Работа здесь не имела ничего общего с тем, что можно увидеть в кино. Она состояла, в основном, из тягучей бумажной волокиты, которая, хоть и велась в электронной форме, способна была свести с ума своим непостижимым объемом и отсутствием очевидного смысла. Канцелярское рабство разбавлялось редкими выездами на следственные действия, на которые меня звали словами «Пошли проветримся». Филипс возил меня на все выезды подряд, а Паттерсон норовил затащить лишь в самые пакостные места, где можно лицезреть по-настоящему отвратительные картиныон называл это «дать понюхать дерьма» и полагал это неотъемлемой частью воспитания будущего детектива.
Возвращаясь домой затемно, измотанный до предела, я раздевался, едва заставлял себя выполнять двадцатиминутный комплекс упражнений, принимал душ и валился спать, как убитый, чтобы проснуться в пять утра, успеть на тренировку и без пятнадцати девять уже быть на рабочем месте, где я должен был сварить и подать Паттерсону его ристретто (Филипс обычно был на работе с восьми и предпочитал простую воду). Это продолжалось шесть дней в неделю, и неоценимым плюсом такого графика была абсолютное отсутствие времени для хандры.
Свой единственный выходной я, как правило, проводил в одиночестве, ведь как раз по воскресеньям Джен дежурила в больнице. Само собой, я понятия не имел, чем она живет. Иногда мы не общались несколько дней подряд, если не считать редких мультимедийных сообщений довольно тривиального содержания.
Тебе бы больше подошло быть патрульным, сказала мне Джен одним воскресным утром, когда я успел застать ее перед выходом из дому. Они носят приличную униформу, пользуются уважением у людей и у них нормированный рабочий день. Зачем тебе нужна эта ужасная работа?
Ты ведь хотела, чтобы я перевелся на ФСОРД, буркнул я, отжимаясь от пола на кулаках, пока она одевается.
Это ты хотел. И речь тогда шла не о том, чтобы работать сутками в таком ужасном месте.
А чем, по-твоему, должны заниматься копы? Поливать цветы на городских клумбах?
Так или иначе, ты не обязан сидеть в этом участке сутками. Твоя рабочая неделясорок часов.
А у тебя разве не так? Но ты же не вылезаешь из своей больницы.
От нас зависит здоровье людей, а иногда и жизнь, возразила Джен, мастерски нанося на лицо свой аккуратный макияж. Приходится отступаться от своих интересов.
Тебе может быть сложно в это поверить, но мы там тоже заняты кое-чем важным.
Я набираюсь опыта, который позволит мне в будущем стать квалифицированным и хорошо оплачиваемым специалистом, привела еще один аргумент девушка.
Я тоже, отжавшись пятидесятый раз, выдохнул я.
Димитрис, устало закатила глаза Джен. Я надеюсь, ты не собираешься всерьез работать всю жизнь в этом своем 122-ом участке? Есть ведь детективы, которые расследуют экономические преступления, расследуют коррупционные скандалы и финансовые махинации, борются с киберпреступностью. Есть патрульные и участковые, которые работают в приличных районах, в конце концов. Не все полицейские занимаются тем, чем твои Паттерсон и Филипс. Разве это то будущее, к которому ты стремишься?
Да ни к чему я не стремлюсь, раздраженно ответил я, продолжая упражнение. Ни к чему.
Может, хватит уже себя жалеть? не выдержав, выпалила девушка. Ты делаешь себе только хуже. Посмотри за окно. На дворе 8-ое августа, 83-ий год! Тебе пора двигаться дальше.
Дальше? И что там дальше?
Выполнив отжимание в сотый раз, я поднялся на ноги, растянул мышцы, и обратил изучающий взгляд на девушку. Дженет Мэтьюз, как всегда, выглядела красиво и опрятносерьезная, изысканная и аккуратненькая в своей новенькой блузке, в которой она надменно прохаживалась по квартире, собираясь на дежурство в свой Институт хирургии глаза. Ее можно прямо сейчас фотографировать и разместить на плакате, призывающем молодежь избрать правильный путь в жизни. Понимает ли она хоть немного, что я сейчас переживаю, какие мысли наполняют меня?
