откройте!
Все трое расступились и зашушукались. Затем один из них спешно поднял меня на ноги и шепнул на ухо «Молчи, мразь», а второй подошел к двери и отпер засов. В помещение ворвался, сверкая гневом, молодой офицер СБ без шлема, смуглый и с густыми черными волосами.
Мы составляем протокол, Джонсон! елейным голосом сказал бивший меня эсбэшник.
Мое сердце сжалось, но я набрался решительности и сделал шаг вперед.
Они меня били и заставляли чистить ботинки! Это произвол!
Джонсон внимательно посмотрел на меня и, подойдя к своим подчиненным, по очереди поднял забрало на шлеме каждого из них. Затем неожиданно нанес удар в солнечное сплетение заговорившего с нимграмотный и сильный, как настоящий боксер. Ойкнув, тот согнулся пополам.
Ты настоящий подонок, Хайнс, сказал он второму, а затем он повернулся к третьему, пареньку лет восемнадцати. Что до тебя я очень разочарован, увидев тебя здесь.
Сэр, я
Не надо мне оправданий. Сегодня вечером я жду от вас всех объяснительной. А теперь пошли вон!
Проводив повесивших голову эсбэшников суровым взглядом, Джонсон обернулся ко мне.
Я приношу за них извинение от имени администрации аэропорта.
Спасибо большое, что вы меня выручили, с чувством сказал я. Пожалуйста, просто отпустите меня, и я ничего никому не расскажу о том, что здесь было!