«Нет», грустно признался я себе. Человеку, с которым я прожил четыре года в одной квартире, не так уж много известно о моем внутреннем мире. Весть об убийстве моих родителей не способна была заставить Джен выбиться из ритма своей целеустремленной, прагматичной, распланированной по часам жизни. В первые дни и даже недели после страшной новости она действительно проявляла ко мне особое внимание и сочувствие. Но когда миновали месяцы, а депрессия никак не проходила, сочувствие постепенно сменилось недоумением. Вот теперь наступила очередь раздражения.
А может, я сужу о ней неверно? Может быть, она искренне беспокоится за меня и хочет помочь, но я просто не пускаю ее себе в душу, боясь проявить слабость? В конце концов, если уж она не является близким мне человекомто у меня нет близких людей вообще.
Дженни, не хочешь остаться сегодня со мной? неожиданно я.
Что?
Нет, серьезно, останься дома сегодня. Или давай сходим куда-то. Я не хочу снова торчать здесь в одиночестве.
Димитрис, ты же знаешь, я на практике! Ровно через полчаса доктор ждет меня, девушка с показным недовольством посмотрела на время. У него сегодня две операции.
Ты никак не можешь отпроситься на денек? Прошу тебя, подойдя к ней, я нежно взял ее за руку и прижался к ней щекой.
Эй, ты бы хоть душ принял, запротестовала она, отстраняясь.
В глазах девушки в этот миг мелькнула некоторая растерянность. Выражение ее лица говорило, что я вел себя не так, как она привыкла за четыре года нашей с ней совместной жизни.
Димитрис, ты что? растерянно спросила она, мягко высвободив руку. Ты же знаешь, я не могу. Прости, я должна идти. А ты мог бы пойти встретиться с кем-то из ребяттогда не придется сидеть целый день в одиночестве, и ты придешь в норму.
Может, ты и права, Дженни. Но со мной творится неладное. Мне постоянно снятся кошмары, я просыпаюсь ночью весь в холодном поту, признался я тихо. Я потому и начал спать на диване, что боялся потревожить или испугать тебя. Послушай, мне действительно надо остаться с тобой сегодня, поговорить ведь у меня никого кроме тебя больше нет.
Мой искренний порыв оказался неожиданным для Джен. Несмотря на жизнь вместе и совместный быт, в последнее время между нами установилось нечто вроде дистанции, и в этот момент девушка, мысли которой были полны других проблем, не была готова к широкому шагу навстречу, чтобы сократить ее.
Димитрис, тебе нужно обратиться к психологу. Я неправа, что раньше не настояла на этом. Иногда мы просто не можем справиться со своими проблемами сами. Это нормально, произнесла она голосом, полным вежливой врачебной обеспокоенности.
Мне не нужен психотерапевт с его шаблонными советами, Джен. Я нуждаюсь в близком человеке рядом, устало вздохнув, произнес я. Мы с тобой столько лет вместе, но так редко говорим по душам. Как тогда, в «Антарктиде» прошлым летом, помнишь?
Конечно же, я помню, смутилась она.
Я вдруг вспомнил первый год после моего выпуска из интерната, когда она была безумно в меня влюблена и всячески проявляла ко мне внимание, но весь год я был к ней прохладен и погружен в свои дела.
Прости меня. Я многое вокруг себя не замечал. Я был никудышным парнем, Дженни. Но я исправлюсь, обещаю. Только не уходи сейчас, ОК? я снова взяв ее за руку.
Тебе не за что извиняться, Димитрис. Все хорошо, Джен сжала мою ладонь и улыбнулась, но ее глаза косились в сторону двери. Я очень дорожу тобой, и мы действительно мало времени проводим вместе. Я рада, что ты это сказал. Но сейчас я правда должна бежать. Давай вечером сходим куда-то. Заметано?
Хорошо, Дженни, я не стал спорить или выказывать обиды, а лишь улыбнулся и поцеловал ее прохладную руку. Буду ждать тебя.
Но в этот вечер мы так и не «сходили куда-то»Дженни задержалась на практике допоздна, присутствуя, как это позже выяснилось, на какой-то незапланированной операции. Связи с ней не было. Я прождал ее допоздна и уснул на диване перед телеэкраном, бормочущим что-то невнятное, а в три часа ночи проснулся с криком от очередного кошмара.
Дженет мирно посапывала на кроватиона любила спать в наушниках, и потому не слышала этого крика, как и всех предыдущих минувшими ночами. В какой-то момент мне захотелось прилечь рядом и обнять ее, чего я не делал уже очень давно, но я так на это и не решился.